Игра в безумие - Джулиан Саймон

— Конечно. Обычное дело. Вначале они занимались этим сами, но дом продать не удалось, и мистер Медина решил воспользоваться и нашими услугами. Обычно в таком случае комиссионные делят пополам.

Плендер перебил его:

— Когда я впервые был у вас, вы не сказали, что были контрагентом.

Борроудэйл, взглянув на него, простодушно ответил:

— А вы меня не спрашивали.

— Значит, и в другой фирме имели ключи и доступ в Дом Плантатора?

— Разумеется.

— Я все еще не понимаю, при чем тут пневмония миссис Стеферсон, — заметил Хэзлтон.

— Меня не было, так что взяли временную сотрудницу, но она не подошла. Нынешняя молодежь не любит утруждать себя. Ей не хотелось печатать новые проспекты, взяла старые, сунула их в копировальную установку и сделала несколько копий на наших фирменных бланках. Позднее, когда я вернулась, все напечатала как следует.

Мистер Борроудэйл случайно дал вам одну из старых копий.

— Значит, «Адлер» принадлежит той, другой фирме, вашим контрагентам. Кто они?

Мистер Борроудэйл сомкнул пальцы и захрустел суставами.

— Дарлинг из Бишопгейта.

Понедельник, шестнадцать ноль-ноль. Элис Вэйн положила трубку. Мать накинулась на нее как ястреб.

— Это из полиции. Они позвонили, а не заехали, потому что не знали, дома ли я.

— Его арестовали! — Миссис Паркинсон говорила так, словно ее заставляли проглотить особо противное лекарство.

— Поль… повесился. Кажется, полицейские хотели поговорить с ним, а он подумал… не знаю, что он подумал. Был в Хемпшире на каких-то курсах.

— Хоть не дома.

Элис в упор взглянула на мать.

— Не хочу казаться бесчувственной, но не могу и молчать. Все к лучшему. Я всегда говорила, что он ничего не стоит.

— Да, говорила, мама. Но нужно ли повторять это сейчас?

Взяв лист бумаги, стала помечать:

«Сказать Дженнифер. Сказать на фирме. Судебное разбирательство? Узнать в полиции».

Мать все еще стояла рядом.

— Я не нуждаюсь в помощи.

Сделав нужные звонки, поднялась к себе. Из Роули она забрала снимок Поля времен их знакомства, он был там весел и непринужден, и показался ей невыносимо красивым. Перевернула фото рамкой кверху. Потом расплакалась.

На улице продолжал лить дождь.

Понедельник, шестнадцать тридцать. Боб Лоусон сказал Элис несколько сочувственных слов, причем она показалась ему неожиданно сдержанной. Потом провел, как позднее сказала Валери, тяжелых десять минут, раздумывая, то ли смерть Поля в известной мере на его совести, то ли тот действительно убил тех девушек и его самоубийство никак не заденет интересы фирмы. Рассудив, что совесть его чиста и серьезные осложнения для фирмы маловероятны, сообщил новость Брайану Хартфорду.

Брайан вначале молчал. Потом сказал:

— Я бы хотел, чтобы его место заняла Эстер Мейлиндин. Не возражаешь?

Реакция Хартфорда Лоусона на миг поразила.

— Да нет…

Из трубки доносился спокойный голос Хартфорда:

— Я ничего не имел против Поля Вэйна. Он думал иначе, но ошибался. У него просто были устаревшие воззрения на решение кадровых проблем, и только.

Эти слова и быстро просохшие слезы Элис были единственной эпитафией Полю Вэйну.

Понедельник, семнадцать тридцать. Прыщавая секретарша в конторе Дарлинга работала на машинке марки «Ройаль» и ничего не знала об «Адлере». Когда она сказала, что шеф ушел с обеда, Хэзлтон весело ответил, что тот еще вернется и попросил разрешения подождать в его кабинете.

Там они обнаружили множество корреспонденции о продаже домов, но никакого сейфа или запертых ящиков, ничего, хоть как-то связанного с преступлениями, пока, наконец, Плендер, извлекавший из шкафа подшивки «Бюллетеня торговли недвижимостью», не заметил, что на трех из них совсем не было пыли. За ними обнаружил томик, переплетенный в легкую синюю кожу, которая когда-то шла на подписные издания классиков.

Едва раскрыв его, передал Хэзлтону.

Понедельник, восемнадцать тридцать.

— Включите свет, — сказал Полинг.

Дождь перестал, но темные тучи на горизонте сулили бурю. Брилл включил свет. Полинг дочитал синий томик, отложил его и вздохнул.

— Он псих, — сказал Хэзлтон. — Совершенно ненормальный.

— Когда вы заходили к нему, он показался вам нормальным.

— А что это за тип, о котором он пишет все время, этот Ницше?

— Немецкий философ, — воодушевленно пояснил Полинг, сомкнув длинные холеные пальцы. — Как здорово, правда? Теперь все ясно, последний кусочек головоломки встал на место. В этом случае им оказалось известие, что Дарлинг в свое время был контрагентом по Дому Плантатора. Кто знает, куда спрятать труп, кто знает, который дом необитаем? Агент по торговле недвижимостью. Этим объясняется и использование пишущей машинки Вэйна. Дарлинг заметил ее в «Плюще» и воспользовался этим. Потом, когда они с Браун убили француженку, зарыл тело в подвале.

Плендер, кашлянув, перебил его:

— Убили ее не в «Плюще».

Хэзлтон неторопливо заерзал.

— Пора уже ехать за ним.

Полинг любезно улыбнулся.

— Потерпите. Займет это не более пяти минут, а дело того стоит. Значит, Браун перепугалась, уехала, потом вернулась, и Дарлинг делает ее редактором порнографического журнала. Мы ничего о нем не знаем, разве что основал он его из-за денег, а потом воспользовался для поиска жертв. Она перекрашивает волосы, прихорашивается, надевает очки с простыми стеклами, и вот она — Альберта Норман. Уже отведала крови и жаждет еще.

Пальцы Полинга, коснувшись мягкой кожи, на миг замерли на ней.

— Вы заметили, что она из заурядной сообщницы превратилась в доминирующую фигуру, так что он даже взбунтовался. Второе убийство совершают в пустующем Доме Плантатора, труп оставляют там.

Вдалеке прогремел гром. Небо расколола молния. Полинг продолжал:

— Третье убийство, Уилберфорс. Труп обнаружен в пруду на Бэчстед Фарм, но убили девушку не там. Вижу, Хэзлтон, вам не терпится, но я перехожу к самому важному. Первое и третье убийство они совершили в таком месте, где не могли оставить труп. Второе, по неизвестной причине, — в другом месте. Если бы нам удалось найти, где они совершили два убийства, чувствую, мы нашли бы и Альберту Норман. И его, разумеется, тоже. Есть какие-нибудь идеи? — Он с усмешкой окинул их взглядом.

«Теории этот старый черт силен придумывать, нужно отдать ему должное», — подумал Плендер.

— В учетных книгах Дарлинга числится немало пустующих домов, я в этом не сомневаюсь. Пожалуй, стоит сделать список. Живет он с сестрой, поэтому, видимо, его собственный дом отпадает. В чем дело, Хэзлтон?

— Сарай. У него дома — большой сарай. Сестра его глуха. И ни она бы не услышала, ни соседи.

Брилл подумал, что время и ему кое-что сказать.

— Если в ту ночь, когда убили Олбрайт, в его доме что-то происходило, то ему пришлось отвезти девушку в другое место.

Полинг, улыбнувшись, кивнул, словно учитель, довольный учеником:

— Верно.

Хэзлтон почесал подбородок.

— В субботу вечером он предлагал мне осмотреть сарай.

Полинг удовлетворенно усмехнулся:

— Да, он таков. Вот если бы вы сами захотели осмотреть сарай, тогда бы он нашел причину отказать. Поехали в сарай.

Брилл вызвал машины. Хэзлтон чувствовал, что слишком долго терпит командование Полинга. Тот уже совсем забыл, что только несколько часов назад решил арестовать Вэйна.

— А как насчет Вэйна?

— А он-то тут при чем?

— Что у него было со всем этим общего?

— Ничего. Сделал глупость, пытаясь избавиться от трупа. Ему не повезло, и только.

Глава XXIX

БОННИ, ДРАКУЛА, ФРИДРИХ

Повсюду, всюду она видела кровь. Багровые портьеры походили на засохшую кровь, но на вкус оказались просто солеными. Книги в стеллаже переплетены были в кровавую красную кожу, стоило провести по ним пальцем, и у нее аж слюнки текли. Красное сукно на столе, казалось, пропиталось кровью, кровь была и в турецком ковре на полу, и в абажурах, и в обивке кресел.

Была там и настоящая кровь. Деревянный крест у одной из стен был в кровавых пятнах, длинные кровавые потеки покрывали пол внизу, грубый рисунок гениталий сзади на стене сделан был пальцем, смоченным в крови. Все там было кровавым и все ее возбуждало. Тоже было и тогда, когда Бонни и Клайда настигли у лагеря «Красная корона». «Не сдались, пока не умерли», — написала тогда кровью Бонни. И она не сдастся.

Были времена, когда все было по-другому, времена, когда она была другим человеком. Библию читала с верой и экстазом. Там описывались истории, которые заставляли ее дрожать от ужаса и наслаждения, и другие, о святых людях с незапятнанной душой. Помнит, что, когда спрашивали, кем она хочет быть, отвечала: «Хочу быть святой». И люди смеялись, ибо не понимали. Потом она была уже не святой, а грешницей. А потом познакомилась с Дракулой, и Джоан Браун стала Бертой Норман. Теперь она кровавая, и никто уже не смеется. И это кровавое существо теперь в западне. Бонни в западне с Дракулой, как та, другая Бонни, была с Клайдом.