Балдежный критерий - Уильям Тенн

И по мере того, как тянулись дни — различаемые лишь благодаря периодам сна и регулярно подводимым часам на руках у пленников, — большинство людей начали склоняться к тому, что полное отсутствие связи с пришельцами и пренебрежение, которое они этим выказывают, служат очень тревожным признаком.

В самих трюмах между тем происходило множество больших и малых событий. Молодая домохозяйка из Дании, оказавшись в разлуке с мужем и детьми и устав отбиваться от домогательств мужчин с Тробриандских островов, не мудрствуя лукаво выбрала самого рослого и настойчивого из своих поклонников; члены Совета Безопасности ООН оставили попытки наладить дружественные отношения с чудаковатыми раввинами в длиннополых сюртуках из вильямсбургского квартала Бруклина и сидели в тягостной изоляции в своем углу трюма, время от времени возвещая, что только они представляют собой мировое правительство, имеющее законное право вести переговоры с чужеземцами от имени всего человечества. Тогда, конечно, когда чужеземцы пожелают вступить с землянами в переговоры…

Вот что было главным камнем преткновения, и все ощущали это в той или иной степени, ощущали все острее и острее, по мере того как дни складывались в недели, а недели в месяцы. Внутри каждого — дипломата и набожного еврея-хасида, белой женщины с побережья Северного моря и чернокожего мужчины с широких просторов Тихого океана — нарастали нервная напряженность и беспокойство за свое будущее. Что будет с ними дальше? Зачем могла понадобиться чужеземцам вся человеческая раса?

Большинство пленников не почувствовали, когда корабли прибыли к месту назначения и остановились. Понимание того, что путешествие закончилось, пришло лишь в тот момент, когда над их головами открылись трюмы и внутрь хлынул солнечный свет. Когда первые радостные возгласы смолкли, все заметили, что этот свет имел не желтый, а красноватый оттенок.

А потом началась высадка.

На этот раз, в отличие от посадки, никто не кричал, не сопротивлялся и даже не испытывал страха. Все были едва ли не счастливы при появлении роботов, повторивших то, что они проделали несколько месяцев назад, но в обратном порядке. Мужчины и женщины, за исключением чересчур нервных и подозрительных, чуть ли не дрались за возможность оказаться первыми среди тех, кого захватывали твердые, блестящие, состоящие из сегментов щупальца. Людей пересаживали на корабли меньших размеров, которые, словно крошечные паучки, лепились к бокам огромных транспортников.

Когда малые корабли приземлились, человеческий контингент с энтузиазмом помогал роботам сам себя выгружать. Корабль за кораблем, теперь опустевшие, возвращались к основному флоту за новыми людьми, а те земляне, что уже высадились, стояли на твердой почве и с любопытством озирались по сторонам.

Это была не Земля — вот единственное, что не вызывало сомнений.

Твердая серая поверхность планеты выглядела слегка холмистой, но без единого признака наличия гор. Пахнущая сухостью серая планета, бедная океанами, с разбросанными тут и там крошечными, похожими на озера морями. Серая, обдуваемая ветрами планета, без деревьев, способных противостоять этим ветрам и их усмирить. Из песка вылезали растения с широкими листьями, низкие, не выше лодыжки, — и больше никакой флоры.

Все краски тут были «не такие». Растения напоминали бледно-голубой шпинат. Старое, в оспинах пятен солнце отсвечивало болезненной медью. По небу, казалось, разлили желчь; даже облаков и тех не было — просто густая желчь с зеленоватым отливом.

И луна не плыла среди абсолютно незнакомых созвездий. Ночью здесь царил мрак, и к тому же с заходом солнца жмущиеся к земле растения начинали испускать вонь, которую разносили повсюду издающие стоны ветры.

Нет, это была не Земля. Это совсем не походило на Землю… Землю, оставшуюся в немыслимом далеке.

Финский крестьянин не сводил взгляда с маленького мальчика из Дакара. Тот сорвал вялый голубой лист, попробовал разжевать его, но тут же выплюнул и принялся яростно тереть ладошкой язык. Крестьянин носком сапога ковырнул почву, чувствуя, как нарастает тревога:

«Серая пыль, больше ничего. Что съедобного может вырасти на ней? У меня нет никаких семян, но даже если бы и были, еще неизвестно, вырастет ли что-нибудь в этой проклятой пыли».

Хозяин овечьего ранчо из Новой Зеландии в недоумении покусывал ноготь:

«С нами нет никаких животных, но даже если бы и были, чем, черт возьми, они питались бы здесь? Ни одна овца, будучи в здравом уме, даже близко не подойдет к этим голубым сорнякам».

Инженер-горняк из Боливии внимательно изучил почву и сказал жене:

— Складывается впечатление, и весьма сильное, что планета богата медью — а больше почти ничем. Медь, конечно, штука хорошая, но существует много всего, чего из нее не сделаешь. Пишущую машинку, например. Автомобиль, самолет…

Люди напрасно шарили взглядом по сторонам в поисках деревьев для строительства дома или камней, чтобы построить храм с алтарем. Вокруг не было ничего, кроме зеленоватого неба, голубых растений и серой, серой, ужасающе серой почвы. Рыбаки вглядывались в толщу воды, но там ничего не плавало, не ползало, не извивалось; только тонкие пряди водорослей, пурпурно-голубых водорослей.

Маленький мальчик из Чаттануги, Теннесси, подошел к матери, обменивающейся впечатлениями с соседями, и потянул за рубашку, добиваясь ее внимания.

— Здесь очень плохо, мамочка, — решительно заявил он. — Здесь плохо, гадко, и мне здесь не нравится. Я хочу домой.

Она подхватила его на руки, прижала к себе, но не успела раскрыть рта — надо же было еще придумать, что сказать сыну! — как роботы приступили к строительству.

Они спускались с неподвижно зависших в пустоте больших кораблей, неся части сборных строений, и быстро сооружали невероятно длинные бараки со знакомыми койками внутри. Каждый барак предназначался для людей с одного корабля; в каждом были туалеты и фонтанчики с питьевой водой; и в каждом по стенам и потолку были установлены громкоговорители.

Собрав из частей бараки, роботы загнали в них людей. Широко раскинув щупальца, они терпеливо и настойчиво подталкивали людей к дверям. Всех, независимо от возраста, пола, национальности и семейных связей. Они действовали, как всегда, эффективно; к тому же большинство людей уже усвоили, что сопротивляться им бесполезно. Роботы хорошо делали свое дело — с целеустремленностью механизмов, но достаточно мягко и вежливо для неразумных созданий.

Люди уселись на койки и стали ждать, пока всех их разместят по баракам. Затем роботы исчезли, а на их месте появились знакомые чаны с бульоном и клецками. Люди ели, искоса поглядывая друг на друга и пожимая плечами. Как только с едой было покончено, чаны исчезли тоже.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});