Где властвует любовь - Куин Джулия

– Вообще-то ты оказался здесь очень кстати, потому что… э-э… Тебе известна история прихода церкви Святой Бригитты?

Колин приподнял бровь.

– Полагаю, так называется это место?

Пенелопа явно попыталась улыбнуться, но это больше походило на идиотскую гримасу с растянутыми губами. В обычной ситуации это позабавило бы Колина, но он слишком злился на нее за наплевательское отношение к собственной безопасности.

Но более всего его бесило, что она что-то скрывает.

Конечно, у всех есть свои секреты. И нельзя винить человека в том, что он пытается их сохранить. Но вопреки всякой логике Колину была невыносима мысль, что у Пенелопы есть какая-то тайная жизнь. В его представлении она всегда была открытой книгой.

И вот оказывается, что он ее не знал.

– Да, – наконец ответила она забавно высоким голосом. – Это одна из церквей, построенных Реном[3] после лондонского пожара. Они разбросаны по всему Сити, но это моя любимая. Мне очень нравится колокольня. Тебе не кажется, что она напоминает свадебный торт?

Пенелопа так и сыпала словами – верный признак того, что человек что-то скрывает. Это было очевидно с самого начала, но несвойственная ей болтливость наводила на мысль, что она скрывает нечто весьма серьезное.

Колин выдержал долгую паузу только для того, чтобы помучить Пенелопу.

– И поэтому ты считаешь, – поинтересовался он вместо ответа, – что я оказался здесь очень кстати?

Она растерянно молчала.

– Из-за свадебного торта? – подсказал он.

– О! – Пенелопа залилась виноватым румянцем. – Нет! Вовсе нет! Просто… Я хотела сказать, что это церковь для писателей. И издателей. Хотя насчет издателей я не уверена.

Она явно пыталась выкрутиться. Колин видел это по ее глазам, по лицу, потому, как она нервно теребила пальцы. Она так старалась, что он не стал перебивать ее и ограничился скептическим взглядом.

– Зато насчет писателей это точно, – закончила Пенелопа. И затем ликующим тоном добавила: – То есть для тебя. Ты же писатель!

– Ты хочешь сказать, что это моя церковь?

– Э-э… – Она отвела взгляд. – Да.

– Отлично.

Пенелопа удивленно уставилась на него.

– Правда?

– О да, – вкрадчиво произнес он.

Взгляд Пенелопы метнулся к скамье, где она спрятала конверт. До сих пор она отлично держалась, отвлекая его внимание от свидетельства ее преступления. Колин даже испытал нечто вроде гордости, наблюдая за ней.

– Моя церковь, – повторил он. – Замечательная идея.

Глаза Пенелопы испуганно округлились.

– Боюсь, я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду.

Колин постучал пальцем по подбородку, изобразив задумчивость.

– Кажется, у меня возникло желание помолиться.

– Помолиться? – слабо переспросила она.

– Ты против?

– Нет… но…

– Что? – осведомился Колин, начиная получать от происходящего какое-то извращенное удовольствие. Он никогда не был злобным, мрачным типом. Видимо, потому, что не знал, как много теряет. Было довольно приятно наблюдать, как она ежится под его взглядом. – Пенелопа? – окликнул он. – Ты хотела что-то сказать?

Она нервно сглотнула.

– Нет.

– Прекрасно. – Колин вкрадчиво улыбнулся. – В таком случае мне потребуется несколько мгновений.

– Зачем?

Он шагнул вправо, пытаясь обойти ее.

– Хочу воспользоваться моментом.

Она шагнула влево, загораживая ему путь.

– В каком смысле?

Колин склонил голову набок в притворном недоумении.

– Я в церкви и хотел бы помолиться. Вполне понятное желание.

Пенелопа потерянно улыбнулась, но ее челюсти так напряглись, что Колин готов был поспорить, что ее зубы сотрутся в порошок, если она продолжит в том же духе еще несколько минут.

– Я не подозревала, что ты такой набожный, – сказала она.

– Я вовсе не набожный. – Он дождался, пока до нее дойдет смысл его слов, и добавил: – Я хочу помолиться за тебя.

– За меня? – изумилась Пенелопа. – Почему?

– Потому, – провозгласил Колин, невольно повысив голос, – что к тому времени, когда я закончу, только молитва сможет спасти тебя!

С этими словами он отодвинул ее в сторону и решительно направился к скамье, где она спрятала конверт.

– Колин! – крикнула Пенелопа, ринувшись за ним. – Постой!

Колин извлек конверт, вложенный в молитвенник, но даже не взглянул на него.

– Может, объяснишь, что это такое? – требовательно произнес он. – Пока я не посмотрел сам?

– Нет. – Голос Пенелопы дрогнул. Выражение ее глаз разрывало ему сердце.

– Пожалуйста, – взмолилась она. – Пожалуйста, отдай его мне. – А затем, не дождавшись от Колина ничего, кроме сердитого взгляда, прошептала: – Это секрет.

– Секрет, стоящий твоего благополучия? – грозно осведомился он. – Твоей жизни?

– О чем ты говоришь?

– Ты хоть представляешь, насколько опасно женщине разгуливать здесь одной?

Вместо ответа Пенелопа протянула руку к конверту.

– Колин, пожалуйста.

Внезапно Колина охватила такая безумная ярость, что он не узнал самого себя. Он никогда не думал, что способен на подобные эмоции.

Но самое невероятное, что в такое состояние его привела Пенелопа. Что такого она сделала? Проехалась по Лондону без сопровождения? Возмутительное безрассудство! Но его раздражение по этому поводу не шло ни в какое сравнение с гневом, который он ощутил, когда узнал, что у нее есть секреты.

Его поведение совершенно неоправданно. Он не вправе ожидать, что Пенелопа станет делиться с ним своими секретами. Они не имеют обязательств друг перед другом, их ничто не связывает, кроме приятельских отношений и одного, хоть и весьма волнующего, поцелуя. Определенно, он не стал бы показывать ей свои путевые заметки, если бы она не наткнулась на них сама.

– Колин, – прошептала Пенелопа. – Пожалуйста… не делай этого.

Она читала его личный дневник. Почему он не должен читать ее письмо? Может, у нее есть любовник? И вся эта чушь относительно того, что ее никогда не целовали, – действительно чушь?

Боже правый, неужели этот огонь, сжигающий его внутренности… ревность?

– Колин, – снова сказала Пенелопа и накрыла ладонью его руку, пытаясь остановить его. Не силой, разумеется, она никогда бы не справилась с ним, а самим жестом.

Но Колин не мог остановиться. Он чувствовал, что скорее умрет, чем отдаст ей это письмо нераспечатанным.

Он надорвал конверт и вытащил свернутый листок.

Пенелопа издала приглушенный возглас и выбежала из церкви.

Колин пробежал глазами текст.

И рухнул на скамью, бледный и потрясенный.

– О Боже! – прошептал он. – Боже.

К тому времени, когда Пенелопа добралась до наружных ступеней церкви Святой Бригитты, она была в истерике. Во всяком случае, в состоянии, очень близком к истерике. Горло ее горело, дыхание прерывалось, глаза обжигали слезы, а сердце…

Сердце, казалось, готово было выскочить из груди, если такое вообще возможно.

Как он мог так поступить? Едва ли он оказался здесь случайно. Наверняка следил за ней. Но зачем? Чего он надеялся этим добиться? С какой стати…

Пенелопа вдруг выпрямилась и лихорадочно огляделась.

– О Господи! – громко простонала она, не заботясь, что ее могут услышать. Наемный экипаж исчез, хотя она велела кучеру подождать, предупредив, что вернется через минуту.

И виноват в этом не кто иной, как Колин. Если бы он не задержал её, экипаж бы не уехал и она не застряла бы на крыльце церкви Святой Бригитты посередине лондонского Сити – так далеко от ее дома в Мейфэре, что с таким же успехом она могла бы находиться во Франции. Прохожие глазели на нее, и в любую минуту она могла подвергнуться нападению. Чего еще ожидать благородной девице, оказавшейся одной в Сити, не говоря уж о том, что она явно пребывает на грани нервного срыва?

Ну почему, почему она была настолько глупа, чтобы считать его совершенством? Она провела полжизни, обожая человека, которого даже не было в природе. Потому что Колин, которого она знала – вернее, полагала, что знает, – никогда не существовал. И она совсем не уверена, что ей нравится тот, кем он оказался на самом деле. Мужчина, которого она так преданно любила все эти годы, никогда бы не поступил подобным образом. Он не стал бы выслеживать ее… Ну, может, и стал бы, но лишь для того, чтобы убедиться в ее безопасности. Однако он никогда бы не набросился на нее с такой злобой и уж точно не стал бы читать чужую корреспонденцию.