Рудольф Нуреев. Я умру полубогом! - Елена Обоймина

Нуреев был счастлив: его мечта исполнилась, он увидел, как танцует Эрик Брун. «Вот это школа! — рассказывал он впоследствии. — Я был счастлив, что он позволил мне быть возле него, видеть, как он работает, его технику. Нужно расширять свой кругозор. Русская школа страдает узостью и бедностью, там нет свободы в мышлении и танце. Это — долгая палка. Педагоги учат не технике, а манеризму. Поэтому и спектакли в России очень манерные, в них много кривляния».

Несправедливость высказывания в отношении русской балетной школы здесь слишком очевидна. Если бы она действительно страдала узостью и бедностью, во всем мире навряд ли бы столь ценились русские педагоги! Отличный пример значения русской школы приводится в уже упомянутой нами книге Г. Альберта о его педагоге Александре Пушкине. Канадский танцовщик Дэвид Холмс и его жена и партнерша Анна-Мария Холмс стажировались в Кировском театре и в хореографическом училище у Александра Пушкина и Натальи Дудинской. «После первого урока в классе Пушкина, — пишет автор, — потрясенный Холмс решил немедленно возвратиться домой, в Канаду, ибо понял, что его подготовки не хватает даже на выполнение экзерсиса у палки (а ведь он был солистом в труппе Виннипегского Королевского балета!)». Но доброжелательность русского педагога вселила уверенность в своих силах, а их общая кропотливая работа на занятиях вскоре дала положительные результаты. Об успехах Холмсов после уроков Пушкина сообщал в своем письме к Александру Ивановичу другой его ученик, Войтек Веселовский из Варшавы: «Сейчас видно, какие большие успехи они сделали благодаря Вам».

Поначалу Врун и Нуреев встречались только в студии, где Эрик и Мария репетировали. Затем Мария уходила вместе с Рудольфом. Она успела заметить, что между танцовщиками промелькнула какая-то искра. «Эрик принадлежал к тому типу, который нуждается в независимости, — говорила она, — но Руди был так привлекателен, что к нему тянулись спонтанно. Я по себе это знаю…»

Мария очень ревновала и старалась не допускать, чтобы Рудольф и Эрик оставались наедине. Однажды Рудольф пригласил Эрика пообедать вдвоем и опрометчиво сообщил об этом Марии. Та закатила жуткую истерику. «Она с визгом выскочила из костюмерной Королевского оперного театра. Нуреев бросился за ней, а за ним последовал Брун. В этот момент после утреннего класса вышла вся датская труппа, наблюдая как Нуреев, Брун и Толчиф гоняются друг за другом по «Ковент-Гарден».

Эрик готов был сквозь землю провалиться. Может быть, уже в тот момент он начал понимать, во что может превратиться его спокойное и размеренное существование, свяжи он свою судьбу с Нуреевым… Вскоре Мария уехала из Копенгагена одна, позволив обоим своим любовникам поступать так, как они считают нужным.

Брун старательно скрывал свою жизнь вне сцены, и даже его немногочисленные близкие друзья знали о ней лишь в самых скупых подробностях. В принципе, он никогда не скрывал своих гомосексуальных романов, но избегал любых разговоров о них.

«Говорить об этом в те дни было не принято», — поясняла его невеста Соня Арова, и вспоминала при этом знакомого им с Вруном датского танцовщика, покончившего с собой из-за слухов с «голубой» окраской. В Королевском датском балете царили консервативные нравы, на гомосексуализм там смотрели косо.

В Соню Арову, балерину родом из Болгарии и, как говорят, с татарскими корнями, Эрик влюбился еще в 1947-м, когда они оба работали в «Метрополитен-опера».

В балет Соня попала благодаря легендарному русскому басу Федору Шаляпину, старому другу ее семьи. Как-то вечером в доме Сониных родителей Федора Ивановича упросили спеть. Все благоговейно слушали, а шестилетней Соне вздумалось танцевать. Это произвело якобы такое впечатление на Шаляпина, что он уговорил сомневающихся родителей отдать ее учиться балету. Когда разразилась война, Соня бежала в Париж, переодевшись мальчишкой. Как исполнительница Арова считалась за рубежом не только живой и смелой, но и одной из самых универсальных, танцуя во многих ведущих труппах Европы и Америки, включая «Балле Рамбер» и труппу Жоржа де Куэваса.

Судя по известной записи ее па-де-де с Эриком Вруном, Соня, увы, ничем не превосходила большинство зарубежных исполнительниц 1960-х: слабоватая техника, весьма далекая от виртуозности, тяжелый и малоподвижный корпус и деревянные руки — весьма сомнительные качества для балетной выразительности.

Юные Эрик и Соня обручились, когда ему было еще восемнадцать, а ей — двадцать. Но даже в то время знакомые Эрика знали о его бисексуальности.

Этой паре нередко приходилось разлучаться. В 1949 году Эрика пригласили в Американский балетный театр на нью-йоркский сезон. Несколько лет подряд танцовщик разрывался между Данией и Америкой, при любой возможности встречаясь со своей Соней. Но их многолетнее нахождение в статусе жениха и невесты так и не завершилось свадьбой. В 1954-м Соня отправилась вслед за Вруном в Американский балетный театр и заметила, что ее жених сильно переменился. Вскоре она узнала, что Эрик сблизился с такими танцовщиками, как Скотт Дуглас, известный своими гомосексуальными наклонностями. У нее шевельнулось подозрение, что и сам Эрик может оказаться геем. Соня, впрямую не затрагивая эту опасную тему, высказала вслух опасения насчет их будущего.

«Эрик считал, что нам нужно остаться вместе, — рассказывала она позднее. — Но у меня не было уверенности, что я сумею справиться с ситуацией такого рода… Я была слишком молода, чтобы понять больше. Я не хотела, что бы он связал себя с чем-то, что в конце концов принесло бы ему разочарование. Я смутно представляла себе будущее».

Даже разорвав помолвку с Вруном, Соня Арова осталась одним из самых доверенных его друзей… Она имела добрую натуру. Балерина Розелла Хайтауэр описывала ее как «необычайно щедрую, даже когда она не имела для этого никакой возможности. Она никогда не заботилась о своей репутации».

Эрик Брун от рождения обладал теми качествами, которых начисто был лишен Рудольф: спокойствие, сдержанность, такт. А главное — он умел то, чего пока не умел Нуреев. Профессиональное мастерство Эрика вызывало восхищение. Рудольф жадно учился у него, Брун охотно учил. А учить действительно было чему…

В фильме-балете «Жизель» с участием Эрика Вруна и Карлы Фраччи Эрику уже сорок один — солидный возраст для солиста балета. Но его танец по-прежнему безупречен. Благородная манера, особенные изящество и легкость, скульптурная четкость позировок выгодно отличают Вруна даже от его известной партнерши, которая значительно моложе. Просматривая кинозаписи с участием датского танцовщика, хорошо понимаешь, почему Нуреев стремился учиться именно у него. Красота движений и чистота исполнения — вот два важнейших момента, взятых Рудольфом у его старшего товарища.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});