Братья. Джон Фостер Даллес, Аллен Даллес и их тайная мировая война - Стивен Кинцер

вершины власти ни один из них не был молод: Фостеру было шестьдесят пять лет, Аллену - шестьдесят. Долгий опыт закалил их мировоззрение. Когда началась самая напряженная фаза холодной войны, это стало официальной точкой зрения Соединенных Штатов.

Прежде всего, Фостер сформировался под влиянием работы в международных банках и компаниях, интересы которых он стал отождествлять с интересами США. Владение сложными юридическими и финансовыми кодексами свидетельствовало о строгой организованности его ума, но он не был глубоким мыслителем. Те немногие новые идеи, которые он разрабатывал, были скромны по масштабам и касались таких вопросов, как тарифы и механизмы обмена. Его идеология заключалась в защите двух принципов, которые, по его мнению, наилучшим образом отвечали интересам мировой торговли: свободное предпринимательство и интернационализм, ориентированный на Америку. Он стремился найти врагов и противостоять им, быстро выносил моральные решения, не был склонен к тонкостям и сомнениям.

Идеология Аллена во многом совпадала с идеологией его брата. Оба видели мир в состоянии войны таким, каким его не могли понять обычные люди, и оба стремились воевать. Однако Аллен был менее движим религиозными и этическими императивами, более лаконичен и близок к цинизму. Он чувствовал навязчивую потребность действовать, наносить удары, а затем снова наносить их. Государства были для него как женщины: череда вызовов, которыми нужно овладеть. Он не мог смириться с мыслью о том, чтобы позволить истории идти своим чередом. Вместо этого он хотел формировать ее.

Дуайт Эйзенхауэр вступил в должность 20 января 1953 года. "Силы добра и зла объединены, вооружены и противостоят друг другу, как это редко бывало в истории", - заявил он в своей инаугурационной речи. "Свобода противостоит рабству, свет - тьме".

Никогда прежде сиблинги не руководили открытыми и тайными сторонами американской внешней политики. Такая схема была чревата опасностью. Братья Даллес имели настолько общее происхождение и столько времени проводили вместе на протяжении многих лет, что их сознание стало функционировать как единое целое. Они знали, или считали, что знают, одни и те же глубокие истины о мире. Их близость делала ненужными дискуссии и споры. Сотрудникам Госдепартамента и ЦРУ не было смысла встречаться и обсуждать преимущества и недостатки предлагаемой операции. Одним взглядом, кивком и несколькими словами, не советуясь ни с кем, кроме президента, братья могли мобилизовать всю мощь Соединенных Штатов в любой точке мира.

"Меня всегда удивляло, что не было поднято больше шума по поводу созвездия власти, образовавшегося в результате прихода Фостера в Госдепартамент и Аллена в ЦРУ", - писала Мэри Бэнкрофт много лет спустя. "Несомненно, единственная причина, по которой эта комбинация не подвергалась критике, заключалась в том, что в Белом доме находился Эйзенхауэр. Американский народ верил в папу, а папа не мог ошибиться".

 

ЧАСТЬ

II

. ШЕСТЬ МОНСТРОВ

 

Рассвет еще не наступил на Манхэттене, когда дверь дома 60 по Морнингсайд-драйв распахнулась. Из нее вышли двое мужчин, сели в поджидавший их лимузин Cadillac и умчались прочь. В темноте они доехали до базы ВВС Митчел на Лонг-Айленде. Охранник помахал им рукой. Они направились к взлетно-посадочной полосе, где их ждал авиалайнер Constellation. Водитель, агент Секретной службы, остановился, выпрыгнул и открыл заднюю дверь. Избранный президент Дуайт Эйзенхауэр вышел на утренний свет.

В ту субботу, 29 ноября 1952 г., Эйзенхауэр собирался выполнить свое самое яркое предвыборное обещание: "Я поеду в Корею". Это обычное обещание помогло ему стать президентом. Весть о победе коммунистов в Корее потрясла Соединенные Штаты. Эйзенхауэр разгромил нацистские армии в Европе. Избиратели надеялись, что если он отправится в Корею, то Америка сможет победить и там.

В Корее установилось хрупкое перемирие. Эйзенхауэр прибыл с первым официальным советом, который он получил от Джона Фостера Даллеса, своего будущего государственного секретаря. Даллес призвал его отказаться от перемирия, направить армии через демилитаризованную зону и не успокаиваться, "пока мы не продемонстрируем перед всей Азией наше явное превосходство, устроив китайцам настоящую адскую взбучку". После трехдневных совещаний с дипломатами и полевыми командирами Эйзенхауэр решил поступить наоборот: принять прекращение огня и согласиться закончить войну в тупике. Новое наступление, по его мнению, будет стоить многих жизней и чревато расширением войны без определенного исхода.

Генерал Дуглас Макартур, прославленный американский командующий в Корее, был возмущен. Многие республиканцы в Конгрессе тоже были возмущены. Некоторые ворчали, что если бы президент Трумэн согласился на такое перемирие, то ему бы объявили импичмент. Однако популярность Эйзенхауэра и его уникальные военные заслуги не позволили никому бросить ему вызов.

В результате Второй мировой войны Эйзенхауэр на собственном опыте понял, во что обходится война. Он твердо решил не посылать американские войска снова воевать на чужой территории. Риск возмездия был слишком велик, а цена войны слишком высока. Эйзенхауэр также не мог реально надеяться свергнуть ни одно из десяти коммунистических правительств, которые правили в Советском Союзе, Китае и восьми странах Восточной Европы. И все же, несмотря на эти ограничения, он был полон решимости нанести ответный удар по, как казалось, глобальному продвижению коммунизма. Он хотел бороться, но по-другому.

Многие историки отмечают, что, по словам Стивена Амброуза, "Эйзенхауэр и Даллес продолжали политику сдерживания. Принципиального отличия их внешней политики от политики Трумэна и Ачесона не было". Эйзенхауэр же сочетал в себе образ мышления воина и трезвое понимание того, к каким разрушениям приводят полномасштабные военные действия. Это привело его к тайным действиям. С братьями Даллесами в качестве правой и левой руки он втянул Соединенные Штаты в тайный глобальный конфликт, который бушевал на протяжении всего его президентства.

В окутанные тайной 1950-е годы и долгое время после них масштабы этой невидимой войны оставались неясными. Правда о ней всплывала медленно, эпизодически, отдельными фрагментами на протяжении десятилетий. Собранные воедино в первоначальной последовательности, они рассказывают поучительную историю.

Трумэн использовал ЦРУ для проведения тайных операций, но проводил грань между заговорами против иностранных лидеров. Эта грань исчезла, когда он покинул свой пост. Эйзенхауэр хотел развязать войну нового типа. Госсекретарь Джон Фостер Даллес разработал план. Его брат, директор Центральной разведки Аллен Даллес, вел ее.

"Белый дом и эта администрация проявляют повышенный интерес ко всем аспектам тайных действий", - заявил Аллен своим подчиненным вскоре после вступления в должность.

Поскольку Эйзенхауэр никогда не признавался в том, что заказывал заговоры против иностранных лидеров, невозможно точно сказать, почему он отдавал им предпочтение. Откровения, появившиеся после его смерти, однако, проясняют две вещи.

Во-первых, сегодня историки знают, что тайные операции во время Второй мировой войны имели гораздо большее значение, чем представлялось в