Четвертая экспедиция (сборник) - Юрий Ампилов

– Надо же, такое несчастье, – сказала Ирина.

– Да, бесспорно, нелепая и несвоевременная смерть. Но все же, несмотря на короткую жизнь, он много успел сделать и в памяти людей останется надолго, – сказал Владимир. – Я где-то завидую таким людям, о которых потом тысячи и миллионы людей помнят в нескольких поколениях. Значит, они не зря появлялись на этом свете.

– Я знаю, тебе, как музыканту, не дает покоя слава Моцарта, – произнесла Ирина. – Но, не забывай, что Моцарт умер в нищете, и у его родных даже не нашлось денег на отдельную могилу. Похоронили в братской. И сейчас точно никто не может указать это место, чтобы поклониться его праху.

– Так это и неважно. Зато его музыка будет жить вечно, и даже наши праправнуки будут наслаждаться ею, – ответил он.

– Не переживай так, Володя, ты еще напишешь свою симфонию, и не одну.

– Да нет, Ириш. Не получается ничего. Мне никогда не стать Моцартом.

– Получится, Володенька, я в тебя верю, – ответила она вполне серьезно. – Но тебе совсем не надо становится Моцартом, ты многое сделаешь, оставаясь самим собой.

Меж тем, они поехали дальше, и Игорь произнес:

– Господа музыканты, у нас времени совсем в обрез. Давайте сделаем лишь две остановки: посмотрим байкальскую живность в большом аквариуме и заедем на местный базарчик, который тоже очень интересен.

– Да, Игорек, мы полностью подчиняемся.

Через пару минут они притормозили у двухэтажного здания, принадлежащего Лимнологическому институту РАН, как следовало из вывески. Войдя в него, они обнаружили множество огромных аквариумов, из которых в буквальном смысле состояли почти все стены. В них за толстыми стеклами неспешно плавали байкальские рыбки: от небольших до весьма внушительных. В помещении было довольно зябко, потому что температура воды в аквариумах поддерживалась близкой к натуральной байкальской – не больше десяти градусов. Но особое впечатление на них произвел один из последних залов. Там в воде за стеклом, резвясь, гонялись друг за другом маленькие байкальские тюлени – нерпочки. Сверху над водой для них из какого-то белого прочного материала было сооружено нечто наподобие льдины, куда они по очереди выбирались.

Владимир подошел вплотную к стеклу и постучал по нему пальцем. Нерпочка тут же подплыла к этому месту и будто бы улыбнулась ему своими веселыми глазками. Владимиру показалось, что она усмехается над ним:

– Ну что, композитор, все симфонии сочиняешь? Лучше бы про меня написал, – домыслил Владимир за нее фразу, которую должна была сказать эта милая животинка.

– Уж, тебя-то, божье создание, точно не забуду, – мысленно ответил он ей.

Нерпочка тут же вильнула хвостом и уплыла наверх, выскочив на свою искусственную льдину.

Они поехали дальше вдоль основной дороги, которая теперь стала главной улицей поселка и проходила прямо по берегу Байкала. Справа от дороги был галечный пляж, на котором местами расположились отдыхающие. Слева по улице рядами стояли частные дома, среди которых за последние несколько лет появилось немало роскошных особняков. Самым заметным зданием здесь была современная многоэтажная гостиница «Маяк», где чаще всего останавливались многочисленные группы иностранных туристов. Напротив нее располагалась основная пристань, с которой каждый час отходили прогулочные теплоходы и мелкие частные суденышки. Впереди слева от дороги показался небольшой базар с довольно свежими деревянными навесами и прилавками.

– Приехали, – сказал Игорь, припарковав машину на обочине. – У вас есть не больше сорока минут на все ваши сувениры, а то опоздаем.

– Нам вполне хватит, – ответила Ирина.

Но, как оказалось, она сильно погорячилась, сказав это. Глаза прямо разбегались от обилия приятных и красивых мелочей, которые хотелось купить. Здесь было несколько торговых рядов со всевозможными товарами: от различных украшений и сувенирных тарелок до поделок из камня и национальных бурятских одежд. Особенно богаты были прилавки со всевозможной байкальской рыбкой: хариусом, сигом и знаменитым омулем. От одного взгляда на эту подкопченную симпатичную рыбку текли слюнки, и хотелось хорошего пивка.

Все же они с Ириной не удержались от этого и тут же в маленьком кафе, находящемся здесь же, выпили по стаканчику пива, заедая несравненным и нежным копченым байкальским омулем. В оставшиеся минуты им пришлось бегом завершить осмотр базара. Тем не менее, Ирина приобрела себе оригинальные украшения из камней Прибайкалья. И Владимир тоже сделал удачную покупку своей Елене: бусы и браслет из чароита – редкого минерала, встречающегося только на берегу Чары – одной из рек Забайкалья – и нигде больше в мире. И Юльке купил несколько фигурок из поделочных камней. Особенно ему понравилась маленькая нерпочка, похожая на ту, с которой он общался взглядами только что в аквариуме. Владимир чувствовал вину перед своими девчонками, но понимал, что этими подарками ее не загладить. В душе его с сегодняшнего утра творилось что-то непонятное. После, казалось бы, удачной творческой находки полное «торможение» и тупик в попытках продолжить нащупанную тему. А сейчас покупки подарков для жены и дочки вызвали неподдельную грусть и тоску по самым близким и дорогим ему людям. И в таком состоянии ему предстояло играть перед профессионалами и молодыми музыкантами всего через час. А между тем, никаких репетиций за эти дни не было, в то время как профессиональному музыканту требуется ежедневная тренировка. Владимиру предстояло исполнять произведения прямо «с листа».

Вскоре после часа езды по красивой таежной дороге они снова вернулись в Иркутск и подъехали к концертному залу за четверть часа до начала. Там уже нервно бегал Андрей, встретивший их в аэропорту в день прилета и отвечавший за расписание всех мероприятий конкурса.

– Ну что ж вы прямо в последний момент? Все уже волнуются, – произнес он.

– Извините нас, Андрей, – сказала Ирина. – Как с утра после вчерашнего проспали, так теперь весь день опаздываем.

– Но ничего, бывает. Все же успели. Вы, как? Готовы? – сказал он, уже обращаясь к Владимиру.

– Готов, не готов, а выступать надо, – ответил спокойно Владимир, хотя по всему было видно, что он волновался.

– Ну хорошо, давайте на сцену, – сказал Андрей. – Вы теперь хозяин программы на два часа и стройте сценарий своего выступления как Вам удобно. Все же это Ваш мастер-класс.

Владимир решил отыграть программу в произвольном порядке, доверившись залу и внося коррективы в репертуар в зависимости от настроения зала и своего собственного. При этом в перерывах между исполнениями ему предстояло делиться своим опытом со слушателями, показывая отдельные упражнения и давая им советы. Ведь перед ним в большинстве своем сидели те самые молодые конкурсанты. И их было много, поскольку пригласили всех участников из нескольких сибирских городов, а не только финалистов, которых Владимир слушал накануне.

Зал встретил его аплодисментами. Он вышел на сцену, тепло поздоровался со зрителями, оглядел несколько первых рядов. Надо было выбрать несколько выразительных эмоциональных лиц, по которым потом было бы легче ориентироваться. Но почти все взгляды были искренне восторженными и воспринимали его как посланца великого исполнительского искусства. Владимир даже смутился. Нет, он не может, просто не имеет права обмануть ожиданий этих ребят. Но как же сделать так, чтобы все у него самого получилось? Владимир решил, что, прежде всего, надо быть самим собой, играть так, как чувствуешь и переживаешь сам. А что он переживал сейчас? Смятение и грусть, жажду творчества, находки и неудачи. Любовь? Да, несомненно, любовь к жене, дочке, но сложную, многогранную и не всегда счастливую, потому что эта любовь часто входит в конфликт с его настроением и желаниями, любовью к музыке и творчеству. Страсть? Да, необузданную, даже порой животную сиюминутную страсть, но, вероятно, лишенную любви, потому что по прошествии времени он понимал, что эти бурные ощущения не совсем его собственные и желаемые, они, скорее, не созидают, а разрушают хрупкие творческие находки. Разве можно обо всем этом сказать словами так, чтобы тебя поняли? Нет, однозначно нет. А в музыке, вероятно, можно. Во всяком случае, ты можешь пытаться передать эти чувства, а услышат тебя или нет, это уже другое дело. Но это тоже, во многом, зависит от тебя.

Владимир сел за рояль и начал играть. Он исполнял отдельные произведения Шопена и Бетховена, Рахманинова и Моцарта, вставляя между ними и несколько своих этюдов. Он временами забывал, что находится в зале. Владимир был один среди своих смятенных чувств, которые выражал через музыку. И когда он, обессиленный от эмоций, завершил последним аккордом первую часть своего выступления и склонился над затихшим роялем, зал взорвался шквалом аплодисментов. И он понял: «Получилось. Они меня поняли. Значит надо просто не врать самому себе». И на душе стало легче. Дальше общение с залом прошло легко и непринужденно. Взаимопонимание было полным и абсолютным. И это было для Владимира главным моментом истины. Ему показалось, что он стал нащупывать дорожку к самому себе.