Дети Капища - Ян Валетов

– Брось, Миша, – Тимур пожал плечами и с неудовольствием проследил за тем, как Ирина Константиновна закуривает очередную, уже и не вспомнить какую по счету, сигарету. – Что будем делать?

– Не знаю. И не смотри на меня так, Тимур! Я действительно не знаю, что делать! Идти ловить этот детский сад с автоматами? Так времени у меня на это нет! Ты же понимаешь, что от того, попадет или не попадет Али-Баба к своим, зависит, сколько ты человек похоронишь этой зимой. И не только ты. Поэтому все остальное побоку!

– Если на него так много завязано, так прости, Миша, дорогой, какого хера ты его сюда пустил? – спросила Говорова своим густым контральто.

Но это была уже не гранд-дама, а та самая портовая шлюха со стилетом, которая, если честно говорить, всегда нравилась Сергееву гораздо больше сдержанной и величественной матроны, коей Говорова была большую половину суток.

– Сидел бы твой Али-Баба себе тихо в Донецке или Москве, дожидался бы тебя спокойненько. Или он решил попробовать – чугунные у него яйца или нет? Так я бы ему и без приключений сказала, что они у него не железные. Я железных отродясь не видела.

«А ведь действительно почему? Почему Али-Баба полез в самое пекло? – подумал Сергеев в легком замешательстве. – Вот же заморочил голову при первом разговоре! Что не для моего удобства полез, так это точно! А что если для того, чтобы полностью обрубить концы? Уже теплее! Возможно, конечно. Но маловероятно. Ему еще нужно вывезти основную часть бериллия, и концы можно будет рубить только тогда, когда вертолеты пересекут границу Ничьей Земли, никак не ранее.

С другой стороны, зачем рубить концы после завершения операции? Что это даст? Полностью „зачиститься“ уже не получится, слишком много осведомленного народа окажется за пределами досягаемости, а вот натворит Али-Баба здесь чего-то не того – пиши пропало! Путь к возвращению за оставшимся материалом будет закрыт навсегда. Нелогично? Да, нелогично! Но остается вопрос… Что тогда ему нужно? Для чего он пошел на такой неоправданный риск? Ну уж никак не для проверки собственных яиц на крутость! Он хитрый и опытный. Он привык выживать. Ему на внешнюю сторону вопроса плевать! Он, если надо, ляжет лицом в дерьмо и будет лежать часами, не морщась и не дыша! Да он с его связями и «крышами» близко к приграничью подходить не должен, не то что нырять с головой в этот омут!

Единственная разумная версия: Али-Баба не хотел, чтобы передача контейнера состоялась в Москве или в контролируемой империей Восточной республике. Почему? Только с одной целью – запутать следы, а это означает, что он не верит Истомину. Я для него не опасен, более того, полезен как окультуренный абориген. Я для него таскаю каштаны из огня, причем своими руками таскаю. Истомин в этой истории – только посредник. Истомин – это человек Али-Бабы, который думает, что Али-Баба – его человек. Вот такой оксюморон выходит! Но не исключено, что все значительно сложнее. И намного. Например, если допустить, что Истомин Али-Бабу „работает“? И, чего уж скромничать, зная, что из себя представляла и представляет Контора, можно в принципе допустить и то, что Константин Олегович „работает“ нас обоих. И тихо посмеивается в усы…

Тогда…

Тогда все становится на свои места. При всей абсурдности такого допущения, пусть унизительного для собственного самолюбия, но достаточно достоверно выглядящего, картина в этом раскладе приобретает стройность. Невиданную ранее стройность.

Итак… Что мы видим?

Али-Баба входит в Зону под патронатом Истомина: „окно“ на вход – это обязательства Кости, которые ему выполнить – как два пальца об асфальт. Один звонок. Что там наплел ему при договоре наш светский мусульманин, какими аргументами обложился – тайна великая есть. „Съел“ Константин Олегович эти сказки, и слава богу! Меня это не интересует. Крепко, видать, не доверяет ему Али-Баба, если решил рискнуть жизнью и здоровьем, только чтобы замаскировать вывоз контейнера. Кидать Костю – это тебе не шутка».

Сергеев вспомнил Истомина во время их последней встречи в «Камелоте».

Слегка обрюзгшего Костю. Костю располневшего. Костю, уплетающего сочащуюся соком баранину под гранатовым соусом. Костю с благодушным, чтобы не сказать с простоватым выражением лица.

«Молодец! Старая школа. Почти убедил. Но меня, а не Али-Бабу. Были догадки у этого смуглокожего хитреца, были!»

Операция, по мнению Сергеева, могла протекать так. Али-Баба пересекает границу Ничьей Земли, получает от Сергеева контейнер с образцами бериллиевого порошка и после положительного результата экспертизы начинает перевозить медикаменты и оборудование в Зону.

Одновременно они с Истоминым готовят вертолет для вывоза остального груза и пару «вертушек» прикрытия. Михаил выводит их на цель, осуществляет погрузку и…

Вот тут вариантов могло быть несколько.

Первый – их не выпустят из Зоны и устроят или показательный захват, или показательный расстрел, тут хрен редьки не слаще.

Второй вариант – захват груза и группы в точке встречи, то есть в любой удобной точке вне Зоны совместного влияния. Тут уже возможен только захват, потому что расстреливать в населенных местах «вертушку», полную бериллиевого порошка – чистое безумие.

Пока другой версии не было, стоило придерживаться этой. Тем более что все происходящее укладывалось в нее с пугающей достоверностью.

Сергеев прервал размышления и вернулся в разговор еще до того, как Говорова заметила, что он отвлекся.

– Что толку обсуждать? – спросил Сергеев и, откинувшись на спинку стула, продолжил: – Али-Баба уже здесь. И то, что мы поймем его скрытые мотивы, ничего нам не даст. Вот он, факт – лежит в соседней комнате, весь в дырочку. Хорошо еще, что живой. И задача у меня крайне простая – сделать так, чтобы он из Зоны выбрался. А уж потом, если будет возможность, я его расспрошу, зачем он сюда полез.

Молчун задрал голову так, что затылок почти коснулся лопаток, и сложил ладонь лодочкой. А потом хитро улыбнулся Сергееву и подмигнул. Такое обилие эмоций на обычно бесстрастной физиономии юноши могло бы удивить незнакомого человека, но не Михаила, научившегося понимать Молчуна по взгляду или скупому жесту.

Молчун был очень доволен осенившей его мыслью. Он был уверен, что нашел выход из ситуации. Оставалось только понять, какая гениальная идея пришла на ум паренька.

– Самолет? – спросил Сергеев осторожно.

Молчун покачал головой и повторил жест.

– Лодка? – сказала Говорова. – Какая лодка? Лед уже стал, по Днепру не пройти.

Молчун внимательно посмотрел на Сергеева и помахал руками, как крыльями.

– Птицы? – это опять Говорова, похоже увлекшаяся игрой в вопросы и ответы. – Самолет?

– Летать? – подхватил Тимур.

Молчун кивнул.

– Летающая лодка? – переспросил Сергеев. – Молчун, ты имеешь в виду то, что мы нашли весной?

Опять утвердительный кивок.

– Вы нашли летающую лодку? Гидросамолет, что ли? – удивился Гринберг.

Но ответа не получил.

– Молодец, Молчун, – произнес Михаил с уважением в голосе. – Классная идея. Есть, конечно, сложности, но идея – закачаешься.

Находку они сделали чисто случайно.

Само здание снесло водой во время потопа. Снесло – как бритвой срезало. Судя по фундаменту, здание было приземистым параллелепипедом из стекла и бетона. Ступени, ведущие в подвал, искрошило дождями, льдом и прорастающей жесткой травой. Когда-то покрытые кафелем стены теперь зияли серыми цементными пятнами, из которых, словно волосы из ноздрей, торчали пучки ржавой арматуры. Сам подвал был забит мусором почти на две трети. Двери в глубине еще можно было рассмотреть, а вот подобраться к ним без бульдозера не представлялось возможным. По завалу уже ползли мох и дурно пахнущая плесень.

«Хорошие признаки теплой ранней весны, – подумал Сергеев, перебираясь через остатки какой-то металлоконструкции, перекрученной до неузнаваемости. – Плесень и мох».

Раньше эта пора определялась по розовым «свечкам» цветущих каштанов, по появляющимся на тротуарах столикам многочисленных летних кафе, по летним легким платьям, вьющимся вокруг женских бедер, по аромату цветущих акаций и шумным весенним дождям, отмывающим город от последних следов зимней слякоти.

Теперь же – по острым обломкам бетона, пластиковому и металлическому мусору, погнившим деревяшкам полз мох. И это возвещало, что лето уже близко.

Здесь, в развалинах, молодые деревца уже начали пробивать себе путь сквозь искореженный асфальт и кое-где даже виднелась трава. Лет через двадцать здесь будет лес. Еще через двадцать развалины полностью скроются под ковром растений. А через сто? Вспомнит ли кто-нибудь, что здесь был город? Будет ли кому вспоминать?

Когда они с Молчуном свернули влево, дорогу им перебежала огромная коричневая крыса размером с хорошую ондатру. Наглое рыжее животное даже не бежало, шествовало неторопливо, волоча по земле голый серо-розовый хвост. Молчун потянулся было к автомату, но передумал. Не захотел тратить патрон. Таких мишеней на день попадалось по полторы сотни, а ночью счет шел на тысячи тысяч. Не то что коты, даже собаки избегали забредать в брошенные города. Бывшим жильем людей теперь владели крысы и тараканы.