Парижские тайны - Эжен Сю

«Слушай, дружок, раз хозяин обещает тебе половину сбора, ты должен набраться мужества и привыкнуть к обезьяне... Это пустяки, ты перестанешь ее бояться, а если сбор будет хороший, тебе не придется жаловаться».

«Ему жаловаться! А разве тебе есть на что жаловаться?» — спросил хозяин, украдкой бросив на него столь грозный взгляд, что малыш готов был провалиться сквозь землю.

«Нет, нет... хозяин», — пробормотал Сухарик.

«Ну вот видите, жаловаться ему никогда ни на что не приходилось, — сказал Душегуб, — в конце концов я ему желаю только добра. Если Гаргус поцарапал его при первой встрече, этого больше не случится. Обещаю вам, я буду следить».

«В добрый час! Тогда все будут довольны».

«И в первую очередь Сухарик, — сказал Душегуб. — Говори, ты будешь доволен?»

«Да... да... хозяин», — обливаясь слезами, проговорил Сухарик.

«А чтобы ты не огорчался из-за своих царапин, я угощу тебя хорошим завтраком. Староста пришлет нам котлет с корнишонами, четыре бутылки вина и полбутылки водки».

«Мой погреб и кухня к твоим услугам».

По натуре староста был славный человек, но не отличался умом, он торговал вином, жареным мясом и не прочь был сбыть свой товар. Душегуб хорошо это знал и, делая такой заказ, был убежден, что староста уйдет довольный, успокоившись относительно судьбы Сухарика.

И вот бедный малыш вновь попал в лапы хозяина; как только староста повернулся спиной, Душегуб указал на лестницу и велел своей жертве забраться на чердак; мальчик не заставил повторять эти слова дважды и, дрожа от страха, поднялся по лестнице.

«Боже мой, теперь я погиб», — воскликнул он, бросаясь на кучу соломы рядом со своей черепахой и заливаясь горючими слезами.

Так он пролежал, рыдая, не меньше часа, как вдруг услышал хриплый оклик Душегуба; голос хозяина на этот раз показался ему необычным, и это еще более усиливало его страх.

«Давай вниз», — ругаясь, обрушился на него хозяин зверинца.

Малыш быстро спустился по лестнице, и, как только он ступил на землю, хозяин хватает его за шиворот и тащит в свою комнату, спотыкаясь на каждом шагу, потому что он-здорово надрался, был пьян вдрызг и едва держался на ногах, покачиваясь из стороны в сторону, язык у него не ворочался; но он молча свирепо посматривал на Сухарика, такого страха малыш еще не испытывал никогда.

Гаргус сидел на цепи, прикрепленной к ножке кровати. Посреди комнаты стоял стул, на спинке которого висела веревка...

— «Са... садись сюда», — продолжал Острослов, подражая (до конца рассказа) косноязычному лепету Душегуба.

Сухарик, весь дрожа, уселся на стул, тогда Душегуб, так же молча, взял веревку и крепко привязал его к стулу, и не без труда, потому что, хотя хозяин зверинца еще различал предметы и что-то соображал, руки его действовали плохо. Наконец Сухарик был напрочно привязан к стулу.

«Боже мой! Боже мой! Теперь уж никто меня не спасет!» Бедняжка был прав, никто не мог и не должен был прийти, ведь староста ушел, уверенный в том, что малышу ничто не угрожает; Душегуб крепко-накрепко закрыл ворота, задвинул засов, никто не мог прийти на помощь Сухарику.

— Да, на этот раз, — сказали взволнованные слушатели, — ты пропал, Сухарик...

— Бедный малыш!

— Какая жалость!

— Если бы потребовались двадцать су для его спасения, я бы дал.

— Я тоже.

— Какой негодяй Душегуб!

— Что он с ним сделает? Фортюне продолжал:

— После того, как малыш был крепко привязан к стулу, хозяин ему сказал... — И тут рассказчик вновь стал подражать голосу пьяного: — «А... мерзавец... из-за тебя... меня бил староста... ты... умрешь...»

С этими словами он достал из кармана свеженаточенную бритву, открыл ее и схватил Сухарика за волосы.

Среди заключенных послышался ропот возмущения и ужаса; Острослов после паузы продолжал:

— Увидев бритву, мальчик стал кричать: «Пощадите, хозяин... пощадите... не убивайте меня!..»

«Кричи, кричи... пострел... ты не долго будешь кричать», — ответил Душегуб.

«Золотая мушка, золотая мушка! Спаси меня, — словно в бреду, призывал Сухарик, вспоминая свой сон, который так поразил его, — паук меня убьет!»

«А, так ты наз... ты называешь меня... пауком... — пробормотал Душегуб. — За это и за другие проступки ты умрешь... понимаешь... но... не от моей руки... а то мне отрубят голову... я скажу... и докажу... что это... обезьяна; я уже все приготовил... а вообще не важно»,- проговорил Душегуб, едва держась на ногах.

Затем подозвал обезьяну, которая изо всех сил натягивала цепь, скрежетала зубами и посматривала то на хозяина, то на мальчика.

Держа Сухарика за волосы и показывая обезьяне бритву, Душегуб обратился к ней:

«Послушай, Гаргус, надо сделать вот так... — И мерзавец провел тупой стороной бритвы по шее мальчика. — Видишь... вот так!..»

И, повторяя несколько раз это движение, он учил обезьяну, как перерезать шею несчастной жертве.

Мерзкая обезьяна так свободно подражала тому., что ей показывали, это был такой хитрый и коварный зверь, что она сразу поняла, чего от нее хотел хозяин; взявшись левой лапой за подбородок, она откинула голову назад, а правой лапой провела по шее, сделав вид, что перерезает себе горло.

«Правильно... Гаргус... верно, — пробормотал Душегуб, спотыкаясь так, что чуть было не опрокинул стул вместе с Сухариком, — да... вот... я тебя сейчас освобожу... а ты ему по горлу. Правда, Гаргус?»

Обезьяна в знак согласия заревела, заскрежетала зубами и протянула лапу к бритве, которую подал ей Душегуб.

«Золотая мушка, на помощь!» — слабым, умирающим голосом прошептал Сухарик, уверенный в том, что наступил его последний час.

Увы, он призывал на помощь золотую мушку, не рассчитывая и не надеясь, что она прилетит; но он произносил эти слова так же, как говорят, когда тонут: «Господи, помоги мне!»

И что же! Вышло совсем не так. Именно в эту минуту в. открытое окно влетела зеленая с золотым отливом мушка. Словно искорка, закружилась она в воздухе, и как раз в тот момент, когда Душегуб протянул бритву обезьяне, золотая мушка ловко бросилась в глаз жестокого убийцы.

Велико событие — муха в глазу, но когда она укусит, это больно, как укол булавки, вот почему Душегуб, едва державшийся на ногах, схватился за глаз и, потеряв равновесие от этого резкого движения растянулся во весь рост подле кровати, к которой была привязана обезьяна.

«Золотая мушка, благодарю тебя, ты спасла меня!» — воскликнул Сухарик. Он все еще сидел привязанным в кресле и все видел.

— А ведь верно, золотая муха спасла его от смерти, помешала Душегубу перерезать горло, — радостно воскликнули заключенные.

— Да здравствует золотая муха! — закричал Синий Колпак.

— Да здравствует золотая муха! — повторили несколько голосов.