Конан. Пришествие варвара (сборник) - Роберт Говард

– Бёлит, – выдохнул Конан.

Она обернулась к нему… Короткий взгляд был полон любви, безоглядной и неудержимой, как огненная лава… А в следующий миг Бёлит исчезла, и осталось только летучее чудище – Конан увидел, что оно шарахнулось прочь, словно от неожиданности и испуга, и вскинуло лапы, как бы пытаясь прикрыться от удара… Нет, Бёлит, без сомнения, лежала на своем погребальном ложе на палубе «Тигрицы», но у киммерийца в ушах почему-то отдалось ее страстное обещание: «И если случится так, что я паду мертвой, а ты будешь еще сражаться за жизнь, – я восстану из бездны, чтобы явиться тебе на подмогу…»

Конан закричал и рванулся с такой неистовой силой, что тяжелый камень перышком отлетел прочь. Летучий демон вновь бросился к своей жертве, но Конан встретил его уже на ногах – и во всеоружии бешеной ярости, напрочь сжегшей усталость. Мышцы тугими канатами вздулись у него на руках, когда он крутанулся навстречу нечисти и с размаху рубанул ее поперек тела. Разящий удар пришелся как раз над бедренными костями, и такова оказалась его сила, что кривые ноги повалились в одну сторону, а торс с волосатыми крыльями и когтистыми лапами – в другую.

В наступившей тишине Конан молча стоял под луной, разглядывая останки поверженного врага… Какое-то время в красных глазах еще светилась жизнь и неутолимая злоба, потом они погасли и остановились. Черные лапищи перестали судорожно скрести землю. Древнейшая раса, заселившая эту землю намного раньше людей, прекратила свое существование.

Киммериец огляделся, продолжая инстинктивно высматривать оборотней, прислужников летучего властелина. Нет, никто более не пытался подкрасться к нему из темноты. Более того, он увидел, что смерть вернула псевдогиенам их былой человеческий облик. У мертвецов, павших от его стрел и меча, были ястребиные лики и смуглая кожа. И все они рассыпались в пыль, пока он смотрел.

Почему их крылатый предводитель не вмешался и не помог, когда они дрались с Конаном на ступенях? Уж не боялся ли он, что они обратятся против него и, чего доброго, разорвут? Злобный разум тысячелетнего монстра был осмотрителен и осторожен. И все же в конце концов это ему не помогло.

Повернувшись, киммериец зашагал по обрушенному причалу и перебрался на борт галеры. Несколько взмахов меча – и швартовы упали в ядовитую воду, течение начало относить «Тигрицу» прочь, назад в море, а Конан встал у руля. Корабль медленно поворачивался, выбираясь на середину реки… Там его подхватила стремнина, и Конан налег на правило. Алый плащ скрывал контуры неподвижной фигуры, царственно возлежавшей на высокой поленнице, среди богатств, способных украсить любую из сокровищниц этого мира…

V. Погребальный костер

Осиротели южные просторы.Умолкли весла и ветров свирели,И грозный спущен флаг… Прими же, море,И упокой в лазурной колыбелиТу, что ты мне когда-то подарило…

Песнь Бёлит

…И вот океанскую ширь позолотил новый рассвет, и, словно отвечая восходу солнца, в устье реки разгорелось алое пламя. Опираясь на громадный меч, Конан-киммериец стоял на белом песке пляжа, провожая глазами «Тигрицу», уходившую в свое последнее плавание. Взгляд Конана был мрачен и пуст. Синяя ширь океана утратила для него весь восторг, всю славу, всю душу. А туда, где зеленые дали окутывала таинственная лиловая дымка, ему попросту не хотелось смотреть.

Бёлит, влекущая и великолепная, всецело принадлежала морю, и туда, в объятия вечно переменчивой тайны, Конан теперь ее возвращал, отдавая возлюбленной последний долг. А без нее океан простирался пустыней от одного полюса до другого, а в пустыне ему больше нечего делать, некого искать. И потому-то сверкающий под солнцем синий простор казался ему едва ли не враждебней шепчущей за спиной чащи, сквозь которую – а куда денешься – ему предстояло прокладывать себе путь…

Никто более не стоял у руля на «Тигрице», никто не трудился на веслах, разгоняя ее по прозрачным утренним волнам. Звенящий ветер наполнял шелковый парус, и галера мчалась прочь от земли, как дикая птица – к родному гнезду. И чем дальше она уходила, тем выше вздымалось на ее палубе погребальное пламя, огненным саваном кутая Бёлит, спавшую под алым плащом на своем драгоценном костре…

Так завершила свои земные дни королева Черного побережья. Опираясь на меч, так и не отмытый от крови, Конан стоял и смотрел ей вослед, пока огненное зарево не затерялось у далекого горизонта, среди алых и золотых бликов рассвета…

Черный колосс

I

Вот ночь Владыки, когда судьба плывет по коридорам света, как колосс, нежданно вставший из вечного гранитного сна.

Э. Хоффман Прайс. Девушка из Самарканда

[7]

Над таинственными руинами Кутхемеса царила тишина, ее ничто не нарушало вот уже многие века, но сейчас от нее веяло страхом. Этот страх владел душой пришельца, заставлял его обливаться ледяным потом, неровно, с присвистом дышать через сжатые зубы. Одинокой, крошечной искоркой жизни затерялся он посреди циклопических монументов, во времена незапамятные заброшенных своими создателями и неуклонно разрушающихся с тех пор. Вокруг ни души, даже в необозримой небесной сини не парил, высматривая на земле добычу, коршун.

Был полдень, и солнце жгло немилосердно. Вокруг пришельца со всех сторон высились мрачные останки иной, давно ушедшей эпохи: грандиозные колонны упирались в небеса зазубренными вершинами; вповалку лежали исполинские каменные блоки неимоверной величины; полуразрушенные стены хранили следы жутких рельефных изображений, стертых ветром и песком. Никаких признаков жизни от горизонта и до горизонта, лишь пустыня без края и конца, чей вид наводил смертельное уныние, – пустыня, перерезанная руслом высохшей одни боги знают когда реки. А в самом сердце этого безрадостного ландшафта – блестящие клыки развалин, колонны, точно сломанные мачты севших на мель судов, и господствующий надо всем железный купол.

Перед этим-то куполом и застыл парализованный страхом Шиватас. Купол опирался на громадный мраморный подиум, венчая собой холм на берегу реки, вернее, то, что раньше было холмом. К высоченной бронзовой двери в куполе, похожем на половину яйца, подводили широкие ступени. Чистое железо, из которого сделан купол, так сияло, как будто руки некоего великана ежедневно надраивали его. Ничуть не тусклей блестели золотой шпиль на макушке купола и надпись из золотых иероглифов, каждый в несколько ярдов высотой. Надпись опоясывала весь купол. Ни один человек в мире еще не сумел прочесть эти письмена, но в мозгу у Шиватаса при виде них возникли смутные догадки, и от этих догадок мороз пошел по коже. Шиватас был потомком древней расы, чья мифология уходила в глубь тысячелетий, к тем эпохам, когда на Земле царили совсем другие силы, нежели сейчас, и почитались совсем другие символы.

Шиватас был гибкий, как обезьяна, жилистый и выносливый. Впрочем, чтобы долгое время слыть лучшим заморийским вором, человеку необходимы соответствующие физические данные. Голова его была маленькой, выбритой до синевы. Из одежды он довольствовался одной набедренной повязкой из алого шелка. Как и все его соплеменники, он обладал очень темной кожей, а на узком лице с ястребиным профилем выделялись глаза – черные, близко посаженные, смышленые. Длинные тонкие пальцы нервно трепетали, точно крылышки мотылька.

На поясе с золотой отделкой висел не то длинный кинжал, не то короткий меч с самоцветами на рукояти, в узорчатых сафьяновых ножнах. С этим мечом Шиватас обращался крайне осторожно, даже старался, чтобы ножны не касались его обнаженного бедра. И для такой осторожности у него имелись вполне серьезные причины.

В своем ремесле Шиватас достиг вершины – его называли королем воров, его имя благоговейно произносили преступники в злачных местечках Эрука и в сумрачных криптах под храмами Бэла, а песням и легендам о нем суждено было остаться в веках. Но в этот миг, стоя перед железным куполом Кутхемеса, он от страха казался себе ничтожным червем. Не надо быть знатоком магических культов, чтобы сразу понять: в строении есть нечто сверхъестественное. Три тысячи лет истязали его солнце, дожди и ветра, а он сияет так же ярко, как в те дни, когда его воздвигли безымянные зодчие на берегу безымянной реки. Как будто некие потусторонние существа поселились здесь и охраняли свое жилище от воздействия непогоды.

Руины лежали посреди таинственной, неизученной пустыни юго-восточнее Шема. Шиватас помнил, что позади, на юго-западе, в нескольких днях езды на верблюде, остался великий Стикс – как раз в том месте он сворачивает под прямым углом и несет свои мутные воды к западу, к далекому океану. Там, за изгибом реки, начинается Стигия, смуглогрудая владычица Юга. Это богатое королевство лежало на южном берегу Стикса, или, как его еще называли, Нилуса, а за его пределами раскинулись почти безжизненные пустыни.