Расстрелять перед строем… - Олег Смыслов

8 ноября 1919 г. Реввоенсовет Республики дал указание создавать в частях временные полевые трибуналы для рассмотрения дел о саморанениях. В соответствии с Положением о реввоентрибуналах, утвержденным декретом ВЦИК о 20 ноября 1919 г., трибуналы при вынесении приговора должны были руководствоваться исключительно выясненными при рассмотрении дела обстоятельствами и своей революционной совестью, выбирая соответствующее наказание: выговор, штраф, конфискация части или всего имущества, лишение всех или некоторых политических прав, лишение свободы, направление в штрафные части (только для красноармейцев), расстрел, условное лишение свободы. Все приговоры после объявления, кроме расстрела, немедленно вступали в законную силу. Приговор к расстрелу вступал в силу только через 48 часов после извещения о его содержании Реввоенсовета, в ведении которого находился вынесший приговор трибунал. В свою очередь, Реввоенсовет имел право приостановить исполнение приговора.

В тех местностях, где отсутствовали революционные трибуналы, судебные функции выполняли комиссии по борьбе с дезертирством. Совет РКО своим постановлением “О мерах к искоренению дезертирства” от 3 июня 1919 г. предоставил этим комиссиям право внесудебной репрессии. Однако оно было ограничено применением конфискации имущества, лишением земельных наделов и неприменением расстрела. 13 декабря СРКО в отношении комиссий по борьбе с дезертирством принял сразу два постановления. Первое предоставляло нрава Революционных трибуналов в отношении вынесения приговоров по делам дезертиров всем без исключения губернским комиссиям. Однако эти права, включая расстрел, могли быть реализованы при условии, если в сослав комиссии будет входить член трибунала. Второе постановление предоставляло уездным комиссиям право наложения наказания на укрывателей дезертиров.

18 декабря 1919 г. Центральная комиссия по борьбе с дезертирством утвердила инструкцию, которая устанавливала следующий порядок разрешения комиссиями уголовных дел: для установления факта совершения преступления на место выезжал один из членов комиссии и составлял протокол в присутствии свидетелей, решение комиссии оформлялось постановлением с учетом состава преступления, фактов вины и наказания. Решение оформлялось как постановление административного органа. Приговор не выносился, так как данная комиссия не являлась судом».

9

В своем расследовании «В июле 1920 года дезертировало 773 тысячи красноармейцев» Евгений Жирное приводит интересные, но вместе с тем достоверные цифры, ссылаясь на книгу «Советское военно-уголовное право» (1928 г.), авторство которой принадлежит военному прокурору Московского военного округа С. Орловскому.

Например, там говорится, что «…военные трибуналы с начала 1918 года до конца 1921 года осудили за хищения военного имущества и растраты 55 781 человека».

«Не очень красиво выглядели и данные о том, что в Красной армии имело место мародерство, — подчеркивает Е. Жирнов. — В 1921 году, например, за это преступление осудили 351 красноармейца. Совсем тягостными были цифры о количестве приговоренных к высшей мере наказания. За четыре года Гражданской войны по приговорам военных трибуналов расстреляли 14 675 человек. Причем в эту статистику не попали те, кого ликвидировали чекисты или расстреляли без суда и следствия командиры и комиссары.

Однако самые впечатляющие данные относились к дезертирству. То, что солдаты бежали с германского фронта и до, и после большевистской революции, было известно давно и хорошо. (…)

Но все это относилось к прежней, старорежимной армии. А из записей Орловского следовало, что схожая картина наблюдалась и в РККА. В особенности в 1919 и 1920 годах. Именно в этот период, как писал прокурор, был установлен рекорд: “В июле 1920 года дезертировало 773 тысячи красноармейцев”.

Чтобы представить себе, много это или мало, можно сравнить число дезертиров с опубликованной в 1993 году Военно-мемориальным центром вооруженных сил РФ численностью Красной Армии на 1 июня 1920 года. В РККА тогда насчитывалось 4 424 317 бойцов и командиров. И получается, что дезертировал каждый шестой. Однако с флота бежало незначительное количество краснофлотцев, а в сухопутных частях числилось 3 875 257 человек, и тогда выходило, что бежал каждый пятый. Но и этот расчет можно уточнить. Дезертиров из запасных частей считали отдельно, и они не входили в 773 тыс. беглецов, о которых писал Орловский. А на фронте в действующей армии состояло 1 539 667 человек. Так что получалось, что бежал каждый второй».

«…цифру, обнаруженную в бумагах Орловского, пусть и осторожно и замаскированно, подтверждал бывший сотрудник комиссии по борьбе с дезертирством С. Оликов. По его данным, в июле 1920 года задержали 444 876 дезертиров, а добровольно вернулся на службу 328 421 дезертир. Причем в описании Оликова картина выглядела еще хуже, чем у Орловского. Пойманных и явившихся беглецов, если их не относили к категории злостных и не отправляли в трибунал, посылали в запасные полки, где формировалось пополнение для фронтовых частей. И оттуда, как сообщал Оликов, в том же июле 1920 года вновь дезертировало 352 858 красноармейцев».

10

Итак, за четыре года Гражданской войны по приговорам военных трибуналов были расстреляны 14 675 человек. Количество же бойцов и командиров Красной Армии, расстрелянных по приговорам военных трибуналов, составило в 1921 году — 4337 (РГВА. Ф. 33 987. Оп. 2. Д. 41. Л. 141, 179).

По месяцам эта цифра разбивается таким образом:

февраль — 375;

март — 794;

апрель — 740;

май — 419;

июнь — 365;

июль — 393;

август — 295;

сентябрь—176;

октябрь —122;

ноябрь— 11;

декабрь —187.

Одним из расстрелянных Советской властью в 1918 году был Алексей Михайлович Щастный. Правда, расстрелянным еще до появления Военного трибунала. Но для него нашелся другой трибунал — революционный. А самое главное, за что?

Капитан 1-го ранга (1917) Щастный родился в 1881 году, в 1896 г. окончил Киевский кадетский корпус, в 1901-м Морской корпус и в 1905-м Минный офицерский класс. С 1901-го по 1905 год проходил службу на канонерской лодке «Бурун», на крейсере «Пластун», на эскадренном броненосце «Севастополь», на канонерской лодке «Манджур», на крейсере «Диана», на учебном судне «Европа». В Русско-японской войне 1904—1905 годов отличился при отражении атак японских миноносцев, при обстреле сухопутных войск противника и при сражении в Желтом море. Был награжден орденом Святой Анны 3-й степени с мечами и бантом.

После командования миноносцем № 217 служил в морском отделе штаба Кронштадтской крепости, читал лекции по радиотелеграфному делу в Минном офицерском классе (1906—1909). С 1909 года — исполняющий должность второго флагманского минного офицера штаба командующего морских сил Балтийского моря.

В 1912—1914 годах — постоянный член от морского министерства межведомственного радиотелеграфного комитета. В 1913 году был командирован на Каспийское море. Первую мировую войну встретил старшим офицером линейного корабля «Полтава», затем был назначен командиром эскадренного миноносца «Пограничник». В феврале—мае 1917 года — штаб-офицер для поручений при штабе Командующего флотом Балтийского моря, после — флаг-капитан по распорядительной части штаба командующего флотом Балтийского моря.

После прихода к власти большевиков ради защиты Отечества от немецких войск Щастный пошел с ней на сотрудничество, выбрав свой собственный путь. В январе 1918 года назначен помощником начальника военного отдела Центробалта, а фактически был командующим Балтийского флота. Только 5 апреля его официально назначили начальником Морских сил (наморси) Балтийского моря.

Вот что рассказывает о подвиге Алексея Михайловича в статье «Алексей Щастный. Спаситель Балтийского флота» В. Кулиниченко:

«В первой декаде апреля возникла реальная угроза его захвата: разведка сообщила — германская эскадра уже на подходе к Гельсингфорсу. Ранним утром 11 апреля с борта немецкого флагмана поступила радиограмма-ультиматум: “Германское командование вынуждено занять Гельсингфорс для защиты интересов Финляндии сегодня, а не 12 апреля в 12 часов дня. Все суда и вооруженные пункты просят поднять бело-красные флаги…” На немецкой эскадре были убеждены — теперь русский флот никуда не денется, капкан должен захлопнуться…

С первых дней переговоров в Бресте о заключении мира между Германией и Россией Балтийский флот — предмет тайных планов германского командования. В договорных документах оговаривался отвод в российские порты всех военных кораблей или немедленное их разоружение. А фактически немцы замышляли захват Балтийского флота. (…)

Враг рассчитывал, что в марте—апреле Гельсингфорс будет отрезан от Кронштадта сплошными ледяными нагромождениями торосов, в таких условиях не было даже попыток переходов. Однако когда днем 11 апреля германская эскадра подошла к Гельсингфорсу, немцы увидели на горизонте лишь дымы уходящих русских кораблей. Это взял курс на Кронштадт третий (и последний) отряд флота. Путь каравану из 167 кораблей, шедшему шестью колоннами, как и первым двум отрядам, покинувшим Гельсингфорс в середине марта — начале апреля, пробивали ледоколы. Всего за этот поход, который войдет в историю Балтфлота под названием “ледовый”, в плавную базу придут 211 кораблей». А ведь эти спасенные корабли стали основой Балтийского флота молодой республики!