Все предельно (сборник) - Стивен Кинг

— Что за глупость, убери их. Мистер Флетчер пришел сюда лишь для того, чтобы помочь нам кое в чем разобраться. В самом скором времени он вернется в свою страну, но… — Эскобар глубоко вздохнул, чтобы показать, как он сожалеет об этом, — …пока он — наш почетный гость.

«Нам совершенно не нужны эти вонючие наручники», — подумал Флетчер.

Женщина, выглядевшая, как сильно загоревшая невеста Франкенштейна, наклонилась к Эскобару и что-то ему зашептала, прикрыв рот рукой. Эскобар кивал, продолжая улыбаться.

— Разумеется, Рамон, если наш гость попытается выкинуть какой-нибудь фортель или поведет себя агрессивно, тебе придется умерить его прыть, — он загоготал, картинный, телевизионный смех, потом повторил все по-испански, чтобы Рамон понял его так же хорошо, как и Флетчер. Рамон с серьезным видом кивнул, повесил наручники на ремень и отступил назад, за пределы периферийного зрения Флетчера.

Эскобар сосредоточил все внимание на Флетчере. Из кармана яркой красно-зеленой гуайаверы достал красно-белую пачку: «Мальборо», сигареты, которым отдает предпочтение население стран Третьего мира.

— Закурите, мистер Флетчер?

Флетчер потянулся к пачке, которую Эскобар положил на край стола, потом отдернул руку. Он бросил курить три года тому назад, и полагал, что вновь вернется к этой дурной привычке, если ему удастся выбраться отсюда, а также наляжет на виски, но в данный момент он вполне мог обойтись без сигареты. Он лишь хотел, чтобы они увидели, как трясутся его пальцы.

— Может, позже. Сейчас сигарета может…

Может что? Эскобара сие не интересовало. Он понимающе кивнул и оставил красно-белую пачку на том же месте, краю стола. А Флетчер внезапно увидел себя, остановившегося у газетного киоска на Сорок третьей улице и покупающего пачку «Мальборо». Свободный человек, покупающий сладкую отраву на улице Нью-Йорка. Он сказал себе, что обязательно это проделает, если выберется отсюда. Проделает точно так же, как некоторые люди совершают паломничество в Рим или Иерусалим после излечения от рака или восстановления зрения.

— Люди, которые вот так обошлись с вами, — не слишком чистая рука указала на лицо Флетчера, — получили дисциплинарное взыскание. Не слишком строгое, да и я не собираюсь извиняться перед вами. Эти люди — патриоты, как и мы все. Как и вы, мистер Флетчер, не так ли?

— Полагаю, что да, — его дело — казаться испуганным, жаждущим угодить, готовым на все, лишь бы выбраться отсюда живым. А дело Эскобара успокоить сидящего на стуле мужчину, убедить его, что заплывший глаз, распухший нос, разбитая губа, шатающийся зуб ничего не значат; недоразумение, которое вскоре будет исправлено, после чего журналист обретет свободу. Они не жалели сил, пытаясь провести друг друга, даже здесь, в комнате смерти.

Эскобар перевел взгляд на охранника Рамона, что-то быстро протараторил на испанском. Флетчер недостаточно хорошо знал язык, всего не понял, но почти пять лет, проведенные в этой говняной столицы значительно обогатили его лексикон. Испанский не относился к числу самых сложных языков, о чем, несомненно, знали и Эскобар, и его соседка, Невеста Франкенштейна.

Эскобар спросил, запакованы ли вещи Флетчера и выписан ли он из отеля «Великолепный».

«Si».

Эскобар хотел знать, стоит или у здания министерства информации автомобиль, чтобы отвезти мистера Флетчера в аэропорт после окончания допроса.

«Si», — за углом, на улице Пятого мая.

Эскобар глянул на Флетчера.

— Вы понимаете, о чем я его спрашиваю? — понимаете прозвучало у Эскобара как помимаете, и Флетчер опять подумал о появлении Эскобара на телеэкране. «Низкое павление? Какое низкое павление? На хрен нам не нужно низкое павление».

— Я спрашивал, выписались ли вы из вашего номера, хотя по прошествии стольких лет вы, скорее, считаете его своей квартирой, так? И ждет ли автомобиль, чтобы отвезти вас в аэропорт после того, как мы закончим наш разговор, — только на испанском слова «разговор» он не произносил.

— Д-да? — голос такой, будто он не может поверить своему счастью. Во всяком случае, Флетчер надеялся, что именно так будет истолкован его ответ.

— Вы улетите первым же рейсом «Дельты» в Майами, — пояснила ему Невеста Франкенштейна. Говорила она без малейшего испанского акцента. — Паспорт отдадут вам, как только самолет приземлится в Америке. Вам не причинят здесь вреда, мистер Флетчер, не задержат ни на одну лишнюю минуту, если, конечно, вы ответите на наши вопросы, но все равно депортируют, это однозначно. Вышибут. Пинком под зад.

А ведь она хитрее и умнее Эскобара. Флетчеру оставалось только удивляться, как он мог держать ее за секретаря министра информации. «И ты еще называешь себя репортером», — укорил он себя. Разумеется, будь он просто репортером, корреспондентом «Таймс» в Центральной Америке, не сидел бы сейчас в подвале министерства информации, где пятна на стенах подозрительно напоминали засохшую кровь. Он перестал быть репортером примерно шестнадцать месяцев тому назад, когда впервые встретился с Нунесом.

— Я понимаю.

Эскобар достал из пачки сигарету. Прикурил от золотой зажигалки «Зиппо». В боковой поверхности зажигалки поблескивал искусственный рубин.

— Вы готовы помочь нам в нашем расследовании, мистер Флетчер?

— А разве у меня есть выбор?

— Выбор есть всегда, но я думаю, что ваше пребывание в нашей стране слишком уж затянулось, да? Вы живете у нас пять лет?

— Около того, — ответил Флетчер, подумав: «Чего я должен бояться, так это своего желания поверить им. Это же естественно, взять и поверить, и, наверное, также естественно сказать правду… особенно после того, как мужчины, от которых пахло пережаренными бобами, схватили тебя около любимого кафе и разукрасили физиономию… да только если ты сообщишь им все, что они хотят знать, тебе это не поможет. За это соломинку хвататься нельзя, от этой идеи в комнате смерти толку нет. Их слова ничего не значат. Что значит, так это агрегат на столике на колесах, агрегат под тряпкой. Что значит, так это человек, который до сих пор не произнес ни слова. И, разумеется, пятна на стенах».

Эскобар наклонился вперед, лицо стало серьезным.

— Вы не станете отрицать, что последние четырнадцать месяцев передавали некую информацию некому Томасу Эррере, от которого она, в свою очередь, поступала к коммунисту-мятежнику Педро Нунесу?

— Нет, — ответил Флетчер, — я не стану этого отрицать, — чтобы адекватно играть свою роль в этом спектакле, спектакле, определяемом разницей между значениями слов разговор и допрос, сейчас ему следует вилять хвостом, пытаться все объяснить. Как будто кому-то в истории человечества удавалось выиграть политический спор в такой вот комнате. Но он и не собирался спорить, отнюдь. — Хотя продолжалось это чуть дольше. Я думаю, года полтора.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});