Убийства в Плейг-Корте - Джон Карр

— Слушаю, сэр.

— Я больше не собираюсь топать по лестницам, слышите? Я и так по ним ежедневно хожу. Спуститесь с Кеном в мастерскую Дартворта. Принесите мне упомянутый клочок бумаги с цифрами, соскребите белый порошок с резца, ссыпьте в конверт. — Он помолчал, теребя себя за нос. — Кстати, сынок, я бы на вашем месте не стал пробовать его па вкус. Просто предупреждаю.

— Вы хотите сказать, сэр…

— Ступайте, — проворчал Г.М. — О чем это я думал? Ах да. Шаги. Ну кто может дать мне объяснение?… Пелэм? Вряд ли — он специалист по глазам и ушам. Лошадиная Морда? Возможно. Где тут телефон, черт возьми? От меня вечно прячут телефоны… Где он?

Возникший как по мановению волшебной палочки дворецкий Дартворта поспешно открыл шкафчик в дальнем конце прихожей, а Г.М. посмотрел на часы:

— Гм. Едва ли он сейчас у себя в кабинете. Скорее всего, дома. Макдоннел! Ах вот ты где. Беги вон к тому телефону, набери номер Мейфэр-6004, попроси Лошадиную Морду, скажи, мне надо с ним поговорить.

К счастью, я случайно вспомнил, кто носит прозвище Лошадиная Морда, и шепнул словечко Макдоннелу, направляясь вместе с Мастерсом в дальний конец прихожей. Г.М. не видел в своих указаниях ничего необычного. Ему попросту в голову не приходило, что сержанту Макдоннелу, впрочем, как и самому Г.М., неприлично звонить домой доктору Рональду Мелдрам-Киту, пожалуй, самому лучшему на Харли-стрит[9] специалисту по костным заболеваниям, и просить к телефону Лошадиную Морду. Дело вовсе не в его презрении к напыщенному величию, свойственному окружающим, — он просто не обращал па это никакого внимания. Зачем ему понадобился врач с Харли-стрит, я понятия не имел.

Когда Мастерс открыл дверь в конце коридора, я определенно заметил — в данный момент ему совершенно не хочется, чтобы кто-нибудь путался у него под ногами. Поднявшись, он тяжело прошагал к занавешенной двери слева, потом начал спускаться по лестнице, прошел через подвал, заставленный всякой всячиной, включая по пути свет, и очень ловко открыл замок на следующей дверце.

Войдя следом за ним, я слегка вздрогнул. Под потолком горела тусклая лампочка в зеленом абажуре, стоял застарелый запах печного мазута, краски, дерева, клея, сырости. Помещение походило па мастерскую кукольника, только тут изготавливались игрушечные привидения. На меня смотрели устрашающе живые маски, которые сохли на стенах над верстаками, стойками с инструментами, банками с краской, листами фанеры, вставленными в рамки. Одна, голубоватого цвета прокисшего молока, пристально всматривалась сквозь подобие очков с толстыми стеклами, с полузакрытым глазом, приподнятой бровью… Не просто живая, но, клянусь, знакомая. Где-то я видел эти усы, кривую, нервную ухмылку…

— Вот тот самый токарный станок, — указал Мастерс, завистливо прикоснувшись к нему. — Этот самый… — Он схватил с нижней стальной полочки клочок бумаги, соскреб в конверт с резца беловатые гранулы, рассуждая о достоинствах станка. Похоже, это в какой-то мере уводило его от мыслей о загадочном деле. — Любуетесь масками? Да, они хороши. Очень хороши. Однажды я вылепил Наполеона, чтоб посмотреть, как он выглядел, но этот малый, Дартворт… гений.

— Могу только сказать — восхитительные, — согласился я. — Вон та, например…

— Ах! Хорошо, что вы ее заметили. Это Джеймс Холлидей.

Инспектор резко обернулся, спрашивая, видел ли я когда-нибудь марлевую эктоплазму, раскрашенную люминесцентными красками.

— Марлю можно втиснуть в упаковку размером с почтовую марку, сэр, которую медиум сует за пояс. Например, одна женщина в Белэме даже позволяла себя обыскивать. Оставаясь в лифчике и панталонах, она так быстро передвигала пакетик, что любой присягнул бы…

Наверху раздался звонок в дверь. Я пристально разглядывал маску Джеймса, холщовый рабочий фартук Дартворта, аккуратно висевший на спинке стула. Присутствие хозяина так живо чувствовалось в мастерской, что я мысленно видел его, стоящего у верстака, с шелковистой темной бородкой, в очках, с невозмутимой улыбкой. Оккультные обманки выглядели еще безобразнее оттого, что были обманками. А после Дартворта осталось наследие пострашнее — убийца.

В моем воображении четко нарисовалась картина: на рассвете служанка стоит перед закрытой дверью спальни Теда Латимера и слышит, как незнакомый голос произносит: «Ты даже не догадывался…»

— Мастерс, — сказал я, по-прежнему глядя па маску, — кто же, господи помилуй… Кто проник утром в спальню юного Латимера? И почему?

— Вы когда-нибудь видели фокус с грифельной доской? — невозмутимо осведомился Мастерс. — Слушайте… хотелось бы мне прихватить что-нибудь из этого барахла! В магазинах подобные вещи ужасно дорого стоят, гораздо дороже, чем я могу себе позволить… — Он повернулся ко мне и горько спросил: — Вы спрашиваете кто? Хотелось бы мне знать, сэр. Хотелось бы знать… Я все больше тревожусь, помогите мне. Надеюсь, что личность, проникшая нынче утром в спальню юного Латимера, не та самая…

— Что вы хотите сказать?

— …не та самая, которая встретилась нынче днем с Джозефом Деннисом и прогулялась вместе с ним к тому дому в Брикстоне, похлопывая его по спине…

— О чем это вы, черт возьми?

— Помните тот телефонный звонок, когда сэр Генри молол всякую чепуху насчет зоопарка на Рассел-сквер? Он так разошелся, что я не смог толком поговорить с сержантом Бэнксом. Да, кроме того, мне и в голову не пришло тогда, что это так важно. Проклятие! Я не хотел поднимать шум, как прошлой ночью…

— Что такое?

— Ничего особенного. Я послал Бэнкса — он человек хороший — присмотреть за домом, а также за миссис Суини. Велел быть начеку. Напротив находится овощная лавка, он стоял в дверях, разговаривал с хозяином, когда подъехало такси. Хозяин обратил его внимание на Джозефа, который вылез из машины. С ним был какой-то мужчина. Этот мужчина повел его к воротам с другой стороны дома, похлопывая по спиле…

— И кто же это был?

— Никто не разглядел. Стоял туман, моросило, их загораживала машина. Видели только руку, которая направляла Джозефа, а когда такси отъехало, оба были уже за забором. Я вам говорю, это все чепуха! Просто какой-то гость, но что я мог поделать, черт побери?

Мастерс какое-то время смотрел на меня, потом предложил подняться наверх. Я не стал комментировать его рассказ, понадеявшись лишь, что инспектор прав. Ступив на лестницу, мы услышали голос, доносившийся из прихожей. Посреди холодного вестибюля стояла Мэрион Латимер, довольно бледная, со скомканным листом бумаги в руках. Она тяжело дышала. Заметив нас, девушка вздрогнула. Где-то рядом бубнил по телефону Г.М., но слов нельзя было разобрать.

— …в Эдинбурге должны знать, где он, — чуть не умоляюще говорила девушка Макдоннелу. — Иначе зачем бы они прислали эту телеграмму?

Я и раньше, даже в темноте разоренного Плейг-Корта, видел, как она красива, но теперь, на фоне великолепного вестибюля Дартворта, красота Мэрион Латимер просто ошеломляла. На ней было что-то мерцающе-черное, черная шляпа, пальто с широким белым меховым воротником. Сейчас она была взволнована, на лице чуть больше косметики, но, несмотря на бледность, взгляд был нежным, призывным, как будто она снова стала самой собой, избавившись от какого-то пагубного влияния. Мэрион торопливо и тепло нас приветствовала.

— Я просто не могла не прийти, — объясняла она. — Мистер Макдоннел заглянул мимоходом и сказал, что хочет меня видеть. А я хотела всем вам показать эту телеграмму. Она от моей матери. Мать сейчас в Эдинбурге…

Мы прочли: «Моего мальчика здесь нет, но они его не получат».

— А, — вздохнул Мастерс. — Телеграмма от вашей матери, мисс? Есть какая-нибудь идея, что бы это значило?

— Нет. Я вас хотела спросить. То есть если Тед не к ней поехал… — Она махнула рукой. — Но зачем ему это понадобилось?

— Прошу прощения, мисс. Ваш брат всегда мчится к матери, когда у него неприятности?

Она взглянула на инспектора:

— Вы считаете корректным свое замечание?

— Я считаю, мисс, что речь идет об убийстве. Боюсь, придется попросить адрес вашей матери. Полиция разберется. Посмотрим, что скажет насчет телеграммы сэр Генри.

— Какой сэр Генри?

— Мерривейл. Джентльмен, который расследует дело. Сейчас он разговаривает по телефону. Может, вы на минутку присядете…

Дверь кабинки, где стоял телефон, приоткрылась со скрипом, выпустив облако дыма и Г.М. со старой курительной трубкой в зубах. Вид у него был недовольный и грозный, он что-то бормотал, но при виде Мэрион его лицо мгновенно приняло ленивое благосклонное выражение. Он вытащил изо рта трубку и с откровенным восторгом оглядел девушку.

— Прелестная нимфа, — провозгласил он. — Сожгите меня на костре, если это не так!

Таково было представление Г.М. о любезном светском комплименте, что нередко приводило к скандалам.