Рацухизация - В. Бирюк

Слева на траве вдруг возникает тень от костра. Голова и два треугольных уха торчком. Уши начинают прижиматься. Фанг переводит глаза на князь-волка. Потом на меня. Потом… Как-то промаргивается, яснеет глазами, мягко опускается на колени.

– Господин. Не делай этого. Это — смерть.

Если бы он на этом остановился — я бы послушался. Фиг его знает, какие заморочки на здешние артефакты навешиваются. С ядами, например, они не худо работают. Не всё, что на расстоянии руки — полезно брать руками.

Но он продолжил:

– Древние боги. Столь древние, что для них и Перун, и Велес… И ваш Христос — просто расшалившиеся подростки. Они — не допустят. Несущий калину… Калина — путь между миром живых и миром мёртвых. Хранители пути… Если убить — пути откроются и в мир хлынет… Если хоть одна ягода из грозди выпадет… Ты не можешь взять.

Твою мать! Я не могу?! Ты меня учить будешь?! Ты меня остановить хочешь?! Против моей воли?!!!

– Ты забыл — кто я. Ты забыл слова мои в первую нашу встречу, в подземелье в Рябиновке. Вспомни: пришёл на Русь новый зверь. Зверь невиданный и неслыханный. Пришёл путями новыми, прежде не хожеными, до времени закрытыми. И нет от него защиты. Ни у кого нет. Ни у зверей, ни у людей, ни у птиц небесных, ни у гадов ползучих. Помнишь? Ты тогда сам сказал: обезьяна белая, бесхвостая, бесшёрстая. Нет у неё ни когтей длинных, ни зубов острых, ни чешуй прочных. Ненугалимаш звериш. Я, я сам! — иду путями! Мимо хранителей. Если они успели спрятаться. Сквозь них — если нет.

– Но, господин…

– Фанг, или ты веришь мне, или тебе нет места здесь.

Я посмотрел через его голову на женщину. Она уже пришла в себя и ворочалась на траве, связанная. Здоровенная, тёмно-красная блямба на её шее болталась маятником. Обошёл Фанга, ещё несколько шагов. Не двигается, на спину мне не кидается. Уже хорошо. Так. Где тут у нас что? Не хотелось бы ножиком рвать золотую цепочку — тонкая работа. Факеншит! Чуть не укусила, зараза! «Она не женщина, она зараза». Точнее: хранительница. Будем лечить и изымать. Чтобы не инфицировала и не складировала…

Стукнул слегка по уху, снял украшение… И правда — камни похожи на ягоды калины…

Полный двор народа — все смотрят на меня. Челюсти у всех — на коленях. И — молчат. Чего они уставились? Ждут, что я дымом изойду? Или — со всех дыр демоны полезут? Внятно повторим себе формулу Рабиновича: «не дождётесь».

– Кстати. Как советовала одна матушка-потаскушка своей адекватной доченьке: «Когда пойдёшь на сладкое свиданье, не забудь поместить, сама знаешь куда, калиновую косточку». Во избежание женских недомоганий. Запомнили? (Теперь — с нажимом, чтобы до каждого дошло) И все ваши выдумки — туда же.

Народ — выдохнул.

Но с этой панорамой юбилейных монет… разного цвета и возраста… надо что-то делать. А то как-то… сдачу выручки инкассатору напоминает.

И срочно восстановить управляемость подразделения.

– Авундий, дуру — ободрать. Цацки её аккуратнее — они денег стоят. И тряпку какую — в пасть забейте.

Я не вслушиваюсь — чего конкретного она шипит, но вижу, как вздрагивают парни-голяди. Проклинает, обещает, пугает…

Как я понимаю, шипятся глубоко экспрессивные пожелания с обильным использованием ненормативной лексики.

Давно было у меня предчувствие, что русский мат изначально — женский язык. В силу своей глубокой сакральности и эмоциональности. Мужику проще кулаком вдарить, а вот даме…

Несколько раз в своей прошлой жизни доводилось мне видеть женские проклятия в действии. Выгоревшее подворье в одном из маленьких русских северных городов, хозяин которого — приезжий с юга, вздумал обругать двух простых русских женщин, пожилую мать с взрослой дочерью… Которые оказались не совсем простыми. Или — совсем не простыми…

После ссоры они и на километр к тому дому не подходили — дурень всё сделал сам. Своими руками, по своей воле, в своей семье…

Когда я позже вздумал выговаривать одной из них:

– Там же и дети погорели…

Она ответила честно:

– Кто нас обидит — полгода не проживёт. А дети… сам же знаешь — по четвёртое колено. Детей — жалко, не повезло им — от дурака родились, у хамья — в доме вырастали.

Доводилось и самому под женский сглаз попадать. Не всегда, даже с наработанными навыками, можно поставить эффективную блокировку.

Например, ведёшь какую-нибудь компанию. Далеко не у всех наших людей хватает дисциплинированности души: пришёл на праздник — веселись, хотя бы сделай вид — я веселюсь. Хороший, в принципе, человек, но «сделать себе хорошо» — не умеет. Нет навыков управления собственным настроением, собственными эмоциями. Мне их жалко. Если их силком не заставить — так в грусти-тоске и останутся.

Начинаю… «тянуть одеяло на себя». Типа «массовик-затейник», «душа компании», «весь вечер на арене»… Накачиваешь гостей положительными эмоциями, энергетикой. Естественно, держишь каналы открытыми — нужна качественная обратная связь.

А среди присутствующих… Нет, если одна-две — терпимо. А вот если десяток… Обычно — кровных родственниц. Чуть подвыпивших, заведённых, завидующих… или кем-то/чем-то озлобленных… они и не понимают, что творят. Это — не «высокая волшба», осознанная, целенаправленная, а так… инстинкты и эмоции женских душ.

Как минимум — сразу умыться холодной текущей водой. Солёная тоже годится. Хорошо бы утереться подолом женского платья. «Папка — рукавом, мамка — подолом, а я и так похожу» — русская народная мудрость насчёт утиральника. Но подолом — лучше.

Только мне нельзя — увлекаюсь. Подподольным пейзажем и инстинктивно возникающими сценариями продолжения. И — не пить. Алкоголь после сглаза или проклятия… вплоть до смертельного исхода. А так… может, просто на бабки попадёшь. Штраф какой-нибудь на ровном месте, холодильник сгорел, аккаунт взломали…

«Спасибо тебе, господи, что взял деньгами» — таки «да».

Ведро колодезной — мне принесли, «башенную блондинку» — заткнули. Вот, ещё одни литовские подштанники нашли себе оригинальное место хранения.

Кроваво-красная блямба покачивалась на руке, привлекала настороженные взгляды окружающих и беспокойные собственные мысли.

Непонятно. Непонятен первоисточник мифов, сложившихся вокруг этого растения.

Красный цвет сока ягод калины ассоциируется с кровью. Причём именно в определённой ситуации. Термины «ломить калину», «сечь калину» означали лишение девственности. Особые почести принадлежали девушке, которая сохранила верность своему нареченному. Что и подтверждалось пятнами на ночной рубашке — «калинов цвет».

В форме косточек видели очертания человеческого сердца и связывали калину с делами сердечными, любовными.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});