Кахатанна. Тетралогия (СИ) - Виктория Угрюмова

— Что случилось, Раурал? — спросил между тем Рогмо у своего друга.

— Тоска случилась, Гаронман. Вот я и пришастал к тебе. Не обессудь…

Рогмо видел, что гном не договаривает самого главного, а времени у него не оставалось, и потому он пришел Рауралу на помощь.

— Ты понял, что мы больше никогда не увидимся, и решил попрощаться?

— Что‑то вроде того, Гаронман. Нас, Древних, не обманешь. Мы свою смерть чуем, чему я вовсе не рад. Предпочел бы неведение, но, увы, нас никто не спросил об этом. Не хочу думать, что будет с тобой. Может, это меня в шахте завалит или ветал сожрет. Но только проститься нам с тобой обязательно нужно. Расставаясь, должен ты знать наверняка, что я тебя люблю как родного, как если бы ты был гномом. Что тот, кто переживет другого, все расскажет остальным друзьям. Давай руку, полуэльф. Ты ведь все равно слишком живой и теплый, чтобы быть эльфом. И за что на тебя свалилась эта тяжесть, Гаронман? Если выживешь ты, то Каэтане передай, что сам захочешь… Все будет верно.

— Если выживешь ты… — начал было Рогмо, но Раурал тоскливо на него посмотрел:

— Знаю я, все знаю. Может, оно и глупо — вот так, задолго до события прощаться. Но еще глупее не проститься, когда возможность эта была. Ну, обнимемся, что ли?

Манакор Гаронман — истинный эльф по крови — со странным выражением лица смотрит, как в нескольких сотнях шагов от того места, где остановился отряд эльфов и людей, его король обнимается с плачущим и улыбающимся гномом.

В отличие от гномов эльфы никогда не плачут, а улыбаются крайне, крайне редко.

Что же это за соленая капля тяжело сползает на трепещущую бабочкой улыбку на губах Манакора?

* * *

Этот талисман сопротивлялся еще отчаяннее, чем предыдущие. Добытый из‑под песка, из какого‑то старинного тайника, что неясным образом не заметил в прошлый раз Джоу Лахатал (и слава судьбе, что не заметил, сказал Змеебог), он предлагал Каэтане такие вещи, что она даже приостановилась на секунду — послушать. Очень уж забавно все это у него получалось. Впрочем, даже мир Тайара, обещанный в качестве бесплатного приложения к основному подарку, не подействовал искушающе, и талисман, дико завизжав, распался на две половины под ударом сверкающего Такахая.

Каэтана вытерла влажный лоб.

В пустыне Урукура, в отличие от Джемара песчаной, зыбкой и наполненной миражами, было еще жарче. И даже Аврага Дзагасан, использованный на сей раз в качестве средства передвижения, а вернее — переползания, шипел недовольно, требуя воды.

После гибели вайделотов оазис как‑то сам собой высох. Озеро ушло в пески, храм уже наполовину занесло, и только могущество Джоу Лахатала открыло ход к тайнику. Сама Каэ копала бы тут до скончания века.

Когда талисман перестал существовать, А‑Лахатал, отправившийся с братом в это путешествие, воздел над бывшим озером руки, и откуда‑то из‑под белого, раскаленного песка фонтаном ударила в пылающее небо прохладная вода. Мутная лужа становилась все больше и больше, расползаясь вширь, и мусор пеной всплывал на поверхность, но А‑Лахатал, счастливо улыбаясь, уверил всех, что это явление временное. Через несколько дней все уляжется, и в этом месте снова возродится жизнь.

— Хорошо бы, — сказала Каэ мечтательно.

Они уселись верхом на Аврагу Дзагасана, и вдоволь напившийся Змей заструился своим нескончаемым телом, перетекая с бархана на бархан.

Глядя на эти бесконечные горы песка, она внезапно ощутила острую тоску по снегу — голубовато‑белому, холодному и пахнущему фиалками и свежестью.

— Ты плохо выглядишь, — обратился к ней А‑Лахатал, когда развалины храма и возникающее из небытия озеро остались позади. — Я дольше других тебя не видел, и мне лучше видно. Остальные, верно, постепенно привыкли. Ты устаешь от этих вражьих талисманов?

— Наверное, — рассеянно откликнулась она.

— Или тебя мучит что‑то другое? — не отставал А‑Лахатал.

— Может быть…

— Скажи мне, Каэ, дорогая, а вдруг я смогу тебе помочь?

— Спасибо, но ничего не нужно, — улыбнулась она печально и вымученно. — Я сама не знаю, что происходит со мной. Я больше не могу без этого жить, просыпаюсь каждую ночь оттого, что плачу навзрыд, — и кто бы ответил, чего мне так не хватает?

— Все уляжется, вот увидишь, все уладится, — пробормотал А‑Лахатал. — Знаешь, мне очень больно, потому что я не знаю, чем тебе помочь. И поэтому, если ты вдруг придумаешь, скажи мне обязательно.

— Договорились, — кивнула она.

Наблюдая за тем, как движется к цели Аврага Дзагасан, Каэ сделала вывод, что для Древних существ пространство выглядит как‑то иначе. Проводя в нем столько же времени, они умудряются как бы поглотить его. Возможно, это зависит и от невероятных размеров драконов и змеев. Скачущий во весь опор конь буквально через несколько секунд остался бы далеко позади, вздумай он вдруг устроить гонки с невероятным Змеем Земли.

Правда, Аврага Дзагасан не любил воды. Но зато в океане обитал Йа Тайбрайя, так что все стихии были распределены.

Воспоминания о Йа Тайбрайя причинили Каэ сильную боль, но она постаралась скрыть это от своих спутников, чтобы не огорчать их лишний раз. Они и так слишком переживали за нее.

В Салмакиде продолжали твориться странные вещи.

Пускай и неопасные на первый взгляд, но Каэтану угнетала уже одна мысль, что что‑то выходит из‑под контроля, не подчиняется; и кто знает, каким окажется впоследствии, чью сторону примет?

Неуловимый Аннораттха обретал все большую известность. О нем с восторгом говорили все — жрецы, поэты, воины, лучники, меченосцы. И даже повара. Однако с того времени, как Каэтана захотела с ним познакомиться, он не попадался на глаза ни ей, ни ее друзьям. Оставался единственный способ — приказать доставить его для дружеской беседы связанным по рукам и по ногам, но она считала это чрезмерным проявлением любопытства. Никакой угрозы со стороны Аннораттхи она не чувствовала и решила предоставить событиям развиваться естественным путем.

Когда капитан Лоой прибыл из загородного поместья, где завершал лечение, она немедленно пожелала встретиться с ним. Они страшно соскучились друг по другу, и этикет на сей раз был нарушен. Каэ сжала Лооя в объятиях, стараясь не причинить ему боль, отчего они вышли не только порывистыми, но и весьма нежными. Присутствовавший при встрече Тиермес негромко хохотнул и пробормотал тихо, но так, чтобы Каэ услышала:

— Может, и мне получить ранение между лопаток? И глаза такого диковинного цвета.

Только тогда Каэтана всмотрелась в лицо капитана и поняла, что ее беспокоит с момента их встречи. Цвет глаз Лооя полностью изменился, и теперь они переливались всеми оттенками изменчивой морской волны. Но задавать вопрос об этом человеку, который побывал на краю смерти, а может и за ее краем, было неудобно, и она дождалась момента, когда осталась наедине со Жнецом.

— Скажи, Тиермес, человек, снова оживший, сильно меняется?

— Должен. Царство Мертвых не забывается бесследно. Правда, я почти не видел людей, вернувшихся оттуда. Наверное, братец Астерион сильно намудрил. Мне кажется, что он не забирал его у Смерти, я вглядываюсь в Лооя, но не вижу, чтобы он когда‑то умирал.

— Нет?

— Нет, Каэ. Это что‑то другое. Он выглядит как существо далеко уходившее — вот это будет вернее. Но он всегда оставался живым. И все же что‑то мешает мне сказать, что Лоой просто излечился от тяжелого ранения.

— Почему?

— А ты сама не чувствуешь?

— Чувствую, иначе бы и не спрашивала тебя. Однако ты у нас специалист по таким вещам. А я только могу сказать, что в Лоое по‑прежнему нет зла; что он наш друг — только странно изменившийся, как если бы… Только не смейся, Тиермес, если бы он был женщиной, я бы сказала, что в нем дремлет новая жизнь. Но поскольку это невозможно, то я не знаю, как это объяснить.

— А ты забудь о том, что это невозможно, — серьезно посоветовал Тиермес. — Просто рассказывай.

— В нем, словно во чреве матери, существует новая, абсолютно иная сущность. В ней нет зла и нет опасности для нас. Только Лооя она изменила. Но, как если бы это был недавно зачатый ребенок, я не слышу его самого — только дуновение дыхания, и не более. Потому я ничего не могу сказать о нем.

— Увидим позже, что это за существо, — успокоил ее Тиермес. — Обещаю тебе, что я стану приглядывать за Лооем, чтобы с ним ничего не случилось.

— Спасибо тебе, милый.

— Никогда не считал себя милым, — хмыкнул Жнец. Но видно было, что ему приятно это слышать.

Днем позже они почти забыли об этом разговоре, потому что внимание всех сангасоев было приковано к Теверу.

* * *

В бурной истории Варда княжество Тевер почти никогда не играло серьезной роли. Словно балласт на судне, плывущем посреди океана, оно занимало свое место — не больше, но и не меньше. Трудно сказать, почему никто и никогда не пытался его завоевать. Возможно, потому что князья Тевера, сами сознавая вечную шаткость своего положения, всегда заключали выгодные династические браки. Таким образом, на протяжении полутора тысяч последних лет государство постоянно находилось под опекой более могущественных соседей — либо Аллаэллы, либо Мерроэ.