Валера - Dey Shinoe

кабинет.

Взглядом ищу Овечкину. Нахожу. Вскинув ладонь выше собственной головы, я лениво машу рукой, пока Лариса меня не заметит.

В этот же момент мимо меня проходит Пашка. Он, как настоящий бро, хлопает по моему плечу.

— Крепись, — бросает староста и уходит.

Ему, блин, легко говорить. У него оттуда ничё не течёт. Ну, ничего такого, о чём бы я не был в курсе.

Дождавшись Ларису, мы уходим прочь из этого проклятого места…

***

Мне искренне жаль тех цыпочек, которых я стебал за месяки. Если бы у меня были силы, я бы даже сходил покаяться в церковь, поставил бы свечку какой-нибудь святой мамзеле и помолился за то, чтобы у моей будущей жены не было проблем с «этими днями». Месячные в теле Леры оказались для меня просто каким-то ебейшим мучением. В натуре, я бы согласился отрубить себе палец, чем терпеть то, что мне довелось перетерпеть.

Все эти три дня я вообще не вылезал из кровати, хуй знает, как в туалет ходил — не помню — и вспоминать не хочу. Я просто спал, ел и орал. Соседи приходили трижды, даже полицию вызывали, так я орал.

А ещё мне пришлось пользоваться услугами Овечкиной, которая приходила в среду, чтобы приготовить мне суп, да пожирнее. Ещё эта сумасшедшая зачем-то мне рассказала, что у неё тоже были болезненные месячные, пока она не переспала с футболистом, это типа был её первый раз. Я так и не понял, нахуя мне эта информация. Овечкина потом резко вспомнила, кто я, и смутилась, поспешив заполнить неловкое молчание тем, что начала насильно кормить меня с ложечки.

А в четверг ко мне заезжал Паша. Я сказал ему притащить с собой пива. Сладкого. Холодного. Но вместо пива этот козёл принёс мне мешок всякой сладкой херни. За сладкую херню (с которой я справился минут за двадцать), конечно, ему спасибо, но пиво, блин, тоже хотелось. Ещё я пожаловался Пашку, что сиськи как будто бы увеличились и разболелись, из-за чего Пашку отрубило минут на пять, как старый крузак зимой. Он весь зарделся, аки девственник. Тогда я пригрозил ему кулаком, типа чтобы он даже не смел ничё там себе фантазировать, пока я здесь.

Из-за моего паршивого состояния даже пришлось взять отгул на работе. У моей гладенькой, упругой красотки Светки в голосе тогда ещё промелькнула нотка неочевидного, но лестного беспокойства, когда мы созванивались. Я рассказал ей, как поживаю и как страдаю. Возможно, я даже рассказал ей дофига лишнего, но ни о чём не жалею. Она внимательно выслушала меня и предложила в субботу, если я почувствую себя лучше, выйти на прогулку и, возможно, даже зайти пообедать вместе.

Ясенхуй, в субботу с утра я чувствовал себя как дерьмо, но даже это не могло меня остановить. Лариса оставила целую упаковку каких-то обезболивающих, которыми я обожрался и выдвинулся на встречу.

Погода стоит шикарная, но тем хуже. С меня потов семь сходит, пока я добираюсь до нашего места встречи.

Почти каждое утро мы пробегаем мимо этой кафешки. Судя по всему, Светка здесь не первый раз. А я в душе не ебу, чё за кафе. Впрочем, оно и неважно. Мне лишь бы со Светкой, а куда — без разницы.

— Салют! — Радостно приветствую я свою зазнобу и начальницу по совместительству. — Одна отдыхаешь? Щас будем две.

Света отвлекается от телефона и вытаскивает наушники из ушей. На её лице лёгкая улыбка, блестящие глаза слегка прищурены из-за палящего солнца. Она тянет ко мне руку. А я замираю, как придурок, пока она впервые приобнимет меня. Это обезоруживает.

— Выглядишь не так плохо, как рассказывала, — сообщает Света.

— Просто я сожрал… а пять колёс обезбола.

— Тебе не станет дурно?

— Да фиг его знает, — отвечаю я, глядя ей в глаза и не переставая лыбиться.

— Ладно, идём есть? — Светка кивает в сторону кафе. Мы устремляемся к двери с яркой вывеской.

Она первой заходит внутрь, а я сразу за ней ныряю в чистенькие светлые своды. Здесь пахнет свежей выпечкой и играет какая-то попса из колонки. Мы плюхаемся на первые свободные места. Я смотрю на тюлевые занавески, которые слегка колыхаются от теплого ветра. На улице солнце пакует шмотки и отчаливает в какую-то другую часть мира, уступая место вечеру. Официантка, подсуетившись после моего свиста, наконец-то приносит нам меню, и Светка заказывает чашку эспрессо с тремя ложками сахара. Официантка кивает и переводит взгляд на меня. Я прошу её принести то же самое.

— Любишь эспрессо? — спрашивает Света, разглядывая меню.

— Ну, — протягиваю я, пытаясь ответить так, чтобы не выставить себя дураком. — Да, обожаю.

— Правда?

— Ага. Это ж так вкусно, э-э, этим можно насладиться. Так сказать, растянуть удовольствие.

Света тихо усмехается, и я поднимаю глаза на её лицо. Солнечный луч стекает по её мягкой скуле и прыгает на бархатную шею. Я не сразу замечаю, что Света уже давно палит меня.

— Что будешь есть? — Спрашивает она таким голосом, каким типа спрашивают соседи, которые спалили тебя за воровством яблок, но взгляд опускает в меню.

— Да ху… в смысле, не знаю пока. Мяса хочется. А ты?

— Я вегетарианка. Наверное, буду спаржу и сендвич с хумусом.

— А чё это? — Определившись с выбором, я откладываю меню в сторону и складываю руки на стол, пытаясь снова заглянуть Светке в глаза.

— Ты про вегетарианство?

— Ага.

— Не знаешь, что это такое? — Почему-то удивляется Света, и тут у меня поджимается очко. Мне совсем не хочется показаться ей глупым или недальновидным, так что я загадочно молчу и смотрю в сторону, типа ищу официантку. Вообще-то чего-то не знать — это нормально. Я считаю себя вполне смышлёным, но в чём-то я тупой, а в чём-то умный. Это как если вы попросите Энштейна пояснить за «понятия». В Муторае все живут по понятиям, но никто наверняка не в курсе, что это за понятия такие. Они просто существует, а мы все просто делаем вид, будто бы их знаем и следуем им.

Со Светой мне хочется быть тем самым типом, что эти понятия придумал. Так что как только подходит официантка, я озвучиваю свой заказ. Света озвучивает свой. Мы остаёмся одни и я снова заглядываю