Краткое известие о Московии в начале XVII в - Исаак Масса

но делали все так нерадиво словно дурачились, так что и народ, [глядя на то], потешался и глумился; и я думаю, что все это делали для того, чтобы обуздать народ, ибо чрезвычайно страшились простого народа (gemeyn peupel), который был нищ и наг и сильно желал пограбить московских купцов, всех господ и некоторых богатых людей в Москве, так что воистину в Москве более страшились жителей, нежели неприятеля или димитриевцев. Ибо почти все они, то есть главные начальники, получали письма от Димитрия, но не подавали вида и ожидали его прибытия или посланий к народу, чтобы каждому приказать, что надлежит делать; по Годуновы перехватили много писем [Димитрия] и умертвили гонцов, так что ни одно письмо не дошло в Москве до слуха народа[142].

Я думаю, что в Москве в то время все драгоценные камни и деньги были схоронены, ибо в Московии таков обычай, что в бедственное время зарывают деньги и добро в земле, в лесах, погребах и разных уединенных местах, от чего также многое пропадает, ибо они оставляют и никому не говорят где.

1 июня 1605 г., около девяти часов утра, впервые смело въехали в Москву два гонца Димитрия с грамотами к жителям, чтобы прочесть их на большой площади во всеуслышание перед всем народом, что поистине было дерзким предприятием, так явиться в город, который был еще свободным и за которым стояла вся страна, где еще был царь, облеченный полной властью; нет сомнения, они знали, куда клонятся сердца большинства вельмож и жителей и потому так откровенно въехали; также знали они, что молодой царь хотел итти навстречу Димитрию, пасть к ногам его и просить о милости и прощении, но его, [царя], мать этому воспротивилась. Того ради все вельможи в Москве пришли в смятение, не повинуясь ни царице, ни одному из Годуновых, все более и более склонялись на сторону Димитрия, не считая добрых патриотов, коих поистине было мало, и они не смели и пикнуть, так как за это могли поплатиться жизнью.

Оба помянутые гонца, прибыв верхом на площадь, тотчас были окружены тысячами простого народа, и тут узнали, что одного [гонца] звали Гаврилом Пушкиным (Gabriel Poescin), а другого Наумом, Плещеевым (Naoem Pleseeof), оба дворяне, родом из Москвы, кои первыми бежали к Димитрию; и они прочли во всеуслышание перед всем народом грамоту, которая гласила: “Димитрий, божиею милостию царь и великий князь всея Руси, блаженной памяти покойного царя [Ивана] Васильевича истинный сын, находившийся по великой измене Годуновых столь долгое время в бедственном изгнании, как это всякому хорошо ведомо, желает всем московитам счастья и здоровья; это уже двадцатое письмо, что я пишу к вам, но вы все еще остаетесь упорными и мятежными, также вы умертвили всех моих гонцов, не пожелав их выслушать, также не веря моим многократным правдивым уверениям, с которыми я столь часто обращался ко всем вам. Однако я верил и понимал, что то происходит не от вас, а от изменника Бориса и всех Годуновых, Вельяминовых, Сабуровых, всех изменников Московского царства, притеснявших вас до сего дня; и мои письма, как я разумею, также задержаны ими, и по их повелению умерщвлены гонцы. Того ради я прощаю вам все, что вы сделали против меня, ибо я не кровожаден, как тот, кого вы так долго признавали царем, как можно было хорошо приметить по моим несчастным подданным, коих я повсегда берег, как зеницу моего ока, а по его [Бориса] повелению их предавали жалкой смерти, вешали душили и продавали диким татарам; оттого вы легко могли приметить, что он не был вашим законным защитником и неправедно завладел царством. Но все это вам прощаю опять, схватите ныне всех Годуновых с их приверженцами, как моих изменников, и держите их в заточении до моего прибытия в Москву, дабы я мог каждого наказать, как он того заслужил, но больше пусть никто в Москве не шевельнет пальцем, но храните все, и да будет над вами милость господня”[143].

Как только прочли это письмо, вся толпа пала ниц (ор hare aengesichten), моля о милости и оправдываясь во всем, что они делали против [него], желая счастья царю и великому князю Димитрию Ивановичу всея Руси. И затем с великой яростью [народ] устремился в Кремль и схватил всех, кто принадлежал к роду Годуновых; также охватили они] царицу с сыном и дочерью и посадили на водовозную телегу и так перевезли из дворца в их дом, где они жили до того, как Борис стал царем, и [этот дом] также был в Кремле и все время стоял пустым, ибо Борис считал недостойным жить в нем[144]. И зная об этом доме, что в нем жил Борис, они, придя туда, поломали все на куски, швыряя и говоря, что все осквернено тираном, и ничего не оставили в целости, но разоряли и ломали всюду, куда приходили, также кинулись в город во все дома Годуновых и разграбили и расхитили их, так что даже не оставили ни одного гвоздя в стене, но расхитили все: лошадей, платья, деньги, мебель, и другие вещи; и схватили всех, кто был против Димитрия; также были ограблены некоторые невинные, как например доктора, аптекари и хирурги царя, хотя им самим и не причинили вреда[145]; и те, у кого был враг, уж знали, как до него добраться. Но бояре, не принадлежавшие ни к одной партии (neutrale heeren), тотчас приняли меры и все привели в добрый порядок, хотя отнятое у тех, что были невиновны, пропало и его нельзя было сыскать, ибо грабила вся толпа; одним словом, Годуновых связали и заточили по темницам, каждого отдельно, равно как Вельяминовых и Сабуровых и всех их приверженцев; и все их дома были отданы на разграбление, и они были дочиста расхищены, так что грабители убивали друг друга, и во время грабежа некоторые забрались в погреба, где стояло вино, и они перевернули бочки, выбили днища и принялись пить, черпая одни шапками, другие сапогами и башмаками, и они с таким жаром предались питию, — на что они все там падки, — что потом нашли около пятидесяти [человек], упившихся до смерти; и когда расхитили все, то каждый пошел своею дорогою, но денег они почти совсем не добыли, ибо они были зарыты [в землю] или розданы по монастырям, ибо те, [что были ограблены], ожидали свою участь и полагали тем приобрести царство небесное; итак, после