Никогде - Нил Гейман

– Вот видишь. Как и следовало ожидать.

Дверь промолчала.

Серпентина покопалась в своих волосах, что-то поймала там, поглядела, что это, раздавила пальцами и бросила на платформу. Затем повернулась к Охотнице, которая управлялась с горкой маринованных селедок.

– Охотишься на Зверя? – спросила Серпентина. Охотница кивнула, не переставая жевать. – Тогда тебе понадобится копье.

Женщина с осиной талией появилась перед Ричардом с подносом в руках. На подносе стояла рюмка с изумрудно-зеленым напитком. Ричард покосился на рюмку и вопросительно посмотрел на Дверь.

– Что вы ему налили? – спросила девушка.

– Это не яд, – ответила Серпентина с ледяной улыбкой. – Вы же гости.

Ричард залпом осушил рюмку. Напиток пах мятой, чабрецом и морозным зимним утром. Он почувствовал, как жидкость сбегает в желудок, и приготовился сдержать рвоту. Сделал глубокий вдох и вдруг с удивлением обнаружил, что голова прошла и ему страшно хочется есть.

* * *

Старина Бейли был не мастак рассказывать анекдоты, но рассказывать их любил. В его устах они превращались в бесконечные нудные истории, оканчивающиеся каким-нибудь жалким каламбуром, если только старина Бейли не забывал его, пока добирался до финала. Слушали его анекдоты только птицы в клетках. Пернатые – особенно грачи – воспринимали эти анекдоты, как глубокие философские притчи о сути человеческой натуры, а потому время от времени сами просили старину Бейли рассказать анекдот.

– Ладно-ладно, – говаривал старина Бейли. – Скажете, если уже слышали. Один человек заходит в бар. Нет, не человек. Точно, в этом вся и штука. Пардон. Заходит в бар лошадь… Нет, обрывок каната. Три обрывка. Вот именно. Три обрывка заходят в бар…

Большой грач вопросительно каркнул. Старина Бейли потер подбородок и пожал плечами.

– Говорю как слышал. Не знаю, это же анекдот. В анекдоте они умеют ходить. Один обрывок просит бармена налить ему стаканчик – ну, и его приятелям тоже. А бармен и говорит, мол, мы тут обрывкам каната не наливаем. Вообще никогда не наливаем обрывкам каната. Так вот. Ну, тот идет к остальным, так, мол, и так, обрывкам тут не наливают. Это же шутка. Тогда идет другой обрывок. Бармен ему отвечает, мол, мы таких не обслуживаем. Тогда третий берет и привязывается к двум остальным. Ну, и заказывает выпивку.

Большой грач что-то уточнил:

– Верно, выпивку, три порции, – согласился старина Бейли, – …А бармен говорит: «Слушай, ты что, один из этих обрывков?», а тот ему: «Ну уж нет. Я просто узел». А бармен: «Понял-понял, ты два узла в час!» Такой вот анекдот. Очень, очень смешной.

Скворцы вежливо закаркали. Грачи покивали и склонили головы набок. Самый старый грач каркнул.

– Что? Еще один? Ну, знаете, что я вам, кладезь анекдотов? – проворчал старина Бейли. – Дайте-ка подумать…

Из палатки раздался низкий, пульсирующий звук, похожий на стук сердца. Старина Бейли вошел в палатку. Звук шел из древнего деревянного сундука, в котором он хранил все самое ценное. Старина Бейли открыл сундук. Звук стал громче. Он доносился из серебряной шкатулки. Старик протянул руку и поднял шкатулку. Из ее замочной скважины и из всех щелей вырывался красный свет, мигавший, словно в такт биению сердца.

– Он в беде, – пробормотал старина Бейли.

Грач вопросительно каркнул.

– Нет. Это не шутка. Маркиз в беде.

* * *

Ричард доедал уже добавку, когда Серпентина отодвинула стул и встала.

– Полагаю, я выполнила свой долг гостеприимной хозяйки, – объявила она. – До свидания, дитя мое. До свидания, молодой человек. Охотница… – Она умолкла и снова провела острым ногтем по щеке телохранительницы. – Буду рада видеть тебя снова.

Затем величественно кивнула и вышла в сопровождении своей служанки с осиной талией.

– Нам пора, – сказала Охотница, вставая из-за стола. Дверь и Ричард (последний – с большой неохотой) последовали за ней.

Они прошли по коридору – такому узкому, что пришлось идти гуськом, – поднялись по каменным ступеням, перешли железный мост, под которым с грохотом проносились поезда, и наконец оказались в лабиринте подземных гротов, где пахло сырыми кирпичными стенами, древностью и увяданием.

– Так ты на нее работала? – спросил Ричард Охотницу. – А она ничего.

Охотница промолчала, а Дверь задумчиво произнесла:

– У нас в Нижнем Лондоне Серпентиной пугают детей. «Веди себя хорошо, а не то Серпентина придет».

– А-а… – удивился Ричард и снова спросил у Охотницы: – И ты у нее работала, да?

– Я работала у всех семи сестер.

– Я думала, они уже лет тридцать как не разговаривают друг с другом, – заметила Дверь.

– Очень может быть. Но тогда они еще общались.

– Сколько же тебе лет? – спросила девушка, и Ричард порадовался, что она задала этот вопрос: сам бы он никогда не осмелился.

– Столько же, сколько моему языку, и чуть меньше, чем моим зубам, – ответила Охотница.

– Ну что ж, – беззаботным тоном сказал Ричард. Он радовался, что избавился от похмелья, радовался, что где-то там, наверху, у кого-то хороший день. – По-моему, все прошло неплохо. Мы поели, и никто не пытался нас убить.

– Это пока, – заметила Охотница. – Как пойдем к черным монахам, госпожа?

– По реке, – немного подумав, ответила Дверь. – Нам сюда.

* * *

– Ну как он, пришел в себя? – спросил мистер Круп.

Мистер Вандемар ткнул пальцем в распростертое тело маркиза. Тот едва дышал.

– Нет, мистер Круп. Кажется, ему конец.

– Я же предупреждал: осторожнее. Вечно ты ломаешь свои игрушки, – заметил мистер Круп.

Глава XI

– Так чего ты хочешь? – спросил Ричард Охотницу. Они осторожно пробирались вдоль подземной реки по скользкой узкой тропинке между водой и каменной стеной. Ричард с опаской поглядывал на мутный поток, бурливший у самых ног. Чувствовалось, если туда упадешь – уже не выберешься. Такая это была река.

– В смысле? – не поняла Охотница.

– Ну… Я хочу вернуться в настоящий Лондон и снова жить так, как раньше. Дверь хочет узнать, кто убил ее родных. А ты чего хочешь?

Они двигались медленно, внимательно глядя себе под ноги. Охотница молча шла впереди. Течение стало плавным, река вывела их к подземному озеру. Свет фонариков плясал на черной воде, но отражения казались мутными в тумане, повисшем над озером.

– Что тебе нужно? – не отступал Ричард, хотя уже понял, что ответа не получит.

Однако Охотница заговорила – тихо и размеренно, – не сбавляя шаг:

– В Нью-Йорке я сражалась в канализации с королем крокодилов, огромным слепым альбиносом тридцати футов в длину, разжиревшим на отбросах, яростным в битве. И я победила. Его глаза сияли во тьме, как гигантские жемчужины. – Ее странный акцент причудливо звучал во мраке, голос эхом рикошетил от стен, смешивался с туманом. – В Берлине я сражалась с медведем, который жил под землей сотни лет. Он погубил множество людей. Его когти почернели от запекшейся крови. Но я убила и его. Умирая, он говорил человеческим языком. – Туман клубился у самой воды. И в этом тумане Ричарду мерещились чудовища, о которых рассказывала Охотница. – В Калькутте я сражалась с черным тигром размером со слоненка, кровожадным, ловким и храбрым. Это был достойный противник. Но я убила его голыми руками. – Ричард искоса поглядел на Дверь. Девушка слушала внимательно: видимо, она тоже этого не знала. – И я убью Зверя, что живет под Лондоном. Говорят, из его шкуры торчат обломки ножей, мечей и копий тех, кто не смог его победить. Говорят, клыки у него острые, как бритвы, а стук копыт подобен грому. Но я убью его или умру в схватке с ним.

Глаза Охотницы пылали. Туман над озером стал плотным и желтым.

Вдалеке трижды прозвонил колокол – этот звон эхом пронесся над черной водой. Стало светлее. Ричард различил впереди какие-то строения. Желто-зеленый туман становился все гуще и гуще. Он обволакивал фонари, приглушая их свет, и пах пеплом, копотью, сажей – всем, что тысячу лет город выбрасывал в воздух.

– Что это? – спросил Ричард.

– Лондонский смог, – ответила Охотница.

– Но ведь никакого смога давным-давно нет. Закон «О чистом воздухе» и все такое. – Ричарду вспомнились книжки про Шерлока Холмса, которые он читал в детстве. – Как он, кстати, назывался, этот туман?

– «Гороховый суп», – ответила Дверь. – Лондон ими славился – густыми желтыми туманами, которые поднимались с реки, смешиваясь с сажей и копотью, со всем, что накопилось в воздухе за пятьсот лет. В Верхнем мире таких туманов нет уже лет сорок. А здесь, внизу, иногда появляются их призраки. Мм… пожалуй, не совсем призраки, скорее воспоминания. – Ричард вдохнул желто-зеленый туман и закашлялся. – С тобой все в порядке? – спросила Дверь.

– Да, просто вдохнул туман, – ответил Ричард. Почва под ногами стала еще более скользкой и вязкой. При каждом шаге размокшая глина засасывала ботинки. – Но это ерунда, – продолжал он, чтобы подбодрить себя, – туман еще никого не убил.