Священная Русская империя - Сергей Катканов

Самый изощренный довод «защитников Родины» — необходимость защиты национальных интересов. Тут вроде бы не поспоришь. У моей Родины есть интересы, и я, как гражданин, должен эти интересы защищать, и не должен действовать в ущерб национальным интересам. В первом случае я — патриот, во втором — предатель. Но на практике национальные интересы — это интересы национальной буржуазии. Это не есть благо нации, это благо горстки богачей. Значит, предлагая мне сражаться за Родину, мне предлагают умереть за то, чтобы богатые стали ещё богаче.

Итак, власть и Родина — не одно и то же. Вера и Родина — не одно и то же. Выгода той или иной группы населения — тоже ещё не Родина. Эти понятия могут слиться в одно, а могут разделиться на три. Если же взять по отдельности само по себе понятие «Родина», то вдруг окажется, что оно ни чего не значит. «Сражаться за Родину» в собственном смысле невозможно. Можно защищать власть, можно защищать веру, или в широком смысле — убеждения. Можно защищать выгоду, свою или своей группы. В отрыве от этих понятий вся Родина сводится к березам, полям и снегам, на которые ни какой враг ни когда не посягает.

Значит, если я убежден, что власть у меня на Родине — подлая, что идеология у меня на Родине — губительная, а национальные интересы понимаются, как интересы горстки негодяев, у меня нет той Родины, которой я мог бы служить. И единственный для меня способ остаться честным человеком — стать изменником Родины.

Не трудно догадаться, что само понятие «изменник Родины» — абсурдно. Точным и корректным тут было бы понятие «враг государства». А «государство» — это ведь уже нечто преходящее, государство — сегодня одно, а завтра другое, и в том, чтобы ему служить нет ни чего возвышенного, и в том, чтобы быть его врагом, нет ни чего безнравственного. А вот понятие «Родина» претендует на то, чтобы быть понятием абсолютным, вечным. Дескать, государства меняются, а Родина остается, вот ей–то мы и служим. Так вот я и говорю, что «родины» из смыслового ряда вечных ценностей не существует вообще.

Вполне осознаю, насколько цинично и кощунственно это звучит. Однако, учтите, что это говорит человек, который искренне любит свою Родину и считает себя русским патриотом. Но я больше не хочу быть жертвой массового гипноза, не хочу строить своё мировоззрение на иллюзорных понятиях.

Само понятие «Родина», такое, казалось бы, вечное и непреходящее, оказывается, появилось только в буржуазную эпоху. До этого ни кто за Родину не сражался, ни кто Родину не защищал, а соответственно не было и изменников Родины. Сражались за своего сеньора. Верность подданных принадлежала конкретному человеку, и изменить можно было только этому человеку. Всем было понятно, что значит «За короля» (графа, князя, царя) и ни у кого не возникало вопроса, что значит ему изменить. Дал клятву верности — нарушил клятву — стал изменником.

Буржуазия, объявив верность своему суверену смехотворной, готова была посылать людей на смерть только ради приумножения собственных капиталов, но так ведь не скажешь. Вот тогда–то и придумали «Родину», за которую предложили солдату умирать. И вот с тех пор все знают, что «умереть за Родину» — это красиво и возвышенно, но ни кто не может вразумительно объяснить, что же это означает.

Значит ни какого «патриотизма» тоже не существует? Существует. Но «патриотизм» это такое существительное, которое не имеет смысла без прилагательного. Нет и не может быть ни какого абстрактного патриотизма, патриотизма, как такового, патриотизм всегда какой–то, либо это фикция. В России может быть советский патриотизм. Это понятно. Может быть православный патриотизм. Тоже понятно. Либерального патриотизма в России не может быть, но он есть во Франции (Франция — Родина «Марсельезы») В Германии может быть нацистский патриотизм. В США даже нации нет, но патриотизм есть. «Наша страна — лидер демократического мира», и это служит основанием для американского патриотизма.

Сегодня в России развивается движение русских националистов. Любят кричать «Слава России», по поводу и без повода подчеркивают, что они — русские, то есть для них это значимо. Но что значит для них быть русским? Они и сами не понимают. Вот это как раз и есть пример абстрактного патриотизма, то есть патриотизма фиктивного, иллюзорного.

У нас мог бы существовать языческий патриотизм, если бы существовала живая языческая традиция. Но её нет. Впрочем, наших «языческих патриотов» можно понять. Они строят свой патриотизм на иллюзии возрождения в России язычества. Это, во всяком случае, внятно. Но ведь ряды наших националистов формируются отнюдь не только из язычников. Вы там увидите и псевдоправославных, и псевдонацистов. Они ни чем не объединены, кроме абсолютно бессмысленного ощущения: «Я горжусь тем, что я русский, потому что я русский». «Русскость» провозглашается в качестве самодостаточной и самоочевидной ценности. Это самый настоящий театр патриотического абсурда: «Я — лучше всех, потому что это я».

Только идея может быть настоящей Родиной (Не помню, кто сказал, теперь это уже моя мысль) Понятие «Родина» обретает для нас реальный смысл, только в том случае, если Родина для нас — воплощение некой идеи. И тогда, сражаясь за Родину, мы будем сражаться за эту идею. Измена Родине будет означать предательство этой идеи. И тогда в самом понятии «Родина» и смысла больше не будет. «Родина» — как пластиковая бутылка, ценность которой равна ценности содержимого. Если бутылка пуста — она ни чего не стоит.

Старый русский патриотизм был вполне внятным. За что сражались солдаты? «За веру, царя и Отечество». И то здесь одно слово лишнее. Отечество дорого русскому человеку ровно постольку, поскольку были дороги вера и царь. Если бы оставить «За веру, за царя» — не произошло бы ни какого убытка, ни чего бы ровным счетом не изменилось. Так же и с известной триадой: «Православие. Самодержавие. Народность». Наша «народность» это «православие плюс самодержавие», то есть третье слово ни чего не добавляет к первым двум. Оно понадобилось, во–первых, для стройности (три слова звучат лучше, чем два), а, во–вторых, как дань патриотическим иллюзиям, уже очень сильно закрепленным в сознании.

А вспомните первоначальное название оперы «Иван Сусанин» — «Жизнь за царя». Этим ведь уже все сказано, даже слово «православие» не потребовалось, ведь царь наш — православный, так что в слове «царь» сливается всё, что дорого сердцу русского человека, всё, за что готов сражаться и отдать жизнь русский патриот.

Дань патриотическим иллюзиям платили даже большевики, хотя у них–то уж с идеями всё было в порядке. В 1918 году, когда немцы пошли в наступление, Ленин провозгласил: «Социалистическое отечество в опасности». Тут очень четко обозначено содержание понятия «отечество». Оно дорого ровно постольку, поскольку является социалистическим. Русские поля в трубочку не свернут, а вот социализм уничтожат. Таково реальное основание для защиты Отечества. Но вам не кажется, что это слово здесь всё же лишнее? Ведь достаточно было сказать: «Социализм в опасности». Но даже большевики, большие любители разоблачения буржуазных иллюзий, в некоторых случаях считали за благо эксплуатировать патриотическую иллюзию, понимая, насколько крепко она засела в общественном сознании.

Особенно это проявлялось в годы войны. Помните название известного романа: «Они сражались за Родину». Неправда ваша. Правильно было бы сказать: «Они сражались за советскую власть». И ведь такая, более точная, формулировка не содержала бы в себе ни чего неприемлемого для вождей СССР. И тем не менее, иногда они предпочитали поубавить конкретики и подпустить патриотического тумана. «За Родину» небойсь даже враги социализма согласятся сражаться. И соглашались. «За Родину» кричат только тогда, когда хотят скрыть реальный смысл войны.

Для меня и для каждого православного человека Россия — это Дом Пресвятой Богородицы. За это мы любим Россию, поэтому Россия нам дорога. Это единственное для нас основание сражаться и умирать за Родину. Строго говоря, наша Родина — Церковь, а наша страна — её материальная оболочка. В этом суть и предназначения России, и вне этого предназначения никакой ценности в понятии «родина» для нас нет. Россия без православия стоит не дороже пустой пластиковой бутылки. И ценность её может быть только в том, что её ещё удастся наполнить органичным для неё содержимым- православием.

Абстрактные патриоты вопят, как о самом страшном ужасе: «русский народ может исчезнуть». Им в голову не приходит, что надо объяснять, почему так страшно исчезновение русского народа? Многие народы исчезли, нет больше ни половцев, ни печенегов, ни хазар. И какой убыток в этой связи испытало человечество? Да ровным счетом никакого. Почему же исчезновение русских — трагедия? Почему же для меня должно быть страшно, что мой потомок в 10‑м колене будет считать себя не русским, а каким–нибудь еврокитайцем? И почему это для него страшно?