Схрон - Василий Головачев

– А что, есть еще модели? – собрал морщины на лбу Ивашура.

– Ну, например, субъективно-психологическая: время – это способ восприятия Вселенной сознанием человека.

– Ерунда, – проворчал Меньшов, терзая бороду. – Козырев еще сорок лет назад доказал в своих опытах, что время – особая субстанция, способная трансформироваться в энергию.

– Все это хорошо, – примирительно произнесла Вероника, – все это мне понятно. А статическая модель? Как объясняет течение времени она?

– По статической теории время – это скольжение сознания человека вдоль мировой линии, – буркнул Меньшов. – И если я кое-что смыслю в физике, то эта модель – откровенная бредятина. Ее автор – недоучка-аспирант Петя Смирнов, сумевший выбиться в депутаты и благодаря этому обойти многих претендентов на пост ученого секретаря. Сорок лет он, по его же словам, изучал курс физики Ландау, умудрился прочитать в свое время книгу Цацулина «Атомная крепость», в результате чего у него поехала крыша. В конце концов он дошел до журналистской деятельности, начал кропать критические статейки, в том числе и против меня, и на этой почве окончательно спятил.

Ивашура и Гришин переглянулись, засмеялись, к ним присоединился и Гибелев, знавший, о ком идет речь. Только Вероника осталась серьезной. Нахмурив лоб, она о чем-то размышляла.

– Мужчины, вы слишком жестоки к оппонентам. Речь же о другом. Все пять перечисленных вами концепций времени не свободны от изъянов, а есть ли такая, которая свела бы их воедино, объединила бы их достоинства?

– Нетути, – бросил Меньшов.

– Есть, – в унисон ответил Ивашура.

Все посмотрели на него.

– Ну-ка, ну-ка, Игорь Васильевич, интересно, – проговорил Гришин. – Поделитесь-ка своей гипотезой.

– Она не моя. И я не все рассказал о своем путешествии по Стволу… э-э, по Башне, – рассеянно проронил Ивашура. – Точнее, ничего не рассказал о тамошних встречах и о причинах явления Башни. Я могу на вас положиться, что ни одно слово не просочится за стены гостиницы? – Он посмотрел на Гибелева.

Комментатор телевидения заерзал, но взгляд выдержал.

– За себя ручаюсь. – Гибелев почувствовал, что говорит не то, и поспешил добавить: – За Веронику тоже.

– Так вот, реальна лишь одна версия. Виталий, ты наверняка читал работы Эверетта…

– О вариантном копировании? Конечно, читал, но никогда не воспринимал всерьез.

– Что вы хотите сказать, Игорь? – Гришин пристально глянул на обманчиво спокойное лицо Ивашуры.

– Эверетт был прав, – тихо произнес тот. – В каждое мгновение Вселенная ветвится на столько копий – «ветвей хронодендрита», – сколько вариантов имеет данный квантовый переход.

Меньшов хотел выстрелить своим обычным: «Чушь!» – но передумал, хотя скепсис его не угас.

– Почему же мы этого не замечаем? Почему не видим расщепления Мироздания?

– Потому что наше сознание, сознание наблюдателя, каждый раз оказывается в одной из возможных копий-ветвей. Таким образом, множество возможных состояний Вселенной образует многомерный континуум потенциально равноценных эвереттовских копий – Дендроконтинуум, Фрактал или Древо Времен.

– Не факт… – начал было Меньшов.

– Подожди, Виталий, – сердито оборвал его Гришин, что было ему не свойственно. Видимо, академик волновался.

– Факт, – все так же тихо проговорил Ивашура. – Ствол… простите, привык называть Башню так. В общем, Башня была создана не в нашем будущем, а в будущем другой Ветви времени, и соединила она не прошлые времена одной Метавселенной, а множество Ветвей Древа Мира. Я посетил многие Ветви и знаю.

Наступила тишина. Потом Меньшов крякнул, дернул себя за бороду, за волосы, покрутил головой.

– Игорь, я, конечно… и все же… ведь хронон равен десяти в минус сорок четвертой степени секунды! Что же получается, что Вселенная спустя каждый хронон делится на идентичные копии?

– Не идентичные, но отличающиеся весьма и весьма незначительно. А затем каждая копия или Ветвь, в свою очередь, спустя хронон делится на другие копии.

– Что такое хронон? – спросила Вероника.

– Квант времени, равен времени, необходимому для преодоления фотоном, то есть светом, диаметра электрона.

– Сколько же при этом расщеплении образуется копий?! Бесконечность?!

– Очень много, но не бесконечное количество.

Меньшов шумно выдохнул.

– Не верю! Что хотите делайте, режьте, приводите любые доводы – не верю! Все-таки человек я простой, несмотря на высшее образование, и привык верить глазам.

Ивашура погрустнел, откупорил бутылку «Старорусской», налил всем по глотку.

– Давайте выпьем за погибших, за Сурена – это он любил говорить: человек я простой… За Мишу Рузаева… Пусть земля им будет пухом.

Выпили, помолчали. Меньшов отломил кусок хлеба, прожевал, сказал с упрямой миной:

– Все равно твое Древо Времен не решает проблему собственно времени. Получается, что каждая Ветвь – Метавселенная с потоком времени, текущим под углом к потоку времени другой Ветви. Так? Именно поэтому они не пересекаются и не взаимодействуют друг с другом. Тогда что такое Башня? Надвременной топологический тоннель с квантованным выходом?

– Хватит, мужчины, – вздохнула Вероника. – Чем мудреней вы говорите, тем меньше понимаете сами, что говорите. Я устала. Как бы вы ни утверждали обратное, но время все же идет и мы идем вместе с ним.

– Не помню, чьи это стихи, – сказал Ивашура, – их читала Тая Калашникова, подруга Ивана, но мне они запали в душу:

Кто-то сказал – время идет.Ах, к сожалению, нет.Время стоит, мы же идемЧерез пространство лет.

– Красиво. – Вероника задумчиво посмотрела на Игоря Васильевича. – Действительно, в этих строчках кроется глубокий смысл. Игорь, а почему ваш Ствол, то есть Башня…

– Называй ее хроношахтой, если хочешь.

– Пусть будет шахта. Почему она соединяла Ветви времени в прошлом? То есть двигалась к началу ветвления, а не наоборот, в будущее других Ветвей?

– Этого я не знаю, – честно признался Ивашура. – Вероятно, существует некий закон корреляции выходов Ствола в другие Ветви, не позволяющий ему соединять будущие времена. У меня сложилось впечатление, что ученые из той Ветви, где был построен Ствол, сами не очень-то разобрались, что произошло. С другой стороны, могли вмешаться разумные силы, заинтересованные именно в таком направлении хроношахты.

По взглядам Гришина и Меньшова Игорь Васильевич понял, что проговорился. Правда, ни тот, ни другой не знали истинной подоплеки сказанного и под словами «разумные силы» вряд ли видели конкретных существ, то есть «хронохирургов», но у Ивашуры появилось неприятное чувство прощупывания психики чьей-то волей. Чтобы не подвергать разум слушателей давлению запретной информации, он перевел разговор на другую тему.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});