The Transformation of the World: A Global History of the Nineteenth Century - Jürgen Osterhammel

огромным достижением совершенно особой организации "гражданского общества", опирающейся на добровольную инициативу. Большинство протестантских обществ, о которых идет речь, опирались на пожертвования и ставили своей целью независимость от государственной и церковной иерархии. Более того, они были первыми организациями, возведшими сбор средств в ранг высокого искусства. Спонсоров на родине нужно было постоянно веселить, мотивировать и убеждать в духовной пользе их мирских вложений. Миссионерская деятельность также предполагала сочетание делового и логистического планирования.

История миссий сегодня представляет собой огромное исследовательское поле, которое легко сливается с историей христианства за пределами Европы. Происходившее между миссионерами и аборигенами все чаще рассматривается как симметричное взаимодействие и освещается с нескольких точек зрения. Один из особенно спорных вопросов, на который нельзя дать общего ответа, - были ли миссионеры "соучастниками" имперской экспансии и колониального правления и каким образом. Конечно, необычайное распространение миссионерской деятельности немыслимо вне более широкого контекста европейского глобального завоевания, и существует множество случаев, когда проникновение миссионеров в известный регион следовало за его политическим присвоением. Миссионеры часто были прямыми бенефициарами имперского покровительства. Они принадлежали к "белому обществу" в колониях, но с низким уровнем престижа, по крайней мере, в случае Великобритании, поскольку их типично мелкобуржуазные привычки делали их неуместными в элитных кругах. С другой стороны, миссионеры преследовали собственные цели, которые не всегда совпадали с целями колониального государства, к которому они, безусловно, не принадлежали. Нередко они расходились и с целями частных поселенцев. С точки зрения колониального государства, миссионеры были приветствуются, если они строили школы и обеспечивали их финансирование в максимально возможном объеме. Энтузиазм губернаторов или (в неколониальной стране, например, в Китае) консулов был гораздо менее бурным, если миссионеры "безответственно" сеяли беспорядки среди коренного населения, а затем ожидали, что представитель европейского правительства возьмет их на поруки. Если же националистические устремления проявлялись открыто, то в их поддержке неизменно подозревались отдельные миссионеры.

Многочисленные миссионерские общества различались по своим теологическим убеждениям, целям, методам и готовности идти на риск. Имело значение, носил ли человек китайскую одежду (как это делали члены фундаменталистской Китайской внутренней миссии) и пытался нести слово Божие в провинциальной деревенской глуши, или же придерживался европейских портновских штампов и концентрировал свои усилия на высшем образовании и медицинском обслуживании в городах. Миссионеры XIX века были едва ли менее космополитичны, чем их далекие предшественники из ордена иезуитов раннего Нового времени. Англоязычная евангелизация с самого начала была трансатлантическим проектом, и миссионерская работа в далеких странах часто позволяла преодолевать вероучительные конфликты и укреплять экуменизм. Миссионеры из континентальной Европы имели свои собственные общества, но их можно было встретить и в англосаксонских организациях. Редко когда миссионерское общество состояло только из выходцев из одной страны, и, по крайней мере, в первые три четверти XIX века национальная принадлежность не играла для миссионеров первостепенной роли. В то же время у многих из них не было причин связывать себя с имперскими амбициями иностранного правительства. В начале своего существования Церковное миссионерское общество нанимало больше немцев и швейцарцев, чем британцев. В 1914 году, когда национальные тенденции усилились, более десятой части из 5400 протестантских миссионеров, работавших в Индии, по-прежнему были выходцами из континентальной Европы.

Авантюрные переселения через культурные границы были не редкостью. Удивительная жизнь, подобная жизни Самуила Исаака Иосифа Шерешевского, хотя и была далека от обыденности, но все же была возможна. В начале XIX века англикане начали миссию среди евреев в прусской, русской и австрийской частях Польши, что само по себе было "транснациональным" проектом. Одним из обращенных евреев был Самуил Шерешевский, получивший раввинское образование в Литве и испытавший сильное влияние еврейского просвещения (Хаскала). Затем молодой человек изучал теологию в Бреслау (Вроцлав) и добрался до США, где баптисты только тогда приняли его крещение. После окончания богословской семинарии он выдвинул свою кандидатуру на миссионерское служение в Китае в Епископальной церкви. Прибыв в Шанхай в 1859 г., он провел 1862-1874 гг. в Пекине, а в 1877 г. был хиротонисан в первого англиканского епископа Шанхая. Шерешевский стал одним из крупнейших китаеведов своей эпохи. Первый китайский перевод еврейского Ветхого Завета, который используется до сих пор, во многом принадлежит его перу. Он всегда держался в стороне от имперской политики и не разделял прозелитического пыла своего современника-пророка Дж. Хадсона Тейлора, который в 1865 году основал Китайскую внутреннюю миссию. Под широкой крышей миссии нашлось место для самых разных характеров.

Христианская миссия: Баланс

Вряд ли можно составить общий баланс христианской миссии. К статистике обращений всегда следует относиться с подозрением. Утопическая цель привлечения целых народов в глобальное стадо христиан достигалась лишь в исключительных случаях. Кроме того, обращение в христианство не всегда было окончательным. Когда после 1796 года британцы ослабили требования закона на Цейлоне, многие местные протестанты вернулись к буддизму или индуизму. Миссионерский успех часто достигался там, где связи с колониальным государством были особенно слабыми. Маргинальные и непривилегированные группы населения, а также многие женщины с особой вероятностью позволяли обращаться к себе. Тем не менее, после нескольких веков ревностной миссионерской работы только 2% индийцев были обращены в христианство. В Китае несоответствие между огромными инвестициями и скромными результатами, пожалуй, еще более поразительно. Наибольшие успехи были достигнуты в Западной и Южной Африке. Возникшие там церкви коренных народов - как и среди маори в Новой Зеландии - часто пользовались поддержкой миссионеров, но вскоре обрели собственную общинную и богословскую жизнь. Несомненно, миссии внесли решающий вклад в глобализацию христианства, и существующие сегодня церкви отнюдь не зависят от материнских институтов в Европе. Например, глобальное англиканство - продукт имперской экспансии, но оно уже давно оставило позади свое имперское прошлое.

Несколько иначе выглядит ситуация, когда мы обращаемся к объектам миссионерского рвения. Азиатские правительства и, соответственно, местные власти боялись не больше, чем прихода христианской миссии. Ее работники мыслили не так, как дипломаты или солдаты, с которыми они привыкли иметь дело; это была не привычная транскультурная логика силовой политики, а программа по ниспровержению существующих отношений. Миссионеры часто казались существами с другой планеты, оспаривали власть местных правителей и (особенно если знали, что имперская канонерка доступна) выставляли себя в качестве местных контрдержав. Даже если миссионеры не ставили перед собой такой цели, они всегда ставили под сомнение существующую социальную иерархию. Они освобождали рабов, собирали вокруг себя маргинальные элементы местного общества, повышали положение женщин и, как это сделал одиннадцатью сотнями лет ранее архимиссионер Святой Бонифаций, подрывали престиж жрецов, знахарей и шаманов. Миссионеры были гостями, которые сами себя пригласили, а не мудрецами, вызванными, как буддийские монахи