Благословенный (СИ) - Коллингвуд Виктор

— Понятно… А что с золотом? Добывают на Урале золото?

— Есть немного; но очень трудно оно берётся. Жилы идут в твёрдом камне, извлекать тяжело!

— Думаю надо ещё поискать… Сможем строить туда экспедицию?

— Никак невозможно! На дворе уж осень, и зима на носу!

— Так на следующий год? Сейчас запланировать, деньги изыскать, штат заполнить, а весной пусть и едут… или даже в конце зимы, чтоб раньше начать?

— Такое возможно!

В итоге смогли снарядить две партии. Экспедицию в Хибины возглавил Иван Михайлович Ренованц, немец по происхождению. Им поставлена задача поиска фосфорсодержащих руд — апатитов, и асбеста, называемого здесь «горный лён», ну и, разумеется, всё прочее, что только попадётся по пути. Ему выделили мастеровых и оборудование для бурения,

На Урал отправлялась группа студентов выпускного курса во главе с опытным заводиком Аникитою Сергеевичем Ярцевым. Их задачи — в основном, золото, как жильное, так и россыпное. В числе прочего выделили им и реактивы, главным образом, ртуть, для поисков трудноизвлекаемых запасов благородного металла. Ярцев, видный заводской специалист, должен был также наладить в Екатеринбурге работу монетного двора. Финансирование партий, хоть и с трудом, но получили. Война уже поглощала все ресурсы, но Воронцов нашёл средства в фондах Коммерц коллегии, предназначенных для покрытия непредвиденных расходов.

* * *

Петербург всё более втягивался в рутину очередного русско-турецкого конфликта. Война началась, и все ожидали скорого и решительного столкновения, но случилось не так. Турки потеряли много времени в сборах войск, рассеянных по Малой Азии, а князь Потемкин также медлил идти на них. Сорок тысяч было послано против закубанских татар и горских народов, тридцать тысяч защищали Крым, ещё сорок тысяч расположено было на пространстве от Херсона до Буга. Потёмкин назначил главною квартирою своею Елизаветград; здесь он дожидался назначенных ему резервов, собирал запасы продовольствия и фуража. Воевать под зиму он явно не собирался, тем более, что под Очаковым навряд ли можно было найти пристойные «зимние квартиры» для огромной армии, а взять крепость до зимы не представлялось возможным. Фельдмаршал Румянцев собирал близ Киева 2-ю армию, численностью в 70 000 человек войска. Главным назначением этой армии было прикрывать тылы Потёмкина на случай внезапной атаки со стороны поляков.

Турецкая армия во главе с Великим визирем базировалась в Адрианополе, численностью доходя до 380 тысяч. Турецкие эмиссары активно призывали к оружию все татарские орды. В таких обстоятельствах Румянцев и Потемкин, забыв свои несогласия, помирились. Князь сделал первый шаг, написал фельдмаршалу, что, как ученик его, просит его советов и приказаний; Румянцев ответил ему очень любезно. Как не глупо это прозвучит, а достижение согласия между двумя командующими одной и той же стороны — уже большое дело и заявка на победу. Сколько сражений и даже войн было проиграно из-за внутренних неурядиц!

Турки меж тем выслали свой флот в Очаков, планируя держать под прицелом весь северный берег Чёрного моря. Решив перехватить их, главнокомандующий направил свежепостроенный Черноморский флот на перехват турецкого. Флот вышел в сентябре из Ахтиярской бухты, и вскоре попал в страшную бурю. Долго не было вестей; затем по петербургским гостиным и дипломатическому корпусу поползли слухи, что флот наш той бурею полностью уничтожен. И это в самом начале войны! Без преувеличения, это была катастрофа.

Узнав о случившимся с флотом, Потёмкин страшно запаниковал. Этот человек, как говорят англичане, «жил или на чердаке, или в подвале» — другими словами, князь находился всегда или в самом восторженном состоянии, или же впадал в меланхолию, совершенно упав духом. Это нервическое состояние, кстати говоря, выражалось у него в странной физиологической реакции: он начинал грызть ногти.

В один день в начале октября императрица позвала меня к себе в необычное утреннее время. Дело в том, что по утрам она всегда занималась государственными делами — принимала доклады, читала и писала письма, отчитывала вельмож, а мы с братцем видели её только после обеда. Но в этот раз всё было по-другому — она позвала меня утром, причем одного, без Кости.

Мы с Протасовым сразу явились на ее сторону Зимнего Дворца, но Александра Яковлевича внутрь личных покоев отчего-то не пустили, и я пошёл один.

Екатерина сидела за изящным рабочим секретером. Она была сильно раздосадована, напряжена, и, как мне показалось, недавно плакала.

— Прочти это, мой друг, — произнесла она, протягивая мне небольшую, на одну четвёртую листа, бумагу.

Это оказалось письмо Потёмкина от 24 сентября 1787 г. Он писал как раз по поводу злополучного флота: «Я стал несчастлив… Все идет навыворот. Флот севастопольский разбит бурею… Корабли и большие фрегаты пропали. Бог бьет, а не турки. Я при моей болезни поражен до крайности, нет ни ума, ни духу. Я просил о поручении начальства другому… Ей, я почти мертв… Я все с себя слагаю и остаюсь простым человеком. Но что я был Вам предан, тому свидетель Бог».

Я отложил бумагу, задумавшись. Да, Григорий Алексеевич положил много сил и внимания на устройство Черноморской эскадры, и теперь очень переживал за её судьбу.

— Сашенька, тебе ничего не снилось по поводу нашего Черноморского флота? — услышал я голос императрицы. — Григорий Алексеевич места себе не находит, да и я тут уж какую ночь без сна, всё думаю, что там могло случиться!

Что там было с нашим флотом, я, несмотря на историческое образование, признаться, не знал. Может, чего-то и утонуло, да ведь когда это было, двести с лишним лет назад! Но тот факт, что Черноморский флот под командованием Ушакова нанёс в ту войну несколько чувствительных поражений туркам, был мне хорошо известен. Значит, основная часть флота уцелела? Или его просто очень быстро восстановили? Проклятье! Я не помню! В университете я по этому периоду больше изучал Русско-Шведскую, чем Русско-Турецкую войну!

— Видение мне было, что флот Черноморский многие победы одержит. Адмирал Ушаков при сём отличится! Насчёт бури этой не ведаю, но, думается, если флот сможет турок разбить, стало быть, большею частью он не пострадал!

Государыня заметно повеселела.

— Ну, слава Богу Всевышнему! Напишу Светлейшему Князю, чтобы оставил печали свои! Спасибо, Сашенька, успокоил ты меня…

Тянулись томительные дни ожидания: наконец, к концу сентября всё прояснилось. Флот наш действительно сильно пострадал, но потерян был лишь один линейный корабль, «Мария Магдалина». Утратив в шторм все мачты, он был вынесен к Босфору и захвачен турками. Остальные корабли, к счастью, уцелели, хотя, из-за повреждения такелажа надолго потеряли боеспособность. Стало понятно, что турецкий флот вскоре появится у Очакова. Армия же наша до следующего лета должна была оставаться в оборонительном положении по случаю выступления 380 000 турок к Бессарабии.

Как и в прошлую войну, решили собирать эскадру Балтийского флота в экспедицию в Архипелаг, о чем вышел высочайший указ. С прискорбием узнал я, что экспедиция Муловского по случаю войны отменена, а офицеров, матросов и прочих людей, для сей эскадры назначенных, так и суда и разные припасы, для нее заготовленные, будут отправлены в Средиземное море. А ведь я-то помнил, что никакой эскадры в Средиземное море не будет отправлено, то есть нашу первую кругосветную экспедицию отменят зря.

Улучив момент, я попытался поговорить об этом с Екатериною. Мы играли в биллиард, когда я, улучив минуту, спросил про задуманное предприятие.

— Может, не следует отменять экспедиции Муловского? Будет ли на войне толк от этих судов? Это не линейные корабли, в прямом бою они участвовать всё равно не смогут; и в шхерах, за отсутствием вёсел, тоже неприменимы! Противу шведов эти корабли бесполезны!

— Важнее не сами корабли даже, а люди с них, и припасы. Всё это понадобится для экспедиции в Архипелаг!