Хмельницкий. Книга третья - Иван Ле

Сошлись они, словно горы из известной пословицы, нарушив вечную веру в незыблемое «гора с горой не сходится». Вспомнил Богдан юношу Петра и застенок смертников в Пловдиве… Только сила реального мышления превращала того юношу заключенного в этого почтенного священника.

А здоровались теперь как братья, как родные, после горькой разлуки на берегу Дуная, по прошествии такой бездны лет! Не плакали и не смеялись эти взрослые дети своих плаксивых родителей. Только любовным взглядом ласкали друг друга. Потом разговорились, да и то не о своих чувствах. Судьба родины, патриотами которой они были, еще больше сближала их в этом зале.

Когда в дверях королевских покоев показался секретарь королевы Ронколи, Парчевич скороговоркой завершил их разговор:

— Не погиб еще болгарский лев[16], он не спит, а лишь дремлет… Так не упустим же подходящего момента для совместного нападения на Турцию…

Богдан Хмельницкий воспринял эти слова как заклятие.

В первый момент трудно было узнать королеву среди роскошно одетых дам и девушек, вышедших из открывшихся позолоченных дверей королевских апартаментов. Богдан больше присматривался к сопровождавшим их мужчинам, одетым в западноевропейские камзолы. Среди них он искал глазами Владислава IV.

Только услышав нежный голос, он оторвал свой взгляд от мужчин. Это приветствовала гостей на французском языке хозяйка, новая королева Речи Посполитой. Иероним Радзиевский уверенно перевел казакам речь королевы Марии-Людовики де Невер:

— Ее величество королева Речи Посполитой желает всем собравшимся здесь здоровья и успехов в их благородном деле. К большому огорчению, его величество пан король Речи Посполитой сейчас болен и не сможет никого принять. — И обратившись к казакам: — Ее величество пани королева Мария просит остаться здесь только рыцарей украинского казачества, панов полковников, и подойти к ней для деловой беседы…

Один из придворных не совсем вежливо попросил болгарских послов оставить зал. Королева считала удаление болгарских послов нарушением придворного этикета и словно просила извинения на латинском языке, приглашая казаков остаться в зале для разговора с ней. Кроме Богдана латинский язык знал и Барабаш. Нестеренко наклонился к Богдану, прислушиваясь к его переводу. Королева заметила это и довольно улыбнулась. Теперь она была уверена, что сможет свободно договориться с казаками.

— Неожиданная болезнь короля не дала ему возможности получить удовольствие от беседы со своими верными друзьями казаками. Он просил передать вам свои извинения и вот это письмо пану генеральному есаулу. Я, как королева, должна заменить своего мужа Владислава в разговоре с казаками. Речь идет об одном и том же военном деле… — заговорила она не спеша, словно нанизывала слова, как бусы, на нить. Но, произнеся слово «дело», задумалась, словно колебалась, продолжать дальше или нет.

— Если воля его величества выражена в послании, переданном по его ведению пану генеральному есаулу, — Богдан указал на письмо, которое Барабаш прятал уже во внутренний карман, словно что-то украденное, — мы с радостью услышали бы ее из уст вашего величества королевы Речи Посполитой.

Интригующее послание короля, переданное казачеству через Барабаша, не на шутку задело Богдана. Или, может быть, король в тот момент забыл о нем? Но вполне возможно, что кто-то хочет перехитрить короля, противостоять воле владыки? Возможно, в спешке послание переадресовали кому-нибудь из казацких старшин?

Королева улыбнулась. Неужели она уловила его настроение? Надо быть осмотрительнее!.. А как очаровывает и успокаивает воинов, особенно приднепровских казаков, улыбка коронованной женщины! Королева посмотрела на Радзиевского как на заговорщика. Будто подтвердила какую-то предварительную договоренность. Почтенный пан из свиты королевы уже закрывал дверь за последним болгарином из посольства Парчевича. Королева, словно хозяйка праздничного торжества, а не делового, приема, радушно говорила:

— Мне приятно было слышать о благородном поведении отважных казачьих старшин, достойно ответивших на дерзость коронного офицера мосье Самуэля Лаща. Мосье Радзиевский подробно доложил об этом королю. Королевский стражник получит не только нагану[17]. — Королева еще ласковее улыбнулась казакам, употребив единственное польское слово, почему-то пришедшее ей на уста. — Капитан Лащ-Тучанский, говорят, очень нетерпим и ведет себя крайне непристойно. Это уже переходит всякие границы. В западных странах добропорядочность государственного служащего является законом!.. По поручению больного короля обязана сообщить казацким рыцарям, что войны против Крыма и Стамбула не будет… Убедить дворянский сейм Речи Посполитой в том, что турецкий султан вместе с крымским ханом являются плохими соседями нашего государства, было тяжело даже королю.

— Очень странно, что шляхтичи уже на улице чванливо хвастаются этой победой над королем, — ответил Богдан Хмельницкий, воспользовавшись паузой, которую словно умышленно сделала королева. — Поэтому мы очень признательны пани королеве за информацию о надменном поведении шляхтичей в сейме. Но нас это не остановит, ваше величество. Казацкие полки, подготовленные по требованию короля для похода против турок, не сложат оружия, коль оно уже находится в их руках. Вон братья болгары просят нас помочь им избавиться от турецкого гнета. Существующие реестры не удовлетворяют казаков, и мы требуем увеличить их, но паны шляхтичи только посмеиваются над этим. А должны были бы… во всяком случае, умнее, по-государственному, подходить к этому вопросу, учитывая, что по соседству существует жадный на ясырь, коварный враг. Мы хотим, ваше величество, через вас выразить свои верноподданнические чувства его милости королю, заверить в нашей преданности и уважении к нему. Просим вас быть нашим посредником и ходатаем перед ним. Пусть он разрешит увеличить реестр казаков, чтобы этим освободиться от крепостной зависимости хотя бы тем украинским воинам, которые по воле короля уже вооружились для ведения задуманной королем войны против султана.

— Полковник радует нас такой благородной защитой вооруженных казаков и солидарностью с болгарами. А положение с вооруженными казаками, как мне кажется… не такое уж катастрофическое. Вооруженные воины, да еще такие отважные рыцари, как украинские казаки, именно сейчас очень нужны для войны в Европе.

— Казаки не будут воевать за победу венского цесаря и за господство католиков, по существу иезуитов в Европе! — горячо возразил Хмельницкий.

— Не слишком ли резко, полковник? — неожиданно вмешался в разговор Барабаш.

— Полковник Барабаш хочет усложнить беседу, говоря на незнакомом королеве языке, — ответил Хмельницкий по-латыни, чтобы скрыть этим свое несогласие с мнением Барабаша.

Королева не поняла, что сказал Барабаш. Но из того, как казацкие полковники словно разделились на две группы, сделала вывод, что и в их среде нет единства. Она даже засмеялась от такой догадки. Горячность Хмельницкого импонировала ей. Но станет ли она, королева Речи Посполитой, именно его союзницей?

Еще свежи в памяти требования кардинала Мазарини помочь Франции наемными войсками, чтобы наконец изгнать испанские войска из Нидерландов. Королева лишь миг колебалась, а потом решилась:

— Может быть, казачество откликнулось бы на призыв французского правительства, которое не может смириться с захватнической политикой Испании на севере?..

Полковники переглянулись. Хмельницкий вдруг вспомнил о давнем намеке Радзиевского, о котором он уже забыл, что, возможно, придется повоевать казакам во Франции. И только сейчас сообразил, что европейские политики уже давно обсуждают этот вопрос, как острую военную проблему. Поэтому он вопросительно посмотрел на своих товарищей. Они уже знали, о чем идет речь, поскольку Барабаш перевел им разговор Хмельницкого с королевой. Для Хмельницкого было важно выяснить мнение полковников, их настроение.

— Ваше величество, казаки могут дать ответ, когда получат вполне определенное предложение, — с достоинством сказал он, удивленный и восхищенный смелостью королевы. Ведь оказание помощи кардиналу Мазарини казаками означало бы, что они открыто выступают против иезуитской коалиции в Европе, а значит, становятся врагами Речи Посполитой.

— В Париже хорошо знают и ценят украинских казаков, — снова продолжала Мария-Людовика Гонзага с чуть заметной улыбкой на устах. В ее тоне звучала то ли показная смелость, то ли боязнь за свой политический шаг, вызванный родственными чувствами к Франции. — Кардинал Мазарини, кажется, уже присылал своего посла с таким предложением к какому-то своему старому другу казаку…

— У кардинала Мазарини есть друзья среди казаков? — удивленно почти в один голос спросили полковники, глядя на Хмельницкого.