Образование древнерусского государства - Владимир Васильевич Мавродин

тем, что из аморфной массы племен в силу исторических условий вырастали различные этнические образования, сохранявшие следы специфических черт своих предков, давших начало не только им, но и иноплеменным соседям.

Позднее, по мере того как продвижение антов на юго-запад, к Дунаю, и их походы в пределы Византийской империи втянули в круговорот переселений и передвижений племена лесной полосы, по мере роста тяги северных земледельческих племен к плодородным землям юга наблюдается переселение, или, точнее, передвижение племен верховьев Днепра, Оки и Десны на юг, в Среднее Приднепровье, частично освобожденное его прежними обитателями — антами. В результате напластования примитивной культуры переселенцев с севера на относительно высокую культуру антов наблюдается известный культурный синкретизм. Обитатели антских городищ, унаследованных ими от протославян — скифских земледельческих племен Среднего Приднепровья (Пастерского, Матронинское, Великобудского и др.), занимают старые поселения, и жизнь на них не прекращается вплоть до времени Киевского государства и половецких набегов. Потомки обитателей этих городищ продолжают сжигать своих покойников и используют в IX–X вв. для погребений все те же «поля погребальных урн», которые были могильниками для их далеких предков.

Погребальные обычаи могильников броварского типа VIII–X вв., представляющие единую цепь трансформации погребения от «погребальных урн» до курганов, свидетельствуют о коренном автохтонном населении с древнейших времен до IX–X вв. Инвентарь курганов IX–XI вв. уже типично северянский. Находки вещей броварского типа говорят о распространении на левобережье Днепра населения броварских курганов[159].

Пришлые и местные элементы сливаются. Этим и объясняется, с одной стороны, появление во второй половине I тысячелетия н. э. культурно-этнической общности на всем пространстве от Среднего Днепра до области верховьев Днепра, Оки, Волги и Западной Двины, что не исключало, конечно, местных, племенных особенностей, а с другой — временный характер упадка и варваризации Среднего Приднепровья в результате продвижения на юг отсталых племен лесной полосы, так как исторические условия, традиции, унаследованные от антов, нарастание темпов общественного развития дали возможность населению Руси не только быстро восстановить прежний уровень общественных отношений, но и шагнуть далеко вперед, в феодальное общество, и создать свое древнерусское государство.

Но если племена северной лесной полосы искони были протославянскими, чем же объяснить то обстоятельство, что «язык земли» говорит о финском (на востоке) и литовском (на западе) происхождении древнейшего населения этого края?

Нам кажется, что в разрешении этого вопроса мы не сможем обойти проблему расселения славянских племен из основного очага славянского этногенеза.

Область распространения культуры «полей погребальных урн», северных «полей погребений», Припятская, Деснинская и Верхнеднепровская (главным образом западная ее часть) области, была основными землями протославян. Наличие финских наименований на восточной стороне Верхнего Днепра и на Левобережье, в районе северной части Среднего Приднепровья, объясняется наличием здесь протофиннов во времена глубокой древности, соседивших с обитателями поселений трипольской культуры. Когда произошла их славянизация — неизвестно. Скорее всего, в очень отдаленные времена. Далее к северу и северо-востоку обитали финские и литовские племена. Сюда с давних пор проникали славяне, медленно, постепенно, из десятилетия в десятилетие, из века в век, распространяя свое влияние на отсталых и малочисленных соседей, ассимилируя их в своей среде. Они поселялись рядом с литовцами и финнами, передавали им свои приемы ремесла, свои земледельческие навыки, свои обычаи, нравы, быт, свой язык и, в свою очередь, воспринимали у соседей начатки их культуры, быта, языка. И постепенно нараставший напор славян на север, северо-восток и северо-запад, их организация, их более высокая культура и общественный строй, наконец то обстоятельство, что они выступали в роли носителей и распространителей пусть грубой, варваризованной, но все же высокой причерноморской культуры и цивилизации, предопределили судьбы соседей славян — они стали славянами.

Кроме того, по-видимому, имела место смена языка. Финский вклад в топонимику, в русский язык — реликт той эпохи, когда не было еще ни славян, ни финнов. Были племена, из которых выросли в дальнейшем и те и другие. Только некоторые из них объединились вокруг одного центра этногенеза — финского, восточного и северного, другие — вокруг славянского очага этногенеза, южного и западного. В результате роста влияния этого последнего происходит распространение славянского языка, становящегося все больше и больше родным языком для племен, ранее говоривших на иных языках. Происходит замена одного языка другим, но этот последний несет в себе черты древнего языка предков аборигенов края, давших названия рекам и озерам, не понятные их потомкам. Так, финская топонимика могла сохраниться там, где жили в летописные времена славяне, русские, являвшиеся отнюдь не пришельцами, а потомками аборигенов, лишь в силу исторических условий сменившими свой язык на славянский, хотя и с реликтами прафинской речи. Такие случаи известны и из истории других народов (саамы, евреи и т. д.).

Этот процесс продолжался и позднее, когда в летописные времена, в эпоху Киевского государства, славяне поглотили и растворили в своей среде мерю, весь, мурому, голядь и другие племена лесной полосы. Расселение славян и ассимиляция ими соседей не сопровождались истреблением и даже выселением племен. Нет, туземцы просто растворялись в славянской среде. Этим и объясняется заимствование славянами туземных, неславянских названий рек и озер, болот и возвышенностей. Славянское расселение на север и славянизация автохтонов лесов разорвали полосу финских племен, отделив западнофинские племена от восточнофинских, чьи близкие связи и соседство в древности подтверждаются сходством эстонского и мордовского языков, расчленили литовские племена (и последний их островок — голядь, сидевшая на реке Протве, — исчезает среди русского населения в XII в.) и привели славян в VIII–IX вв. к Чудскому, Ильменскому и Ладожскому озерам, к Белоозеру, к среднему течению Дона и среднему течению Западной Двины.

Памятники материальной культуры рисуют нам картину расселения славянских племен на обширных пространствах Восточной Европы. В области Ильменя, Ловати, Волхова, Мсты выделяется племенная группа создателей так называемых «новгородских сопок». «Новгородские сопки» представляют собой высокие курганы с рядом трупосожжений. Древнейшие из них датируются VI–VII вв., позднейшие — IX–X вв. В это время они сменяются невысокими курганами с одним-двумя трупосожжениями. «Новгородские сопки» — памятники ильменских словен. Преемственность сопок, малых курганов и жальников говорит о том, что население, хоронившее своих покойников в сопках в VI–X вв., в курганах IX–XII вв., в жальниках XI–XIII вв., было русским.

Вторая племенная группа занимает верховья Днепра, Волги, Западной Двины и уходит далеко на север вдоль восточного берега Чудского озера к Луге. Это область коллективных трупосожжений в так называемых «длинных курганах». Древнейшие из них датируются V–VI вв., позднейшие — IX–X вв., когда на смену им приходят индивидуальные погребения в круглых курганах. «Длинные курганы» — памятники кривичей.

В верховьях Оки, спускаясь к верховьям Дона, расположены погребальные сооружения, датируемые VI–X вв., представляющие собой деревянные