Орудия войны - Яна Каляева

с приключенческой литературой. Саша приободрилась, приключения она любила. Обложки обещали истории про разные времена и страны. Саша пролистала несколько книг и с удивлением поняла, что герой в них почему-то один и тот же, причем у разных авторов, и это всегда наш современник, чудесным образом попавший в прошлое. Что-то подобное было обыграно Марком Твеном, а теперь, видимо, творческий метод ушел в народ.

Про времена и страны, где разворачивалось действие, авторы писали удручающе мало. Их больше интересовали успехи собственно героя, достигнутые через применение современных знаний и технологий. Герои создавали динамо-машины и работающие от них приборы из подручных материалов и все как один знали наизусть новейшие методики гнойной хирургии и родовспоможения. Иногда они оказывались в телах исторических деятелей прошлого и исправляли их ошибки. В любом случае у них все выходило на удивление легко. Окружающие смотрели им в рот и безусловно верили им. Саша пожала плечами. Она знала, что в прифронтовой полосе любого, кто вызывает хотя бы малейшее подозрение, бьют долго и больно. Оставалось загадкой, что же мешало этим невероятно талантливым героям реализовать себя в том времени, в котором они родились.

Листать однообразные истории скоро сделалось скучно, и Саша задумалась, что хорошо бы и у нее появился друг и союзник из будущего. Не страшно, если он не сможет создать всепобеждающее оружие или лекарство от всех болезней. Саша и современным-то вооружением своих бойцов обеспечить не могла в отрыве от промышленной базы. Важно, чтоб человек из будущего рассказал о мире, не знающем нищеты, неравенства, невежества и войн. Убедил ее, что сейчас все они сражаются не напрасно, с каждым днем все глубже увязая в этой проклятой гражданской войне, которой конца-края не видно…

Последний осмотренный Сашей шкаф содержал сборники заполненных бланков для игры в преферанс. Саша не поняла, кому это может быть интересно. Сама она любила при случае расписать пулю, но в чем радость читать о чужих играх?

Прошло уже больше условленных тридцати минут. Саша вернулась к своей сумке, оставленной возле раздела дамских романов, и взяла ее в руки. Сердце подскочило к горлу: сумка ощутимо потяжелела, словно туда положили пару небольших гирь.

Заставив себя не спешить, Саша взяла с полки пару дамских романов — тех, которые листала, или других, не важно. Чтоб прикрыть новое содержимое сумки, все они годились одинаково. Расплатилась, поболтала минуту с кассиром. Изо всех сил стараясь выглядеть нормально, вышла в суету Сенной площади.

Извозчика найти не удалось, и Саша решила идти пешком. До квартиры на Литейном, которую снял им Вершинин, было недалеко, но следовало пересечь Невский проспект. Саша пошла по вечно пустующей набережной Екатерининского канала. Миновала дом, где впервые встретила Щербатова. Узнала даже деревья, на которые смотрела тогда из окна. Удивилась слегка, что это все не вызывает в ней никаких чувств. Прошлые дела. Теперь другое важно.

На подходе к Невскому, возле Казанского собора, ее остановил пожилой усталый городовой.

— Добрый день, мадам, будьте любезны вашу сумку для осмотра.

Саша надеялась, что ей удалось не побледнеть слишком заметно. В эти неспокойные времена полиция имела право как требовать документы, так и досматривать личные вещи. Вот только ее сумку до сих пор не проверяли ни разу, и она уже привыкла к мысли, что прилично одетые дамы особых подозрений не вызывают. Но, видимо, у этого полицейского сработало то, что чекисты прозвали чуйкой. Опытные слуги закона по малейшим проявлениям нервозности нередко угадывали людей, пытающихся что-то скрыть.

Вот так ее афера сейчас провалится, даже не начавшись! Сумка вдруг сделалась невыносимо тяжелой, острая боль пронзила простреленное плечо. Саша быстро взяла себя в руки. Одно средство на такие случаи у нее было, хотя она не знала, сработает ли оно.

Постаралась взять нужный тон голоса и темп речи.

— Ой, господин полицейский, вы не подумайте, что это для меня, — быстрый высокий голос должен был вбиваться слушателю в голову, словно ржавый гвоздь, вызывая утомление и желание прекратить беседу как можно скорее. — Мы приличные люди и такими вещами не балуемся. Это для сестры моей двоюродной, Нюры из Покровска. Вы только представьте, Нюрка по такому сама не своя, вот и пересылаю ей, иначе не отвязаться от нее…

— Обождите секунду, дамочка, — полицейский утратил профессиональную вежливость. — Показывайте уже, что у вас там. И да замолчите же вы наконец, Христом Богом прошу!

Саша быстро настроилась на него и чувствовала, как он устал, как гудят его ноги и ноет желудок, как немилосердно жмут казенные сапоги. На какую-то секунду ей даже стало жаль его, беднягу. Но она продолжила повторять одни и те же фразы высоким голосом, добавляя головную боль к его страданиям:

— Нюрка-то, вы знаете, спать и есть без этой ерунды не может, и денег жалко, и стыдно, что люди подумают, а что ж с ней, дурочкой, поделаешь…

Достала из сумочки только что купленные дамские романы.

— Вот, посмотрите, господин полицейский, даже страницы не разрезаны, вы только не подумайте, будто в нашей семье такое читают…

Полицейский тупо уставился на яркие обложки, потер виски.

— Вечно вы, бабы, тащите в дом такую дрянь… Вот и жена моя, ее хлебом не корми, дай только последние деньги потратить на энтот, с позволения сказать, романтизьм… Уж и по-хорошему ей талдычил, и кулаком учил — ничего не помогает… Так, дамочка, что-то же я забыл…

Саша замерла.

— Ах да, документы ваши попрошу, — вспомнил полицейский.

Документы госпожи Сириной были в полном порядке. О том, что не все позорное и отвратительное содержимое сумки было досмотрено, утомленный болтливой дамой полицейский забыл.

Только заперев изнутри на два оборота дверь квартиры на Литейном, Саша сползла по стенке, тяжело дыша. Минут десять ей понадобилось, чтоб собраться с силами и открыть наконец чертову сумку.

Три прямоугольных килограммовых золотых слитка. Двуглавый орел, проба, печать, семизначный номер на каждом. Слитки казались такими тяжелыми, что стало трудно удержать их одновременно в руках.

Теперь оставалось дождаться Вершинина, который с помощью своей коммерческой алхимии должен был превратить эти килограммы золота в центнеры свинца, а те, в свою очередь, обернутся сотнями и тысячами человеческих смертей.

***

Саша места себе не находила. Уже две недели Вершинин не мог сообщить ей ничего, кроме обычного “запасись терпением, процесс идет”. Бездействие и невозможность повлиять на ситуацию выматывали, словно форсированный марш с полной выкладкой.

Из квартиры Саша лишний раз старалась не выходить, чтоб не рисковать без нужды. Она