Москва-Поднебесная, или Твоя стена - твое сознание - Михаил Бочкарев

— Так ведь он же и объясняет, — перебил майора лысый главарь, — Нужно из множества, невероятного множества миров, создать один! Приемлемый всеми. Для этого существует некая стена, называемая «Стеной сознания», которая ограничивает вселенные, проецируемые каждым человеком, объединяя некоторые ключевые образы и комбинируя из них, тот мир в рамках которого ВЫ, — лысый сверкнул глазами, — живете!

— МЫ? Живем? — ухмыльнулся майор, заговорщицки посмотрев на практикантку Верочку, — а ВЫ, — тоже акцентировал майор, — надо полагать, в рамках иного мира проживаете?

— Основное время своего существования мы проживаем, как вы изволили выразиться, в раках мира, будем говорить, высшего, или — божественного, как хотите…

— Так вы боги? — обрадовался чему-то майор, дебиловато хохотнув, — А я то думаю, кого мы задержали? — он снова повернулся к очаровательной коллеге и подмигнул. Но Верочка, была серьезна и ответила майору взглядом ледяным, словно он только что сказал омерзительную пошлость. Загробулько сконфузился и незамедлительно начал краснеть.

— Для вас — людей, конечно, боги, — согласился лысый, — А то, что вы держите в руках, есть строительный материал. Кирпич сознания. Из этих кирпичей и построена ограничительная стена. Стена сознания! Кирпичей этих ровно столько, сколько человек населяют в данный момент землю. И этот, как вы, наверное, догадываетесь, находится сейчас не там, где должен был бы находиться.

— То есть? — нахмурился Загробулько, — что-то я не пойму, где он должен находиться?

— В стене ограничивающей сознание, — ответила рыжая милиционерша, посмотрев на майора с превосходством отличницы над двоечником-прогульщиком.

— Совершенно верно Верочка, — похвалил ее арестант.

— Бред! — запротестовал майор, понимая, что ему попросту пудрят мозги, — Все это байки для детишек! И что же вы думаете, я вам поверю? Поверю и сейчас же отпущу?

— Да мы и сами в состоянии себя отпустить, — улыбнулся Фалкон, — просто у нас тут встреча. Очень важная.

— Ага, — кивнул майор. И повернувшись к Верочке, деловито произнес, — думаю надо медэкспертизу провести, на наличие в крови у этих андерсенов наркотических веществ.

— Не успеете, товарищ майор, — ответил за Верочку кавказец, — Через десять минут мы ваше заведение покинем.

На эти слова Загробулько демонически рассмеялся, но как-то уж слишком натянуто, чересчур театрально. И получилось это у него совершенно нелепо. Даже юная практикантка, с сожалением отметила про себя, что актер из майора никудышный.

— Наркоманы! — заключил Вифа Агнесович, придав голосу провидческий тон.

— Товарищ майор, — Вера решительно встала, — а вдруг они говорят правду?

— Наркоманы и преступники! — констатировал майор, глазами призывая Верочку верить ему. Тут за решеткой, тот что по паспорту именовался Егором Фалконом, встал со скамьи и тревожно закружил по камере. При этом он вертел головой, коротко и прерывисто, от чего стал похож на птицу просто невероятно. Казалось это и не человек вовсе, а в самом деле пернатый представитель фауны, неведомым образом вселившийся в тело зазевавшегося рассеянного гражданина. Вифлеем зачарованно смотрел за движениями арестанта, в который раз подтверждая для себя, подмеченную когда то давно мысль, что каждый человек похож на какое-либо животное. Кто на осла, кто на мартышку, а кто и на лисичку, как Верочка например. Тут он нежно посмотрел на милиционершу, и его осенило вдруг, что и фамилия у рыжей практикантки — Лисичкина. Это показалось ему открытием невероятным, таким что об этом тут же захотелось рассказать всем. Но он, сдержавшись, этого не сделал. Тут же он зачем-то подумал, что сам себе напоминает носорога. Странного неповоротливого носорога с трехлитровой формой черепа. Однако сравнительно-антропоморфные размышления майора прервал голос арестанта.

— Ты его чувствуешь? — поинтересовался лысый у своего похожего на птицу товарища.

— Да. Уже совсем близко, — кивнул тот.

— Кто? ИниПи? — встревожился хозяин крыльев.

— Да.

Тут Фалкон замер и насторожился, словно услышал, как где-то вдали громыхнула, никому пока еще не слышимая канонада. Словно имея уникальный слух, он один уже улавливал за сотни километров, взрывы безжалостных снарядов рвущих человеческую плоть. Словно слышал как стрекотали пулеметы, вонзая в человеческие тела звенящие горячие пули, и лицо его стало хищным и страшным как предвестие долгой, кровавой и бессмысленной в своей жестокости войны.

ЖЕЛУДИ

После крушения телебашни, Эллада Вознесенская запила. Запила сильно. Основательно так. По-русски. Как пьют люди, разуверившиеся в справедливости жизни, потерявшие смысл бытия и хронические алкоголики. Сразу после того последнего, трагического эфира Эллада, добравшись до своей семикомнатной квартиры на Тверской, первым делом побежала мыться в ванную. Она долго и тщательно терлась сиреневой шершавой мочалкой, пытаясь избавиться от запаха фекалий, который казалось, пропитал ее всю. Однако и после душа она ощущала, что запах все еще остался, будто прилипший к коже навечно.

В тот день, выход из телецентра выглядел жутко и походил на разлившуюся у подступов к фонтанирующему вулкану, лаву. Только вместо огнедышащей массы, улицы были затоплены пузырящимися зловонными экскрементами, плавающими в чудовищной слизкой каше. Добраться до дома и не изляпаться в отвратной жиже было просто невозможно и Эллада, жалобно скуля и плача, но не в силах более терпеть вонь, ежась от омерзения, похлюпала таки по прохладной бурлящей реке, к своему «Мерседесу».

Будь Вознесенская чуть поумней, она бы не стала открывать дверь в салон, а добралась бы до ближайшей незатопленной улицы и поймала бы такси, но логические процессы проистекали в ее голове так же вяло, как происходит замена отопительных труб в осенне-зимний период. Потому она естественно еще умудрилась загубить дорогостоящий автомобиль. Ехала Эллада домой, не замечая ни светофоров, ни знаков, ни пешеходов имея добавочным грузом бултыхающиеся в салоне позеленелые какашки и трясину цвета стухшего персикового пюре. А про запах… Про запах и говорить нечего… Таких омерзительных слов и в природе то нет.

Отмывшись Эллада прошла в гостиную, открыла бар и все еще ощущая запах дерьма, пробивающегося сквозь ромашковый шампунь, налила себе полный стакан «Henesy». С этого и начался запой…

Эллада ехала в электричке. Одета она была жутко, как какая-нибудь рыночная торгашка, а то и того хуже, может как простая, недалекая тетка, работающая в каком-нибудь сельпо. И со стороны, похоже, ничем не отличалась от других женщин в вагоне. Пассажирки поглядывали на Вознесенскую надменно и даже с вызовом и, казалось, совсем не узнавали в ней телезвезду известную на всю страну. Таких обыденных теток она сотни раз наблюдала среди гостей студии на съемках своей телепрограммы. Неухоженные, размалеванные дешевой китайской косметикой, толстые и вульгарные — они всегда вызывали у Эллады чувство превосходства и уверенность что все в жизни она сделала правильно. А они соответственно — нет.

— Чего вылупилась дура! — огрызнулась Вознесенская на сидящую напротив бабу в клеенчатом «а-ля натюрель» пиджаке и розовых лосинах, которая с любопытством ее рассматривала.

Та, не ответив, склонилась к уху едущего рядом с ней небритого мужика и прошептала что-то, смешливо косясь на Элладу. А мужик, посмотрев на теледиву, вдруг громогласно расхохотался, показывая на нее скрюченным, желтым от никотина, пальцем. Этот жест, к ужасу Вознесенской, привлек внимание решительно всех других пассажиров электрички.

Все они, зашевелились на своих местах, словно жители термитника развороченного палкой. Вагон загудел и в сторону Эллады, со всех сторон на выгнутых шеях повернулись головы и увидев ее, словно по команде, эти жуткие головы захохотали. От такого зрелища звезде стало совсем не по себе. Так, стыдно стало. Так неловко, словно ее дооперационную фотографию, где она выглядела такой, каковой ее произвели на свет родители, показали в вечерних новостях. Эллада вскочила и побежала в тамбур, но тут навстречу ей, Вынырнул из прохода маленький ребенок, толи девочка толи мальчик (совершенно было не ясно). Дитя посмотрело на телеведущую снизу вверх, глазами бездомной собаки и протянуло какой-то сверток.

— Покушай, — жалостливо пропищал ребенок.

Вознесенская, приняла подношение, даже не поблагодарив, и приблизив к глазам рассмотрела. Это был пакетик, в каких обычно продаются семечки или орешки, только вместо, зерен подсолнуха, фисташек или арахиса на упаковке была нарисована танцующая на двух задних конечностях залихватская свинья с гармошкой и надпись: «Желуди соленые к Пиву». Электричка дернулась, остановившись, Эллада, выронив пакет, отпихнула сердобольное дитя и с криком выскочила на улицу.