Завоевательница - Эсмеральда Сантьяго

— У меня нет выбора, — объявила Ана, и мужчины замолчали.

Однако стоило ей скрыться в глубине дома, и она услышала, как Рамон и Иносенте принялись выяснять у Северо, насколько искусна Дамита.

Флора тоже была шокирована, узнав, кого хозяйка выбрала в качестве повитухи.

— Тетушка Дамита принимает хибарос и чернокожих детей, сеньора, — сказала она, припудривая Ане спину и подмышки.

— Мой опыт подсказывает, что там внизу мы все выглядим и функционируем практически одинаково.

— Ай, сеньора, какие вещи вы говорите! — Покраснев, Флора набросила на голову хозяйки ночную рубашку.

— Ты ведь будешь со мной? — Ана сжала плечо горничной.

— Конечно, сеньора. Да, если вы хотеть, я буду помогать.

Дамита была крупной ловкой женщиной, с большими ладонями и ступнями, казалось идеально приспособленными для того, чтобы поддерживать ее крутобедрое и широкоплечее тело. Как и Флора, она родилась в Африке, только в племени мандинка, и говорила по-испански с сильным акцентом. В отличие от других африканцев, приученных при разговоре с белыми людьми отводить взгляд, Дамита смотрела прямо в лицо. Первый хозяин освободил ее три года назад, но мужу и троим сыновьям свободы не дал. Когда Северо купил их, Дамита поселилась в бохио на границе плантации, чтобы быть поближе к семье.

— Я принимаю черных детей, белых, пятнистых, если они появляются на свет этим путем, — сказала повитуха. — Твоя карлица думает, я не помогаю белым, но я помогаю. На ферме, где я работать раньше, нету доктора. Все женщины посылать за мной. Белые, негры, мулаты — все посылать за мной. — Она ткнула себя пальцем в грудь для пущей убедительности.

Ана удивилась, услышав, что Дамита называет Флору карлицей, хотя уже привыкла к предубеждениям невольников, постоянно старавшихся отгородиться друг от друга. Рабов с кожей посветлее брали работать в дом в качестве эсклавос доместикос, и они свысока смотрели на эсклавос де тала, невольников с кожей потемнее, трудившихся на полях. Квалифицированные чернокожие, такие как плотник Хосе и кухарка Марта, стоили дороже и поэтому занимали еще более привилегированное положение. Ана однажды услышала, как Флора и Марта обсуждают стоимость каждого из шести работников, которых Северо привел на батей днем ранее. Невольники разбирались в ценах и сравнивали себя с другими рабами, основываясь на готовности хозяев выложить за них ту или иную сумму.

Тетушка Дамита вытерла руки о выцветший на солнце, накрахмаленный передник.

— Я принимать близнецов, как ваш муж и его брат, — сказала она. — Оба родились здоровыми, но один умер в четыре года. Утонул, — добавила она, — не моя вина. Другой управлять повозками. Сильный малыш.

Ее уверенность подбодрила Ану, и пять месяцев спустя, сразу после полуночи 29 сентября 1845 года, именно сильные руки тетушки Дамиты подняли вверх красное, сморщенное существо, которое появилось на свет в результате тридцати шести часов болезненных схваток.

— Мальчик, — объявила повитуха с широкой улыбкой. — Мальчик.

Когда Рамон в первый раз взял малыша на руки и сказал: «Да благословит тебя Господь, Мигель, сын мой», Иносенте, стоявший с другой стороны кровати, нахмурился. Потом пришла его очередь подержать ребенка. Он осмотрел каждую морщинку и складочку, каждый волосок и крохотный ноготок и сдвинул брови еще сильнее. Иносенте вернул Мигеля матери и, шаркая, сгорбившись, вышел из комнаты. Рамон последовал за ним, а через несколько секунд Ана услышала за стеной их низкие раздраженные голоса. Утром она спросила Рамона, все ли в порядке с Иносенте.

— Да, — ответил Рамон чересчур поспешно.

По традиции роженица должна была соблюдать карантин. В течение сорока дней и ночей ей полагалось отдыхать и знакомиться с ребенком. Супружеские отношения во время карантина запрещались. В тот день, когда начались схватки, в спальне Иносенте повесили второй гамак, и теперь братья жили в одной комнате.

По ночам Ана слышала их сердитые голоса. На ее вопрос, что они обсуждают, братья отвечали, что говорят о делах. Они собирались купить ферму, примыкавшую к Лос-Хемелосу.

— Вдоль ее северной границы течет река, — сказал Рамон.

— Мы объехали территорию. Можно построить оросительный канал, — объяснил Иносенте, — от реки к полям.

— На востоке от нашей плантации продается еще одна ферма с десятью рабами, — добавил Рамон. — Она граничит с новой дорогой в Гуарес, ближайший город с крупным портом. Нам будет легче сбывать товар.

Несмотря на карантин, интереса к делу Ана не потеряла.

— Мне кажется безрассудным тратить деньги на покупку земли, когда нам не хватает двадцати рабов на обработку уже засаженных тростником куэрдас и по меньшей мере пяти волов с повозками.

— Мы знаем, — ответил Рамон, — но земля — единственное, что не растет на этом острове.

Он ухмыльнулся, довольный своим остроумием, однако Ана вспомнила, что те же слова уже слышала от Фаустины де Моралес.

Ана не улыбнулась мужу. Она обратилась к Иносенте, надеясь, что тот разделяет ее мнение:

— На покупку земли уйдет много денег. Не забывайте, нам придется ремонтировать варочное отделение и цех рафинирования.

— Если не купить сейчас выставленные на продажу участки, прилегающие к Лос-Хемелосу, — возразил Иносенте, — позже они будут стоить дороже. Люди держатся за свою недвижимость, но этим владельцам позарез нужны деньги, и обе фермы можно приобрести задешево.

— Наши ресурсы не безграничны, — настаивала Ана. — Мы потратили почти все деньги, что привезли с собой, включая и мое приданое.

— Не волнуйся, — успокоил ее Рамон. — Мы с Иносенте знаем, что делаем. В результате мы окажемся с барышами.

Спустя неделю они купили оба участка, добавив к плантации еще сотню куэрдас, а к своим невольникам — еще четырех женщин и шестерых детей.

— Нам нужны сильные мужчины, — сетовала Ана, — а не женщины и дети.

— Владелец уже продал их мужей, — объяснил Рамон.

Рамон взял Мигеля на руки.

— Гасиенда Лос-Хемелос твоя, — сказал он малышу. — Это для тебя мама, я и дядя столько трудимся. Все ради тебя, сынок.

Глядя, как он целует и ласкает мальчика, Ана недоумевала: почему Рамон решил, что ребенок от него? Она понятия не имела, когда был зачат Мигель, так как братья соблюдали строгую очередность. Может, это не имело для них значения, поскольку малыш носил имя Аргосо и стал продолжателем их рода? Рамон окрестил младенца в церкви Гуареса, дав ему свое имя, имя брата и имя святого, в чей день он родился: Рамон Мигель Иносенте Аргосо Ларрагойти Мендоса Кубильяс.