Как я как бы забеременела (сборник) - Антонина Глушко

Дескать, я не я и хата не моя, в смысле и воевать-то мы вовсе не желали в том далёком далеке со своей приморской соседкой, а совсем наоборот.

С этой целью постановщиком фильма была включена сцена тайной дружественной встречи о замирении японского и советского военачальников в период войны сорок пятого года.

Эту важную встречу для зрителей решили «подсиропить» присутствием «лица женского полу» (естественно, советского), якобы давно знакомого с этим самым японским «камикадзе».

«Лицо» звалось простым русским именем – Машей Морозовой. Она-то и сыграла, по замыслу фильма, главную роль в окончании русско-японской войны, о чём 2 сентября 1945 года и было подписано мировое соглашение.

Оставалось за малым: написать и втиснуть в сценарий дополнительную сцену с той самой Машей, с учётом русского колорита. За помощью японцы обратились в Министерство культуры и кинематографии России. С этой целью была сформирована творческая группа из пяти единиц, для откомандирования в Японию.

Одну единицу представил Владивосток. Полторы единицы – Москва, такое же количество – Питер.

Целая московская единица, в лице Владимира Ильича Мосина, представляла учёного-историка, призванного проследить за исторической точностью внесённой сцены.

Единица из Питера – Николай Николаевич Зюганов – генерал-майор в отставке и однофамилец известного политика, командирован в качестве военного консультанта, на всякий случай, как бы чего не нагородили лишнего посланные в Японию «умники».

«Полторы единицы» вовсе не авторская описка. Половинчатые командированные части объединяли в себе единое целое в лице Моисея Лукича Борща, представляющего собою загадочно-туманное архивно-аналитическое представительство сразу двух столиц, московской и северной, от каждой по половинке.

И, наконец, Тихон Львович Копейкин, наш руководитель, владеющий японским языком.

– Вылетаем в Японию, – сообщил он мне по телефону.

– Когда?

– Когда надо, тогда и полетим. Ты что, не смотришь телевизор и не слушаешь радио?! – закричал он.

– А что, надо слушать и смотреть?

– Всё, мне некогда с тобой трепать языком! Надо ещё остальных обзвонить, – как всегда, раздражаясь, закричал Львович.

– А кто ещё летит? – поинтересовалась я, но ответом мне были короткие пиликанья.

Самолёт из Владивостока в Японию вылетал в первом часу дня по местному времени.

В аэропорт Российские представители явились за три часа до отлёта, так решил Копейкин.

Зажав группу в углу общего зала, рядом с замурованной входной дверью, главный провёл с отбывающим коллективом инструктаж поведения на чужбине.

– Значит, так, – начал он строго. – Слушайте внимательно, что скажу. Это в первую голову касается писак-сочинителей. Ничего не писать, ни к кому не лезть с вопросами, потому что всё равно вас не поймут. Это болтунам-журналистам даются карты в руки, которые суют носы во все дырки, и могут сочинять, что взбредёт им в башку.

– Как это что взбредёт в башку с какими-то картами? – вздумал возмутиться Моисей Лукич, тот, кто из двух половин.

– Щелкопёров снабжают вседозволенной так называемой аккредитацией, и ещё за это платят им деньги. Мы не журналисты, а представители культурной части нашей великой Державы. Потому за рубежом рта не открывать, не делать удивлённые физиономии, не зыркать по сторонам глазами, иначе не ждите хорошего, – откровенно попугал он представителей культуры.

Тихон Львович в общем-то неплохой человек. Только шибко замотанный неприлично низкой зарплатой, копеечными выплатами на организацию подобных вояжей и расплывчатыми обязанностями.

Потому и задерживал дату отлёта в Японию – ждал периода низких цен на авиабилеты. И, надо сказать, дождался, более чем вдвое ниже обычных.

– Время в пути Владивосток-Япония час двадцать. Прилетаем в японский аэропорт Нарита, – начал он пояснение. – От него до Токио шестьдесят километров. В аэропорту нас встретят. Багажа у вас нет, – он оглядел каждого из группы, – поэтому таможню пройдём быстро.

Ещё накануне Львович всех предупредил: кроме спортивной сумки, ничего с собой не брать.

– Летим на короткое время, по магазинам бегать не придётся, шататься по улицам тоже, – закончил он инструктаж.

После регистрации Тихон Львович «ранжиром» построил представителей российской культуры, оглядел всех и погнал на таможенный досмотр, перед этим тщательно обшарив у нас сумки и карманы.

– Мне не надо, чтобы из-за вашей допущенной глупости сорвался запланированный культурный вояж в зарубежную страну, тем самым пустив по ветру государственные ассигнации, выделенные на нашу поездку, в то время когда на Украине такие события, – непонятно, чего он этим хотел выразить.

На пограничном рубеже таможенного досмотра Копейкину камарилью разули, расстегнули, просветили, заглянули и пропустили. Заминка случилась лишь с генеральским ремнём. В пряжке слишком много оказалось металла. Но всё обошлось.

– Вы что, не могли штаны подвязать нейтральным шнурком, а не железякой в килограмм весом? – шипел Львович, пока генерал заталкивал ремень в брючные ушки.

И без того напуганный препровождением в отдельный кабинет, тот путался, не попадая ремнём в пазы, а тут ещё и главный со своими упрёками.

– А почему в Шереметьеве ничего не сказали про ремень? – отбивался генерал, защёлкивая злополучную пряжку.

– Потому и взрывается в Шереметьево, что не проверяют такие вот гранаты. Короче, на обратном пути избавляетесь от металла и проходите досмотр как нормальный пассажир, – решительно заявил главный, тоже изрядно переживший ЧП.

В Нарите приземлились в 13.55 местного. Поясная разница во времени Владивостока с Японией составляет один час.

– Смотрите мне, не омокрохвостесь, как уже было. А вы, Николай Николаевич, снимите свою «гранату» при досмотре и без стеснения суйте её под нос таможеннику, – наставлял мудрый Львович генерала.

Тот так и сделал. Проблем не случилось. Лишь Николаю Николаевичу пришлось двумя руками поддерживать спадающие брюки. Благо что сумка на ремне.

– Вы как позволяете себе разговаривать с уважаемым товарищем генералом? – вновь высунулся двухполовинчатый с протестом в сторону руководителя.

– Здесь, уважаемый Моисей Ильич, нет ни генералов, ни президентов, здесь есть я – главный группы, отвечающий перед своей Родиной за сохранность каждого из вас, чтобы не попали в ненужную переделку, – отбрил протестанта представитель Родины, как отрезал.

На японской земле досмотр прошёл необычно быстро, по причине отсутствия багажа. Собрав представителей Великой державы в кучку, главный погнал подведомственный ему коллектив к выходу.

У терминала российских представителей ждала машина.

Львович о чём-то полопотал со встречающим японцем, тот кивал головой, кланялся и беспрерывно улыбался.

– Коросо, коросо, – повторял он и снова мотал головой.

Делегатов пригласили в салон, и машина тронулась.

– До места будем ехать часа полтора. Это по хорошей дороге. А если пробки, то часа два, – «обрадовал» главный.

Надо признаться, едва «российская делегация» ступила на хлипкую, ненадёжную японскую твердь, как всех её членов затрясло мелкой дрожью, подобно лысой китайской собачонке, чьё трясение суть её нормальное состояние.

Недавно Японию вновь основательно потрясло. И ещё не забыто губительное цунами. Отчего каждого прибывшего начало сотрясать мелкой, а потом и крупной дрожью.

Казалось, вот-вот разверзнется земля, и все они вместе с машиной ахнут в тартарары. Или хуже того – их просто накроет громадной волной.

Трясение усилилось, когда кто-то из группы вспомнил, что именно в период их нахождения в Японии ясновидящий Глоба предсказал извержения Фудзиямы. А это, считай, вторая Помпея. Токио раскинулся аккурат у подножия этого самого подозрительно-неустойчивого сожителя с дымящейся «крышей».

Посланцы не сомневались в правдивости предсказания экстрасенса после того, как им было предсказано, что после августа наступит осень, именно так всё и произошло.

Слава Богу, цунами с трясением в дороге не случились. Дорога оказалась относительно свободной, и уже через час российских представителей вели к высоченному зданию, верхние этажи которого скрывались в гуще серых облаков.

Прибывших накормили, напоили и развели по клеткам, то есть по отсекам, короче, кабинетам.

Работа закипела. Трудились «без пересадки» до глубокого вечера. Японцы ценят рабочее время.

Поздний ужин. Сон. Утро. Рабочий день начался ровно в 9 часов, с перерывами на обед и занятием до позднего вечера.

Ночь. Утро третьего дня. Заключительная работа. Отбытие в аэропорт Нарита.

Самолёт во Владивосток отправлялся ближе к вечеру. Время позволяло устроить небольшую экскурсию вдоль прилегающих улиц, это и предложили члены делегации.