Очерки истории кибернетики в СССР - Василий Дмитриевич Пихорович

Действуют и более крупные автоматизированные системы: у нас – отраслевые, за рубежом – обслуживающие суперконцерны, которые по объемам производства сравнимы с некоторыми нашими отраслями. Однако на Западе нет ничего, что было бы сравнимо с поставленной съездом задачей создать государственную, общесоюзную систему автоматизированного управления всем народным хозяйством. Нигде, ни в одной капиталистической стране об этом не может быть и речи. Невозможно практически. Несовместимо с частной собственностью, коммерческой тайной. Сами посудите… Какой предприниматель откроет национальной информационной системе свои планы и расчеты? «Секрет фирмы!» Откроешь его в интересах планирования, а взлелеянную тобой идею украдет конкурент. Предприниматели недаром стараются свои планы засекретить, а чужие секреты выслеживают, крадут – тоже с помощью электроники, но только это уже электроника не информационная, а диверсионная».

Здесь мы пропускаем большой кусок статьи, поскольку он не имеет непосредственного отношения к нашему предмету, и приведем только окончание:

«Кибернетический бум оказался строительством пирамиды, которая рухнула, не оставив следов. ОГАС стал новой Вавилонской башней.

Сегодня есть только ИНФОРМАТИКА. Но вот исторический парадокс – АСУ вновь в моде, как и тридцать лет назад.

«Волна автоматизации накрывает всё новые предприятия самых разных отраслей. Компании переходят к автоматизации более специальных задач», – читаем в «Коммерсанте» от 27 февраля 2007 года.

А может, и не зря был весь этот кибернетический бум?»

Вот в этом вся суть современного подхода к оценке научных и технических достижений советской эпохи. Сначала будто бы признать, что они были, поскольку нельзя же не признать очевидное. Потом все эти достижения и люди, их добившиеся, обильно поливаются грязью, и делается вывод о том, что все это было напрасно, поскольку ничего хорошего в Советском Союзе быть не могло в принципе. Мало того, если что-то было на Западе, то это хорошо, а если такое же, или даже лучшее, было в СССР, то это очень плохо.

Ну и в самом конце, когда основная задача по «окащенению» выбранного предмета выполнена, можно снова вернуться к действительности, с точки зрения которой критика кибернетики выглядит не слишком адекватно, и с деланным удивлением, со ссылкой на какой-нибудь «Коммерсант», заявить:

«А может, и не зря был весь этот кибернетический бум?»

Мы с огромным удовлетворением ответим им на этот, в об-щем-то, риторический вопрос – не беспокойтесь, «кибернетический бум» был не зря, и академик Глушков, и тысячи его единомышленников, и миллионы людей той эпохи трудились не зря.

Зря стараются те, кто пытается рассматривать то великое время, когда рождались великие мечты и делались великие дела, со своей весьма специфической точки зрения, которая требует все великое принижать, а все мелкое раздувать до непомерных масштабов.

Это не значит, что та эпоха, или, скажем, наследие Глушкова, не подлежит критике. Не только подлежит, но и крайне нуждается в ней, как и все, что нуждается в продолжении и дальнейшем развитии. Но критика должна быть достойной своего предмета, иначе она автоматически превращается в самокритику, точнее – в саморазоблачение. Для того, чтобы критиковать, нужно подняться (хотя бы в теории) до уровня того, что (или кого) критикуешь, и даже пройти немножко дальше.

Увы, то чего «достигли» мы за последние десятилетия как на практике, так и в теории, делает наследие В. М. Глушкова неуязвимым для критики с нашей стороны на ближайшее время.

Очерк десятый. Еще один пример извращения истории кибернетики

Досадное впечатление производит своей явной тенденциозностью и неуважением к истории отечественной науки опубликованная в шестом номере украинского научно-популярного журнала «Свггогляд» за 2009 год статья доктора физико-математических наук Мирослава Кратко «Из истории развития информатики в Украине».

В конце статьи автор обосновывает свой односторонний подход тем, что будто бы о так называемом «глушковском периоде» в развитии информатики на Украине намного больше известно. Но и о предыдущих периодах ее развития из его статьи мы не узнаем ничего такого, что не было бы написано в книгах Б. Н. Малиновского. Если, конечно, не считать утверждений автора статьи, которые явно не соответствуют действительности.

Например, проф. Кратко утверждает, что «в то время, когда С. Лебедев приступил к созданию электронной машины, никаких особых сообщений в прессе о таких машинах не могло быть, поскольку и самих машин не было». Безусловно, такое утверждение можно признать очень патриотичным, но никак нельзя считать его не только правдивым, но и логичным, приняв во внимание хотя бы тот факт, что на предыдущей странице автор сам пишет, что в 1946 году была построена машина ЭНИАК, вспоминает об EDSAC (так именует эти машины автор – то на украинском, то на английском), которая, как известно, была запущена в 1949 году. Тогда же появилась EDVAC, о которой автор забыл упомянуть. Получается, что на предыдущей странице машины были, а потом исчезли! Да и с сообщениями в прессе картина была не такая уж и печальная.

Например, руководитель авторского коллектива еще одной советской электронно-вычислительной машины ЦЕМ-1, которая разрабатывалась параллельно с лебедевскими машинами и «Стрелой», Г. А. Михайлов в своей статье «Когда машины были большими» пишет, что вместе с заданием на разработку машины в августе 1950 г. ему «выдали журнал Proceedinge of IRE, May, 1946 с описанием ENIAC». После недсшгих поисков в англоязычной литературе он собрал разрозненные данные о машинах MARC, EDVAC, EDSAC. Причем, авторы EDSAC опубликовали и блок-схему машины и ее основные технические параметры, краткое описание рабочих режимов. В журнале «Philosophical Magazine» он нашел описание набора команд EDSAC, две программы на ее языке. Ему удалось «по крупицам» собрать даже данные о «начинке» блок-схем этой машины – триггеры, дешифраторы, сдвижные регистры, логические и функциональные элементы. Также, по его словам, «авторы EDSACa достаточно детально описали память на линиях задержки из ртутных трубок».

Да, собственно, и сам Лебедев, согласно протоколу закрытого ученого совета Института электротехники и теплоэнергетики АН УССР от 8 января 1951, текст которого приводится в статье проф. Кратко, говорит, что он имеет данные о 18 американских машинах, хотя при этом добавляет, что они носят характер рекламы и использовать их трудно. Более того, у самого М. Кратко находим буквально следующую фразу: «Предполагают, что среди материалов об американских и английских