Блаженный Августин - Константин Томилов

из доменной печи. Взвыла отсекаемая начисто нечисть.

Андрюша стоял изумлённо разглядывая свои пухленькие ручки, ножки и всё тело одетое в его детскую одежду:

– Ну надо же! – иронично пискнул своим детским голоском и побрёл по дорожке из жёлтого песка.

– Что-то, какой-то он странный, – удивился загребая сандалиями непонятно тяжёлый песок. Нагнувшись и зачерпнув горсть, – ёлки-палки! Так это же золото! Настоящее золото! Ну дела, – высыпав песок обратно на тропинку и отряхнув ладошки, приоткрыв от изумления рот побрёл дальше разглядывая открывающиеся справа, слева и впереди картины.

Он шёл: то по морскому летнему берегу, то по шуршащему золотой листвой осеннему лесу, то по искрящемуся зимней сказкой неведомому городу, то по звенящей птичьими голосами весенней лужайке.

Андрей увидал ЕЁ издалека. Видение со всех ног несущейся к нему, одновременно бегущей и летящей девочки, с развевающимися за спиной, то золотыми, то, вдруг, белокурыми, то каштановыми кудрями; одетой в переливающуюся, радужную вуаль затмило всё вокруг.

– Андрюша!!! – запыхавшись остановилась в шаге от него МЕЧТА ВСЕЙ ЕГО ЖИЗНИ, – ты всё-таки смог! У тебя получилось!

– Ты! Я знаю тебя! – задохнулся от неизъяснимой нежности Андрей, – ты мой Ангел Хранитель!

– Да.

– И при жизни? Кем ты была на земле? – спросил Андрей, тут же "читая" ответ в светящихся Неизмеримой Любовью глазах, – о нет! – задохнулся от стыда перед НЕЙ, – Ты Святая Е…

– Андрей! – тут же раздался над головой строгий женский голос, – это что ещё такое?! Опять ты хулиганишь? Даже здесь. Знаешь же, что пока сюда окончательно не перешёл, никакой информации вслух! Всё, Девочка Моя, прощайся пока что с ним. Ненадолго. И ты давай, иди уже, Неслух. Дела окончишь ТАМ и ДОМОЙ.

Мальчик и девочка прощаясь и встречаясь потянулись друг к другу, с неведомой сладостностью ощущая как сливаются в Одно Целое их Человеческие тела, клеточка с клеточкой, атом с атомом и, через мгновение, вновь ощутивший боль утраты, оторвавшийся от НЕЁ, Андрей проснулся.

"не льститеся: Бог поругаемь не бывает. Еже бо аще сеет человек, тожде и пожнет:

яко сеяи в плоть свою, от плоти пожнет истление: а сеяи в дух, от духа пожнет живот вечный"

(Апостола Павла к галатам; гл.6; ст.7-8)

– Господи, помилуй. Господи, помилуй. Господи, помилуй, – проснувшийся Андрей Юрьевич вытер ладонями мокрое от слёз лицо и сев на кровати посмотрел вокруг понемногу свыкаясь с новой обстановкой.

"Неужели я дома? Даже не верится", – подумалось потерявшему было, много лет назад, всё и вся "неудачнику".

Сходив в туалет зашёл в ванную и умылся с удивлением разглядывая в знакомом ещё с детства зеркале, старую, бородатую физиономию.

– Надо же, ещё ходят, – заглянув на кухню посмотрел на тикающие на стене, старенькие китайские часы, – ещё Наташа, когда они только появились покупала. Половина первого…, рановато я вчера спать увалился.

Ощущая себя в полной, абсолютной безопасности в знакомой ещё с детства темноте, побрёл в отцовский "кабинет".

"А зачем я сюда зашёл?", – почесал затылок стоя посреди тёмной, попахивающей нежилой застарелостью комнаты, – "а это что ещё такое?!", – как почуявший добычу охотничий пёс, весь насторожился, подтянулся и взбодрился увидав светящееся зыбким, неровным светом окошко в доме напротив.

– Свечи…, а зачем? Свет что ли отключили? Да нет, фонари же горят, – проговорил подойдя к окну и глянув вниз, на бушующую снаружи непогоду, – что-то не так…, полнолуние ещё, как на грех…, – поднял взор на небо, где в раздираемых ветром тучах, то появлялась, то исчезала синяя как покойник луна, – так…, где-то тут у меня было…, – пошарив в стенном шкафу, ниже книжных полок, – надо же! На месте! – вытащил мощный морской бинокль.

"Чего ты? Опять? Ведь для охальничания когда-то его приобрёл, чтобы за соседями подглядывать!"

– Пшёл отсюда! Господи, помилуй! – осенил себя крестом Андрей и вернулся к "наблюдательному пункту".

Даже сквозь мокрые стёкла было понятно, что в слабо освещённой свечным светом комнате напротив, лежат на медицинских каталках две молодые женщины, вокруг которых суетится укутанная во всё чёрное фигура.

– Не понятно, мужик или баба, – утишая неровно застучавшее сердце выдохнул Андрей, – и они, не понятно, живые или нет…, живые, – уверенно подтвердил сам себе, заметив как суетящийся вокруг тел "маг и звездочёт" манипулирует с телами…

– В-общем, дядь Вале…, ох, простите, отец Никодим! – опомнился Андрей сидящий на крашеной масляной краской лавке рядом с печально рассматривающим свои обшарпанные сапоги иеромонахом.

– Ничё, ничё, Андрюха! – вскинулся Сосед, Приёмный Отец и Наставник. Приобняв его рукой за плечи и слегка встряхнув, как некоторое время назад при долгожданной встрече, обвёл взглядом свою деревенскую келью, как бы вновь удивляясь тому, что он здесь, и тихо рассмеявшись, – ничего, тебе можно, ты же СВОЙ, да и не ПРИ ИСПОЛНЕНИИ я!

– В-общем, всё действия её или его, были как у медсестры ухаживающей за коматозниками. Хотя, что они там могут делать? – пожал плечами Опытный Врач.

– Точно живые?

– Ну конечно! Трупное окоченение сразу же заметно! – слегка обиделся Андрей Юрьевич.

– Ну и Слава Богу! – повернулся и снова куда-то убежал юркий, толстенький мужичок с длинной седой бородой на румяно-розовой, абсолютно лысой голове.

– Дядь Валер, – озадаченно посмотрел на качающиеся в огороде кусты Андрей, – я помню в детстве градусник разбил и потом пытался ртуть пальцами…, так вот и этот Вячеслав…

– Да уж, – тихо рассмеялся упрятавшийся в подмосковной глуши монах, – Славка он такой!

– А чем я вам не такой? – раздался сзади хитрый голосок, – "спящие красавицы" значит говоришь?

– Я?! – обалдело переспросил Андрей Юрьевич.

– Ну, не я же! – хихикнул в ответ пузатенький старичок и вновь куда-то убежал.

– Андрей, не обращай на него внимания, он всегда такой, но зато, Дело Свое – он "туго знает".

– Дело мастера боится! – подтвердил вывернувшийся из-за угла хаты Вячеслав, несущий в руках чем-то наполненные, опасно громыхающие рогожные мешки, – сам то с нами? – быстро зыркнул на со вздохом понурившегося, зарекшегося Охотника, – ну нельзя, так нельзя! На нет, как говорится и суда нет! – швырнув загрохотавшие железом мешки в распахнутые задние дверки "уазика" и сложив ладошки ковшиком смиренно подкатился к настоятелю состоящего из трёх насельников монастыря, – Благословите, Батюшка!

– Машина такая же, – задумчиво проговорил качаясь и ёрзая на неудобном переднем сиденье "уазика-буханки" Андрей Юрьевич.

– Что значит такая же? – с ходу, в лоб опроверг предположения Вячеслав, – она самая и есть!

– То есть что? Эта та самая на которой дядю Валеру тогда?! А "мэрс"?!

– А что "мэрс"? ОНИ "налево", а мы "направо"!

– А парни которые?…

– И парни тоже! "Козлы – налево", а "овцы – направо". Вон, парочка из тех, кто тогда Правильный Путь избрал, – ткнул большим пальцем за спину