Николаевская Россия - Астольф де Кюстин

правления. (Я привожу дословно выражения императора.) Покупать голоса, подкупать совесть, завлекать одних, чтобы обманывать других, — я с презрением отверг все эти средства, столь же позорящие тех, кто подчиняется, сколь и того, кто повелевает. Я дорого заплатил за свое прямодушие, но, слава Богу, я навсегда покончил с этой отвратительной политической машиной. Я никогда более конституционным монархом не буду. Я должен был высказать то, что думаю, дабы еще раз подтвердить, что я никогда не соглашусь управлять каким-либо народом при помощи хитрости и интриг.

Имя Польши, о которой мы оба думали во время этой замечательной беседы, произнесено, однако, не было{62}.

Впечатление, произведенное на меня словами императора, было огромно; я чувствовал себя подавленным. Благородство взглядов, откровенность его речи — все это еще более возвышало в моих глазах его всемогущество. Я был, признаюсь в этом, совершенно ослеплен. Человек, которому, несмотря на мои идеи о независимости, я должен был простить, что он является неограниченным властителем 60-миллионного народа, казался мне существом сверхъестественным. Но я старался не доверять своему восхищению, как наши буржуа, чувствующие, что они начинают поддаваться обаянию изящества людей старого времени. Хороший вкус заставляет их отдаваться испытываемому очарованию, но этому противятся их принципы, и они стараются казаться сдержанными и возможно более нечувствительными. Борьба, переживаемая ими, напоминает ту, которую пришлось испытать мне. Не в моем характере сомневаться в искренности человеческого слова в тот момент, когда я его слышу, лишь путем позднейших размышлений и сурового опыта убеждаюсь я в возможности расчета и притворства. Быть может, это назовут вздором, но мне нравится такая умственная слабость, потому что она является следствием душевной силы. Мое чистосердечие заставляет меня верить искренности другого, даже если этот другой является императором России.

Этот интересный разговор, который я только что привел, происходил на балу у принцессы Ольденбургской, настолько своеобразном, что, безусловно, стоит описать его.

Принцесса Ольденбургская, рожденная принцесса Нассауская, близкая по своему мужу родственница императора, также пожелала устроить вечер в честь бракосочетания великой княжны Марии, но, не имея возможности соперничать роскошью с придворными балами, она решила организовать импровизированный бал на открытом воздухе на своей загородной вилле{63}.

Послы всего мира (исключительные актеры для разыгрывания пасторалей), вся русская знать и сановные иностранцы собрались здесь, гуляя по аллеям сада, в далеких боскетах которого были скрыты оркестры музыки.

Тон каждому празднеству дает государь: «mot d’ordre» (лозунг) сегодняшнего вечера гласил: благопристойная наивность или элегантная простота в духе Горация{64}. Таково и было в течение всего вечера господствующее настроение всех присутствующих, в том числе и представителей дипломатического корпуса.

До одиннадцати часов вечера танцевали на открытом воздухе, но когда ночная роса в достаточной мере увлажнила головы и плечи молодых и пожилых дам, участвовавших в этой победе человеческой воли над климатом, все перешли в маленький дворец, служащий обычно летней резиденцией принцессы Ольденбургской.

В центре виллы находилась сверкавшая золотом и огнями ротонда. В этой зале продолжался бал, между тем как не танцующие рассеялись по остальным залам дворца. Лучи света, исходящие из этого центрального пункта, распространялись далеко снаружи. Блестящая ротонда казалась мне орбитой, по которой вращались императорские созвездия, освещая своим сиянием весь дворец.

В первом этаже на террасах были устроены павильоны, в которых сервированы столы для императора и приглашенных к ужину гостей. На этом балу с менее многочисленной публикой, чем предыдущие, царствовал вообще такой блестяще организованный кажущийся беспорядок, что вечер этот меня более занимал, чем все остальные. Несмотря на комическую принужденность, выражавшуюся на лицах некоторых гостей, обязанных все время демонстрировать сельскую простоту, это был совершенно оригинальный вечер, где все чувствовали себя свободно, хотя здесь и присутствовал неограниченный монарх. Когда монарх веселится, он не кажется более деспотом, а император на этом балу бесспорно веселился.

Я уже упоминал, что танцы устроены были на открытом воздухе. Исключительно теплое лето пришло в данном случае на помощь принцессе в осуществлении ее плана. Летний дворец находится в красивейшей части островов, и здесь, в саду, полном цветов, растущих в горшках, искусно скрытых английским газоном, был устроен большой зал — салонный паркет на газоне, окруженный изящной балюстрадой, сплошь покрытой роскошными цветами. Этот оригинальный зал, крышей которому служил небесный свод, походил на палубу корабля, разукрашенного по случаю праздника всевозможными флагами. В Петербурге роскошь и изобилие редчайших цветов восполняет отсутствие богатой растительности. Жители, явившиеся сюда из Азии, чтобы запереться, как в тюрьме, в северных льдах, прилагают все усилия к тому, чтобы помочь бесплодию почвы, на которой могут произрастать лишь сосны и березы. Искусство создает здесь в оранжереях бесчисленное множество редких кустов и растений, и так как все это является делом рук человеческих, то здесь легко расцветают и американские растения, и французские лилии и фиалки. Неприродное плодородие почвы украшает и разнообразит дворцы и сады Петербурга, а цивилизация дает ему возможность пользоваться богатством всего мира, чтобы скрыть бедность земли и скупость полярного неба. Стоит ли поэтому удивляться хвастовству русских, для которых природа только лишний враг, побеждаемый их упорством. В основе всех их развлечений неизменно кроется радость и гордость одержанной победы.

Императрица, несмотря на свое слабое здоровье, танцевала все полонезы на «сельском балу», устроенном ее кузиной, с открытой головой и обнаженной шеей. В России каждый выполняет свое предназначение до последних сил. Долг императрицы — развлекаться до самой смерти. Она должна и будет исполнять эту обязанность, как другие рабы исполняют свои обязанности. Она будет танцевать до тех пор, пока у нее станет сил держаться на ногах.

Эта немецкая принцесса, жертва придворных развлечений, которые давят ее, как цепи узников, пользуется в России все же счастливым уделом, редким повсюду и во всех условиях и исключительным для императрицы: она имеет истинного друга. Это — баронесса, урожденная графиня. С момента замужества императрицы эти две женщины, судьба которых столь различна, почти никогда не разлучались. Но баронесса, одаренная искренним характером и преданным сердцем, никогда не пользовалась своей близостью к императрице. Она вышла замуж за офицера, которому император в высшей степени обязан, так как барон во время мятежа при вступлении Николая на престол спас ему жизнь, бескорыстно защитив его своей грудью от вражеских ударов. Подобный подвиг ничем не может быть оплачен, а потому и в данном случае, как и в большинстве других, он остался невознагражденным{65}.

Впрочем, монархам вообще чувство благодарности мало знакомо: они признают л ишь ту благодарность, которая должна проявляться по отношению к ним. Благодарность