Порочные ангелы (ЛП) - Халле Карина

Само собой, мне намного больше хочется сначала заставить ее кончить, а потом ворваться в ее тело. Удовлетворение рукой уже начинает надоедать, к тому же, я знаю, какой бархатисто мягкой и влажной будет Луиза вокруг моего члена. Мне хочется заполнить ее своей спермой, а потом смотреть, как она скользит по ее бедрам и стекает на простыни. Мне нужно пометить ее изнутри.

Но этому не бывать. Если я ее трахну, да или хотя бы поцелую, то потеряю контроль над всем, что имею. Такое уже было много лет назад — с Элли — и я не могу позволить подобному повториться, потому что в тот раз заплатил за это слишком большую цену.

Однако влага в уголках ее глаз и ее милый приоткрытый ротик все усложняют. Даже ранее, когда она заснула у меня на плече, запах ее волос опьянял меня, и у меня не хватило мужества на то, чтобы разбудить ее. Я наслаждался каждой секундой этой поездки.

А теперь Луиза здесь. У меня дома. Все говорят, что было неправильно привозить ее сюда, но мне абсолютно наплевать. От предсказуемых мнений других людей меня уже тошнит. Здесь Луиза будет в безопасности. Это — мой трон. Здесь вся власть принадлежит мне.

И было бы неплохо обзавестись королевой, хотя бы на неделю.

— Прости, — говорит она.

В замешательстве смотрю на Луизу, заправляя несколько растрепанных прядей волос ей за ухо.

— За что?

— За то, что сомневалась в тебе.

— Большинство женщин сомневаются… в этом. Но, если они достаточно смелые, чтобы попробовать, то награда будет значительной. — Я улыбаюсь. Луиза слегка морщит лоб, и я понимаю, что она, вероятно, не хочет слышать о других женщинах. Однако я не собираюсь притворяться, что не спал с миллионами женщин. Прочищаю горло. — Хочешь принять ванну? У меня огромное джакузи и много других вещей, которые должны тебе понравиться.

Она качает головой.

— Я буду спать здесь?

Медленно сажусь, слегка отстраняясь от нее.

— Нет, у тебя есть собственная комната дальше по коридору. Уверяю, она гораздо лучше той дыры, в которой ты жила прежде.

Луиза слабо улыбается, когда я помогаю ей сесть, и натягивает платье, прикрывая свою идеальную грудь.

— То место не было таким уж плохим…

— Возможно, для тебя, — говорю я. — Ты еще не привыкла к роскоши. — Она наклоняет голову и пристально смотрит на меня. — Что? — спрашиваю я, избегая ее назойливого взгляда.

— Расскажи о своих сестрах, — говорит она. — Тех, которые живы. — Должно быть, мое лицо вытянулось, потому что она выглядит пристыженной и быстро произносит: — Прости, эти слова были бессердечными. Я имела в виду, что хочу, чтобы ты рассказал мне об Алане и Маргарите. — Я морщусь, потому что это не является моим любимым предметом для обсуждения. Интересно, почему ей хочется знать это? Пытается ли она заполучить информацию, которую сможет использовать против меня и моей семьи? Моя паранойя все еще подходит мне словно перчатка. Перчатка, которая помогает мне оставаться в живых. — Мне просто любопытно, — произносит Луиза тихо, отводя взгляд. — Забей.

— Все в порядке, — говорю я, мысленно надевая маску, чтобы не показывать ей, как это влияет на меня. — Что ты хочешь знать?

Она пожимает плечами.

— Где они живут, чем занимаются, как выглядят?

— Ну, они обе очень хорошенькие. Близняшки. Что также делает их огромными занозами в заднице. В прошлом мы не были очень близки, но после того, как Виолетта… мы сблизились. Я общаюсь с ними примерно раз в месяц и иногда предлагаю послать им деньги, но они редко соглашаются. — Пожимаю плечами. — Думаю, это хорошо. Алана — стюардесса в городе Пуэрто-Вальярта, а Маргарита живет в Нью-Йорке.

— Ничего себе.

— Да, — произношу я, рассеянно проводя рукой по простыни. — Для меня жизнь в этом городе напоминает клише. Она влюбилась в какого-то кинорежиссера и, думаю, он хорошо с ней обращается. Но точно не знаю. Она изредка навещает Алану, но я не уверен, что они все еще очень близки.

— Ты их любишь?

— Конечно, почему ты спрашиваешь? — Резко смотрю на нее. Она не отвечает, и я пользуюсь возможностью поменяться с ней ролями. — Расскажи о своих родителях.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— О, я вижу, как это работает. — Луиза иронически улыбается.

— «Ты — мне, я — тебе», — говорю я сухо. — Тебе следует знать это.

Она кивает и слегка морщится, открываясь мне.

— Мои родители — добрые, любящие люди. Пусть у меня и не было ничего, пока я росла, они дали мне все, что могли. Я не была несчастливым ребенком, потому что нельзя быть им, если ты окружен безоговорочной любовью. Они убедились в том, чтобы у меня были все доступные возможности, и, хоть я и знала, как жила другая половина общества, мне не хотелось многого. А потом, — она прикрывает глаза, — мой отец стал вести себя по-другому. Моя мать слепа, и отец всегда работал достаточно, чтобы поддерживать нас всех, а я помогала, когда выдавалась возможность. Но потом он стал забывать кое-какие вещи, впадать в транс. Однажды я заставила его обратиться к врачу, и тогда нам сообщили, что у него развивалась болезнь Альцгеймера. — Луиза глубоко вдыхает и слегка отворачивается от меня. — Это происходило очень быстро. Отцу становилось хуже с каждый днем. А я планировала пойти в университет, надеялась, что деньги с конкурса, в котором я выиграла, и стипендия помогут мне поступить. Но я не могла сделать этого. Не могла быть такой эгоисткой.

— Ох, но ты должна быть ею, моя дорогая.

Я отчаянно качаю головой, ненавидя ее самоотверженность.

— Но я не такая, — говорит она резко. — Поэтому я забыла об университете и устроилась на постоянную работу. Мне посчастливилось проработать в «Коктейли Кабо» три года благодаря… удаче. — На ее лице мелькает отвращение, которое тут же исчезает. — Я заботилась о своей семье, платила за все. Я делала все, что могла только для того, чтобы родители были счастливы. Думаю, так и есть, и молюсь, что они гордятся мной.

Я чувствую печаль, исходящую из глубины ее сердца, и понимаю, что она затрагивает и меня.

— А что насчет твоей работы? — спрашиваю я.

— Работа как работа. — Она пожимает плечами.

— Твой начальник был хорошим?

Я знаю, какие мужчины работают в подобных местах и нанимают таких шикарных женщин, как Луиза.

— Благодаря Бруно я узнала, что все мужчины злые и жестокие.

Она сжала губы.

Проглатываю ненависть, которую испытываю от этих слов.

— Он изнасиловал тебя?

Она качает головой.

— Нет, но… он делал другие вещи. Не только со мной, но и с другими девушками. Однако мне казалось, что ко мне у него было особое пристрастие. Не знаю, почему. Возможно, он как-то понял, что я была девственницей.

Моя кровь начинает закипать от гнева.

— Однажды я принесу тебе его голову, — говорю я с абсолютной уверенностью.

— Это в прошлом и больше не имеет значения.

Она искоса смотрит на меня.

Потираю затылок, пытаясь облегчить напряжение.

— Имеет, еще как имеет. Боже, Луиза, твоя жизнь несправедлива. Разве это не злит тебя?

— Нет, — честно отвечает она. — Какой смысл кричать «это несправедливо, это несправедливо»? От этого ничего не меняется.

Кажется, она не понимает, какую власть ей может дать гнев.

— Но, если ты разозлишься достаточно сильно, это может изменить все. — Мы неотрывно смотрим друг на друга. — Думаю, мне бы понравилось, если бы ты разозлилась. Сильно разозлилась.

— Начать с тебя?

Прикусываю губу, желая, чтобы она дала себе волю со мной. Это было бы потрясно.

— Да.

Она холодно улыбается.

— Может, в другой раз.

Она встает с кровати, потирая руки. Не знаю, от холода ли это или потому, что ее мышцы болят.

— Это был долгий день, — произношу я, испытывая странную неловкость. Тоже поднявшись, я поправляю костюм, прежде чем указать на дверь. — Я отведу тебя в твою комнату.

Луиза повинуется, и мы не говорим друг другу ни слова, пока я отвожу ее в комнату по коридору. По пути она осматривает фотографии ландшафтов в позолоченных рамах на стенах и замечает многочисленные закрытые двери, которые ведут в комнаты для гостей и прислуги.