Одинокий волк - Джоди Линн Пиколт

на пруду, остается в пруду.

– Я не знаю анекдотов, – грустно произнес я.

– Мой дед рассказывал их, когда мне становилось страшно.

Я не мог представить, чтобы мой отец, который без особых раздумий боролся с волками, чего-то боялся.

Он помог мне подняться на ноги и взял удочки. Оборванная леска развевалась по воздуху, как сплетенный пауком шелк.

– А твой папа тоже рассказывал тебе анекдоты? – спросил я.

Отец отступил на шаг, но мне показалось, что между нами растянулась целая миля.

– Я никогда не знал своего отца, – ответил он, отворачиваясь.

Видимо, кроме этого, между нами не было ничего общего.

Я сижу в темноте в палате отца, зеленое свечение мониторов у изголовья отбрасывает на кровать тени. Мои локти лежат на коленях, подбородок уперт в ладони.

– А ты знаешь, что Иисусу нравится японская кухня? – бормочу я, но ответа нет. – Потому что Он любит мисо-суп.

Я тру горящие глаза. Сухие. Без слез.

– А ты слышал о дислексике с паранойей? – говорю я. – Он все время боится, что кого-то преследует.

Когда-то давно несмешные анекдоты отвлекали отца настолько, что он переставал бояться. Но у меня этот способ не работает.

Раздается тихий стук в открытую дверь. В комнату входит женщина.

– Эдвард? – немного встревоженно спрашивает она. – Меня зовут Коринн Д’Агостино. Я работаю координатором доноров в Банке органов Новой Англии.

На ней зеленый свитер с вышитыми листьями, а каштановые волосы подстрижены в стиле пикси. С неуместной иронией она напоминает мне Питера Пэна. Но здесь нет ни Неверленда, ни вечной юности.

– Мне очень жаль, что с вашим отцом случилось несчастье.

Я киваю, ведь именно этого она и ждет.

– Расскажите о нем. Чем он любил заниматься?

Такого я не ожидал. Вряд ли стоит спрашивать об отцовских привычках у меня.

– Он все время проводил на природе, – наконец выдавливаю я. – Изучал поведение волков, жил с ними в стаях.

– Это очень необычно, – говорит Коринн. – Почему он решил этим заниматься?

Не помню, чтобы я когда-нибудь спрашивал отца об этом. Скорее всего, нет.

– Он считал, что за волками незаслуженно закрепилась дурная слава, – отвечаю я, вспоминая выступления отца перед туристами, которые наводняли Редмонд летом. – Он хотел, чтобы к ним лучше относились.

Коринн придвигает себе стул:

– Похоже, он очень заботился о животных. Часто такие люди также хотят помочь другим людям.

Наваливается усталость, и я потираю лицо руками. Хватит ходить вокруг да около. Я просто хочу, чтобы все это закончилось.

– Послушайте, в его водительском удостоверении сказано, что он хотел стать донором органов. Поэтому я попросил вас о разговоре.

Она кивает, следуя моему примеру и заканчивая со светской беседой.

– Я разговаривала с доктором Сент-Клэром, и мы просмотрели записи вашего отца. Насколько я понимаю, его травмы очень тяжелые и он никогда не сможет вернуться к привычному качеству жизни. Но ни одна его травма не затронула внутренние органы. Донорство после остановки сердца – это настоящий подарок тем, кто страдает от разных заболеваний.

– Ему будет больно?

– Нет, – обещает Коринн. – Он остается пациентом больницы, и мы сделаем все возможное, чтобы обеспечить его комфорт. Вы сможете находиться рядом, когда поддержание жизни будет прекращено.

– Как это происходит?

– Донорство после остановки сердца отличается от донорства после смерти мозга. Сначала мы рассмотрим решение о прекращении лечения, принятое вами совместно с медицинской бригадой, и статус вашего отца как зарегистрированного донора. Затем мы договоримся с хирургами-трансплантологами, чтобы выбрать время, когда можно будет прекратить жизнеобеспечение и изъять органы. – Она наклоняется вперед, сцепляет руки между коленями и не отрывает от меня взгляда. – Семья может присутствовать. Вы будете находиться рядом с отцом вместе с нейрохирургом, врачами реанимации и медсестрами. Ему введут внутривенно морфин. Поставят артериальный катетер, чтобы следить за давлением, и кто-нибудь из медсестер или врачей выключит аппарат искусственной вентиляции легких, который помогает ему дышать. Без кислорода сердце перестанет биться. Как только начнется асистолия, то есть сердце остановится, вам дадут возможность попрощаться, а потом мы отвезем его в операционную. Через пять минут после остановки сердца будет сделана запись о смерти, и другая бригада – врачей-трансплантологов – начнет изъятие органов. Как правило, при донорстве после остановки сердца изымают почки и печень, но иногда также сердце и легкие.

Насколько жестоко в буквальном смысле обсуждать это над бессознательным телом отца. Я смотрю на его лицо, на все еще свежие швы на виске.

– А потом?

– После изъятия органов его отвезут в больничный морг. Там свяжутся с похоронным бюро, которое вы выберете, – объясняет Коринн. – Мы также в конце пришлем вам письмо, где расскажем о людях, получивших органы вашего отца. Имен мы не называем, но часто семья умершего чувствует облегчение, когда видит, что чья-то жизнь изменилась благодаря его дару.

Интересно, если я посмотрю в глаза человеку, которому пересадят роговицу моего отца, буду ли я по-прежнему чувствовать себя недостойным?

– Но, Эдвард, вам надо знать кое-что еще, – добавляет Коринн. – Донорство после остановки сердца не дает гарантированного результата, как донорство после смерти мозга. Обычно оказывается, что примерно четверть пациентов не подходит для донорства.

– Почему?

– Потому что существует вероятность, что асистолия не начнется вовремя, и момент для изъятия органов будет упущен. Иногда после выключения аппарата искусственного дыхания пациент продолжает прерывисто дышать. Это называется агональным дыханием, и в течение этого времени его сердце будет биться. Если это состояние продлится больше часа, донорство будет отменено, потому что органы станут нежизнеспособными.

– А мой отец?

– Он умрет, – без прикрас отвечает она. – Смерть может наступить через два-три часа. Все это время ему будет обеспечен комфорт, он будет лежать здесь, в своей постели. – Коринн мешкает. – Даже если донорство не увенчается успехом, ваша попытка все равно станет замечательным подарком. Ведь главное, что вы выполните волю отца.

Я дотрагиваюсь до его руки, лежащей поверх одеяла. Она похожа на руку манекена, восковую и прохладную.

Если я исполню последнее желание отца, очистит ли это нашу карму? Найду ли я прощение за ненависть, которая захлестывала меня каждый раз, когда он пропускал семейный обед, за разрушенный брак родителей, за исковерканную жизнь Кары, за свой побег?

Коринн встает:

– Я думаю, вам нужно время, чтобы все обдумать. И обсудить с сестрой.

Сестра доверила решение мне, потому что слишком тесно связана с отцом, чтобы принять его самостоятельно.

– Мы уже все обсудили, – говорю я. – Она несовершеннолетняя. В конечном итоге решать буду я.

Коринн кивает:

– Если у вас больше нет вопросов…

– Есть. Еще один вопрос. – Я смотрю на ее силуэт в темноте. – Как скоро вы можете