Инженю, или В тихом омуте - Ольга Ланская

Второй загоготал, а высокий поперхнулся — он не ожидал от нее, кажется, таких двусмысленных слов. И начал объяснять что-то сбивчиво — оправдываясь, как ребенок, и одновременно пошла под непрекращающийся гогот напарника, — и тут появился Мыльников.

Он показался ей взволнованным, когда она открыла ему дверь, он, кажется, хотел сказать что-то — но тут услышал доносившийся из комнаты гогот и сразу стал суров и деловит. Он, видимо, был главнее этих — потому что они поскучнели сразу при его появлении. Особенно когда он спросил сухо насчет повода для веселья. При своем начальнике и с ней наедине он был совсем другой, а тут жутко важный стал и строгий — и смотрел на этих очень неприветливо, словно ревновал ее к ним. И буквально тут же увел их к «восьмерке» — и вернулся только минут через сорок, а может, и через час, потому что она успела старый маникюр стереть и сделать новый, и любовалась ярко-черным лаком, так сочетавшимся с золотом колец на пальцах, когда он позвонил в дверь.

И вот уже полчаса он сидел у нее. Он очень неловко себя здесь чувствовал — особенно когда она сказала ему, что сама смущена. Потому что он может по этой квартире сделать вывод, что она жуткая лентяйка и неряха, а на самом деле это не ее квартира, она в ней недавно и вряд ли надолго, особенно в свете случившегося. Но с другой стороны, одинокая молодая девушка и не должна быть ужасно аккуратной — для чистоты и порядка существуют жены, а у таких, как она, должна быть совсем другая атмосфера. Чтобы мужчина сразу почувствовал, что находится не дома.

— Не обращайте на меня внимания, Андрей. — Она усмехнулась невесело, резко меняя тон. — Просто я так рада вас видеть — вот и… То, что было, — это так ужасно, я так растерялась, я так вас ждала…

Он приободрился — расправив плечи, сразу став значительнее.

— Да я сразу — только позвонили, и сразу. Просто машины не было — своим ходом пришлось. — Он немного погрустнел, словно сам факт того, что он добирался своим ходом, немного принижал его достоинство и он уже пожалел, что сказал об этом. — Вы сами как? Испугались?

— О, конечно, мне было страшно. — Она смотрела ему в глаза. — Но теперь, когда вы здесь, — уже нет…

Он сидел на диване, а она напротив, на полу, на специально купленной для этой квартиры маленькой подушке — ей вообще нравилось сидеть на полу, и в любом случае это было лучше, чем восседать на чужом, некрасивом, продавленном диване или на жестком кресле, куске дерева, обитом тонким слоем дерматина. И она сидела и смотрела на него — пытаясь передать взглядом, что своим кокетством лишь прикрывает растерянность и испуг. Что она одна на белом свете и ей нужны его помощь и защита. Но он молчал, он все еще был скованный какой-то — и тогда она сделала ему кофе и дала прослушать запись два раза подряд. И теперь снова вернулась на место, устраиваясь поудобнее и закуривая.

— Еще кофе?

— Откуда же он телефон, интересно, взял? — пробормотал Мыльников, не услышав ее. — Ну не мог он его нигде взять — разве что от телевизионщиков или газетчиков. Или… вы домой не звонили, родителям в смысле? Никто там справок не наводил? Они же хитрые — могли и милицией представиться. Хотя я так думаю — журналисты это. Как думаете — могли они?

— Наверное… — протянула неопределенно. — Вы же сами говорили — если их напугают, то они дадут. Только… Только адрес никто не знал. Фамилию я называла, точно — но не адрес. Адрес я только вам сказала…

Мыльников закивал, все еще бормоча что-то себе под нос, кажется, не придав значения последним ее словам.

— Андрей! — Он даже дернулся, впиваясь расширившимися глазами в ее осененное мыслью лицо. — Знаете что, Андрей… Только между нами, ладно? Я все поняла, поняла, кто это…

Он весь напрягся, это чувствовалось, — и наклонился к ней, непроизвольно создавая заговорщическую атмосферу.

— Я только сейчас поняла — когда вспомнила, что адрес только вам давала. — Она говорила громким шепотом. — Адрес только вам, и на машине я в воскресенье к вам приезжала, под окнами ставила — журналисты ведь не знают ничего, ни адреса, ни номера машины. И я поняла… Я поняла, что это начальник ваш — вот кто. Я ведь сразу на него подумала — только этим не сказала, решила, что глупость. А вот теперь… Это точно он, я знаю. Помните, какие ужасные вещи он мне говорил — что посадит, сделает плохо, бандитов натравит и все в таком духе. Так что это он мою машину заминировал — чтобы я погибла, и…

Шепот, такой яростный вначале, постепенно затихал и вот наконец вообще исчез, так драматично, как в хорошей, профессионально играемой трагедии. И Мыльников, видимо, проникся, подыграв ей на высшем уровне — глядя на нее шокированно и онемело, оглянувшись на дверь, вернувшись к ней потрясенным взглядом.

— Да что вы, Марина?! — Голос его дрожал. — Да этого быть не может! Да он… Да никогда! Мы же милиция. Да и вообще…

— Нет, нет, не обманывайте меня, Андрей, — я прекрасно помню, как он мне угрожал. Я понимаю, что в такой ситуации вы мне не поможете, — и все, что мне остается…

— Да что вы, Марина, — ну клянусь, что не мог он такого! — Мыльников увещевал, упрашивал, уговаривал — но ей показалось, что он не до конца был убежден в своих словах, что он недаром покосился на дверь. — Ну понервничал он — так это понятно. Ну наговорил немного лишнего, так то на эмоциях. А это… это…

Он вдруг вскочил, подскакивая к автоответчику, разглядывая его какое-то время, нажимая наконец на воспроизведение.

«…Люди злые сейчас — а „мерседесы“ и „восьмерки“, они одинаково взрываются-то…….

— Ну вот видите? Видите? — Вид у него был такой, словно он испытал жуткое облегчение. — Он же вам открыто говорит — про «восьмерку» вашу!

— А разве я знаю, кто такой этот «он» — и каких злых людей он имеет в виду?..

У нее неожиданно родилась эта фраза, прозвучавшая так философски, — но она потрясла и ее, и Мыльникова. Забывшего про свои протесты, обхватившего голову руками, ушедшего в себя.

— Да нет, Марина, — это невозможно! Да клянусь вам! Ну перегнул, ну лишнего сказал — но вот так… Да нет. Вы мне лучше данные журналистов дайте, с кем общались, — обещаю, расколю в момент, все выложат, кому и что про вас сообщили! Да прям сейчас начну — к вечеру все знать будем.

Она покачала головой — ей в принципе не важно было, откуда тот, кто звонил, нашел ее данные. Важно было, что он сделал первый ход и сказал, что сделает второй. И еще важнее было, что сгорел ее любимый платок, — куда важнее всего остального.

— Да в общем, правы вы, Марина. — Грозный Мыльников охотно обмяк, принимая простое качание головой за категоричный отказ. — Не признаются они, как их ни пытай теперь. Только вот как он их запугать-то мог? Ладно отморозки из Никитиной бригады — а этот…