Священная Русская империя - Сергей Катканов

Неужели Гитлер всего этого не понимал? А вы поставьте себя на его место. Даже вполне отдавая себе отчет в том, что с Россией воевать невозможно, на неё пришлось бы напасть, в этом случае был хоть какой–то шанс на успех. А если бы Сталин напал на Германию в 42‑м? В том самом 42‑м Гитлера и закопали бы окончательно. Сталину–то до Берлина было вовсе не так далеко, как Гитлеру до Москвы. Гитлер не мог не использовать свой единственный шанс избежать восточной угрозы. Плюс — легкая потеря адекватности от непрерывных побед. Плюс — европейское мышление, в рамки которого не укладывается русская реальность.

Гитлер собирался за несколько месяцев разгромить нашу армию, посадить в Москве марионеточное правительство и, вернувшись в Европу, продолжить решение британского вопроса. Он прекрасно понимал, что на решение русского вопроса, он имеет лишь месяцы. Завязнув в России, он потеряет всё. Но в России невозможно не завязнуть. Насколько он это понимал? А ему бесполезно было это понимать. Тогда бы можно было вместо приказа о разработке «Барбароссы» сразу принять яд. Но человек действия в самой безвыходной ситуации использует не только один шанс из тысячи, но даже тень шанса. Что он и сделал.

Гитлер проиграл в тот самый момент, когда решил поднять Германию с колен. Единственное, что могло спасти Германию от разгрома — продолжить жить на коленях. Попытка возрождения неизбежно приводила к краху, потому что тогда на большой шахматной доске было не два, а три главных игрока. Он сломал бы Британию, но Россию не мог сломать ни при каких обстоятельствах.

Парадокс в том что в 41‑м году нашей Родине ни что не угрожало. Мы могли воевать хорошо или плохо, а могли вообще не воевать с одним и тем же результатом: сначала вермахт входит в Россию, а потом из неё выходит. Вопрос был только в том, сколько времени прошло бы между этими двумя событиями. Но разница не могла быть больше, чем в пару–тройку лет — не принципиально. Разница могла быть в той цене, которую мы заплатили за уход вермахта. Но мы заплатили цену столь чудовищную, что выше она просто не могла быть. Вообще не защищаясь, мы отделались бы в десять раз дешевле.

Так скажите мне, что мы сегодня празднуем? После зимы всегда приходит весна. Бесплатно. А мы купили эту весну ценой неисчислимых жертв и до сих пор не можем в себя придти от счастья.

Так неужели немцы в 41‑м не несли вообще ни какой угрозы? Нет, угроза, конечно, была, но не для России, а для Советской власти. Немцы, хоть победив, хоть проиграв, из России всё равно бы ушли, и на Москве бы после них по любому остались править не немцы, а русские. Но, возможно, уже не красные. Теперь понятно, что мы празднуем? Не победу России над Германией. А победу большевиков. Над Россией. Именно в мае 1945‑го большевики окончательно закрепили свою победу в гражданской войне. Победу над русским народом.

Любому честному русскому человеку после нападения немцев на СССР предстояло сделать воистину дьявольский выбор. Не говорю про коммунистов, их этот выбор не касался, для них всё было просто: защищать родину — значит защищать завоевания социализма под руководством любимой компартии. А вот русским, в отличие от красных, надо было выбирать. Защищать Родину, тем самым защищая людоедскую советскую власть, идти на бой под руководством извергов–комиссаров и спасать этих извергов от возмездия. Или вместе с немцами, ради свержения советской власти, жечь русскую землю и стрелять в русских людей, среди которых не все ведь комиссары. Вам не кажется, что оба варианта ужасны? А третьего не было.

Не осуждаю ни тех, ни других. Язык не поворачивается. Можно понять как тех, кто вместе с немцами сражался против коммунистов, так и тех, кто вместе с коммунистами сражался против немцев. Этот выбор затронул и белую эмиграцию. Одни белые генералы поддержали пусть советскую, но всё–таки Россию, а другие — пусть германских, но всё–таки врагов большевизма.

Казалось бы, должно быть понятно, что Родину как таковую защищать невозможно, защищать можно только государство, а если государство преступное, то и защищать его преступно. Представьте себе, что к вам в дом ворвалась группа бандитов, надолго у вас поселившаяся. Бьют вас прикладом по зубам, издеваются над женой, морят голодом детей. И так — двадцать лет. Они уже считают этот дом своим и ведут себя, как хозяева. Вы, конечно, ненавидите этих хозяев, но не имеете ни какой возможности от них избавиться. И вдруг на пороге вашего дома появляется банда иностранцев. Ваши тираны говорят вам: «Надо забыть обиды и защищать наш общий дом». Они бросаются к окнам оборону занимать. Может быть не будет удивительно, если вы в этот момент засадите им в спины по ножу, следуя простой логике: иностранцы придут и уйдут, а от внутренней мрази не будет такого хорошего случая избавиться.

Или другой вариант. Вы говорите своим угнетателям: «Да, конечно, это наш общий дом, будем вместе его защищать». И вам удается его защитить. А ваши тираны в благодарность начинают вас угнетать пуще прежнего.

Всё просто, да? Надо было вместе с немцами свергнуть большевиков, а потом уже разбираться с немцами. Но всё не так просто. Ну не могли русские люди вот просто так взять и сложить оружие к ногам вермахта, даже если они ненавидели большевиков. И не только потому, что они находились в плену патриотических иллюзий. Они чувствовали, что великая русская империя в какой–то степени всё же сохраняется в образе Советского союза. Древняя духовная доминанта нашей страны проявляет себя даже в большевиках, а германцы сейчас бьют не столько по большевизму, сколько по нашей исконной русской сути. Сейчас надо сохранить Россию, а с большевиками потом разберемся? Вот ведь вопрос вопросов: в какой степени СССР продолжал оставаться русской империей? В какой–то мере определенно оставался. Парадоксально, но сталинизм нес в себя явные черты имперского мышления, то есть он в определенной мере был защитником исконных русских геополитических интересов.

Самым удивительным было то, что большевиков поддержала Русская Церковь. Православные поддержали безбожников, которые целенаправленно уничтожали православие, и заявили, что будут биться в одном строю с безбожниками против общего врага. Представьте себе, что первые христиане, которых Нерон не успел отдать на растерзание зверям, кричат: «Все под знамена Нерона на защиту Рима».

Некоторое количестве иерархов поддержало «борьбу советского народа» просто из трусости. «Немцы когда–то ещё придут, а большевики сейчас к стенке поставят». Но далеко не всеми двигала трусость. Многие искренне полагали, что, благословляя Красную Армию, встают на защиту России, то есть в конечном итоге и православия. Они верили, что Советский Союз и есть та самая Россия — дом Пресвятой Богородицы, хотя вся советская реальность свидетельствовала об обратном. Они считали, что если сейчас сохранить Россию, то православие ещё может в ней возродиться. Может быть, они были правы?

А генерал Деникин, объявивший среди эмиграции сбор средств на поддержку Красной Армии? Добрейший Антон Иванович… Он поддержал страшного большевитского зверя, с которым сражался не на жизнь, а на смерть. Выходит, зря сражался? Но ведь перед этим он три года бился с немцами, и вот опять германец прет на Россию. Теперь у России нет других защитников, кроме большевиков. Как же их не поддержать?

Помню, как потрясла меня одна, казалось бы, пустяковая история. Вскоре после победы в парижском театре советский атташе Константин Симонов с удивлением увидел, что рядом с ним сидит Бунин. Симонов встал и, поклонившись, сказал:

— Кажется, я имею честь сидеть рядом с писателем Иваном Буниным?

Бунин так же встал и так же поклонившись сказал:

— Я имею ещё большую честь сидеть рядом с русским офицером.

Способны и мы сейчас прочувствовать весь трагический надрыв этого бунинского приветствия? Иван Алексеевич, все силы души отдавший борьбе с большевизмом, говорит, что для него честь сидеть рядом с большевиком. И это очень искренне, не извольте сомневаться. Как хотелось верить ему, что Россия, которую он оставил поруганной и разоренной, теперь воскресла. Да и как же не верить, если он видит русского человека с офицерской выправкой и золотыми погонами на плечах. Этот офицер защищал Россию и победил злобных германцев. В 1920 году офицеры проиграли гражданскую войну, но они непостижимым образом вернулись в Россию, ныне озаряемую блеском их золотых погон.

Прав ли был Бунин? Рядом с ним действительно сидел русский офицер или всего лишь ряженый большевик? А вы думаете, на этот вопрос так легко ответить?

А были и другие русские генералы и офицеры. Они увидели в нападении Германии на СССР шанс продолжить свою борьбу с большевизмом. Краснов, Шкуро, Туркул и многие другие. Они заявили себя союзниками немцев и вместе с ними пошли освобождать Россию от большевиков. Они назвали свою борьбу Второй гражданской войной.