Расстрелять перед строем… - Олег Смыслов

5. Все местные советы и комитеты бедноты обязуются, со своей стороны, принимать все меры к ловле дезертиров, дважды в сутки устраивая облавы: в 8 часов утра и в 8 часов вечера. Пойманных доставлять в штаб ближайшей части и в ближайший военный комиссариат.

6. За укрывательство дезертиров виновные подлежат расстрелу.

7. Дома, в которых будут открыты дезертиры, будут подвергнуты сожжению.

Смерть шкурникам и предателям! Смерть дезертирам и Красновским агентам!»

6

Примечательно, что дезертирство в армии молодой советской республики стало поистине ее самым главным и самым страшным бичом. Так, В.В. Овечкин в статье «Дезертиры из Красной Армии в годы Гражданской войны» доходчиво раскрывает эту страницу истории:

«На начальном этапе строительства Красной армии» комплектовавшейся по принципу добровольности, дезертирства не было. Однако с весны 1918 г. внутриполитическая и международная обстановка потребовала отказаться от этого принципа. 15 марта 1918 г. военный руководитель Высшего военного совета М.Д. Бонч-Бруевич докладывал председателю Совета Народных Комиссаров (СНК) В.И. Ленину: “Основанием для призыва в ряды войск должна быть общеобязательная личная воинская повинность”. Такой вывод подтверждался необходимостью формирования 28 внеочередных дивизий на началах добровольной службы и сверх этого еще 30 дивизий, для чего требовалось призвать 1 млн. 3S0 тыс. человек, а также ряд бывших старших и младших унтер-офицеров, призвавшихся в 1917—1918 годах.

В связи с массовыми призывами, начавшимися во второй половине 1918 г., постепенно появляется дезертирство, которое вскоре принимает значительные масштабы. 29 июля 1918 г. в декрете СНК впервые было указано, что «уклонившиеся от призыва лица подлежат суду военного трибунала». Основную массу дезертиров составляли крестьяне-середняки. Одновременно с призывом продолжалась добровольная запись в армию. 27 апреля 1918 г. Московский военный комиссариат докладывал в Наркомвоен: “К 26 апреля 1918 г. на военную службу в Москве записалось 15 283 человека, а всего в Московском округе — 52 260 человек”. В целях борьбы с анархией при проведении призывов Наркомвоен 29 апреля 1918 г. издал приказ № 314: “Все до настоящего момента выданные отдельным лицам разрешения на формирование красноармейских отрядов с сего числа утрачивают силу. Формирование отрядов РККА производить только комиссариатами по военным делам округов, губерний, уездов, волостей, а где нет комиссариатов — военными отрядами местных Совдепов”. План формирования вооруженных сил Республики подвергался постоянным изменениям в зависимости от военной обстановки. Большим недостатком его было отсутствие учета военнообязанных.

Развернувшиеся боевые действия на Восточном фронте показали организационную слабость и недостаточную боеспособность формируемых частей. Об этом говорилось на заседании ЦК РКП(б) 29 июля 1918 г. в связи с рассмотрением причин сдачи Симбирска. ЦК партии отметил, что формирование частей идет наспех, у красноармейских масс имеется недостаточная политическая сознательность, они не всегда понимают смысл чехо-белогвардейского восстания и его опасность для судеб революции.

Общее число уклонений от призыва в армию было весьма велико. За период с октября 1918 г. по апрель 1919 г., когда правительство объявило о мобилизации более 3 млн. человек, не явилось на призывные пункты 917 тыс. чел., или 25% от общего числа граждан, подлежащих призыву. В украинских губерниях число уклонившихся от призыва было так велико, что в некоторых случаях приходилось отменять приказы о мобилизации.

В этих условиях партийное и военное руководство объявило дезертиров врагами народа и перешло к решительным действиям. Для явных и заведомых дезертиров предусматривался расстрел. Обо всех расстрелах сообщалось в приказах по армии с указанием имен расстрелянных, названий частей и по возможности местожительства семьи. Прибегали и к массовым расстрелам. Первый такой случай имел место 29 августа 1918 г. под Свияжском. По приговору реввоентрибунала 5-й армии в соответствии с указанием Л. Троцкого было расстреляло 20 человек. Впервые был применен принцип децимации, то есть казни каждого десятого.

В автобиографической книге “Моя жизнь” Л. Троцкий вспоминал, как на заседании Политбюро ЦК РКП(б), предположительно в 1919 г., его обвинили в жестокости по поводу этого расстрела. Тогда Троцкий сказал: “Если бы не мои драконовские меры тогда под Свияжском, мы не заседали бы здесь в Политбюро”. “Абсолютно верно”, — отозвался, но словам Троцкого, Ленин и стал что-то быстро писать красными чернилами на типовом бланке Председателя Совета Народных Комиссаров. Заседание приостановилось, и через две минуты Ленин передал чистый бланк, где внизу его рукой было написано: “Товарищи! Зная строгий характер распоряжений тов. Троцкого, я настолько убежден, в абсолютной степени убежден, в правильности, целесообразности и необходимости для пользы дела даваемого тов. Троцким распоряжения, что поддерживаю это распоряжение всецело. В. Ульянов-Ленин”. “Я вам выдам сколько угодно таких бланков”, — сказал Ленин».

7

Д.А. Волкогонов в книге «Троцкий» ставит точный «диагноз» мышлению первого советского военного министра:

«Безоглядно веря в эффективность насилия, считая, что Советскую власть можно было спасти лишь ценой чрезвычайных мер, Троцкий явно делал ставку на военный террор как метод выправления положения. И Центр не сдерживал и не осуждал Предреввоенсовета».

Неопровержимым фактом тотального насилия того времени служит и этот документ:

«Москва.

Предсовнаркома Ленину

ПредЦИК Свердлову

Причина постыдных неудач на Воронежском фронте — в полной распущенности восьмой армии. Главная вина лежит на комиссарах, не решавшихся принимать крутые меры. Шесть недель назад я требовал суровой расправы с дезертирами Воронежского фронта. Ничего не было предпринято. Полки переходят с места на место, но произволу покидают позиции при первой опасности… Полевые трибуналы приступили к работе. Произведены первые расстрелы дезертиров. Объявлен приказ, возлагающий ответственность за укрывательство дезертиров на совдепы, комбеды и домохозяев. Первые расстрелы уже произвели впечатление. Надеюсь, что перелом будет достигнут в короткий срок. Необходима дальнейшая посылка твердых работников. Остаюсь на Воронежском фронте до упорядочения дела.

Предреввоенсовета Троцкий».

Комментируя эти строки, Волкогонов пишет:

«“Упорядочение” было кровавым. Москва одобряла такие шаги. Фактически всю гражданскую войну трибуналы не оставались без дела. Особенно много было расстреляно в 1918—1919 годах, но и в 1920-м и в 1921 году беспощадный карательный серп собирал обильную скорбную жатву. Конечно, среди этих тысяч было немало настоящих врагов, преступников, которые, прежде чем пасть от пули чекиста или красноармейца, лишили жизни многих командиров, бойцов, просто сочувствующих Советской власти. Но основная масса расстрелянных — простые крестьяне, не понимавшие сути всего происходящего или не хотевшие умирать за “коммуну”».

В воспоминаниях участника и очевидца тех далеких событий С. Кобякова говорится: «Новые суды были названы трибуналами (как во время Великой французской революции). Приговоры этих судов не могли быть обжалованы. Приговор никем не утверждался и должен был приводиться в исполнение в течение 24 часов…»

8

Система советской военной юстиции сложилась к весне 1919-го. В.В. Овечкин в своей статье касается и ее, правда, применительно к дезертирам:

«4 февраля 1919 г. Реввоенсовет Республики утвердил положение о революционных военных трибуналах (РВТ). До середины 1919 г. трибуналы в основном рассматривали дела о дезертирстве. Широко практиковалась такая мера наказания, как направление в штрафную роту с условным смертным приговором. Приговаривали и к условным расстрелам, отдаляя исполнение приговоров. Фактически эти приговоры в исполнение не приводились, так как большинство осужденных искупали свою вину, либо погибали в боях. Позднее Реввоентрибунал Республики признал практику условных приговоров к расстрелу неправильной, указав, что такой расстрел нельзя причислять к видам наказания, которые преследуют цель исправления осужденного и допускают условное применение. Рассматривая дела, трибуналы тщательно разбирались в причинах преступления. К бойцам, дезертировавшим по малодушию, неразумению, желанию увидеться с родными, трибуналы проявляли снисхождение. Всего в стране за семь месяцев 1919 г. было осуждено 95 тыс. злостных дезертиров, из которых больше половины было направлено в штрафные части, а 600 человек расстреляны. (…)

8 ноября 1919 г. Реввоенсовет Республики дал указание создавать в частях временные полевые трибуналы для рассмотрения дел о саморанениях. В соответствии с Положением о реввоентрибуналах, утвержденным декретом ВЦИК о 20 ноября 1919 г., трибуналы при вынесении приговора должны были руководствоваться исключительно выясненными при рассмотрении дела обстоятельствами и своей революционной совестью, выбирая соответствующее наказание: выговор, штраф, конфискация части или всего имущества, лишение всех или некоторых политических прав, лишение свободы, направление в штрафные части (только для красноармейцев), расстрел, условное лишение свободы. Все приговоры после объявления, кроме расстрела, немедленно вступали в законную силу. Приговор к расстрелу вступал в силу только через 48 часов после извещения о его содержании Реввоенсовета, в ведении которого находился вынесший приговор трибунал. В свою очередь, Реввоенсовет имел право приостановить исполнение приговора.