Не бойся Адама - Жан-Кристоф Руфин

– Так у тебя всего восемь месяцев разницы с Линдси?

– Ну да. Кстати, как она там? Я уже лет десять о ней ничего не знаю.

– Вышла замуж за канадца. Трое детей. Они живут у Чикутими, далеко на севере.

– Надо взять у тебя ее адрес. Я ей напишу. А твои родители все еще в Канзасе?

– Нет, они купили квартирку в Форт-Лодердейл и проводят там три четверти года. Летом приезжают сюда.

Присоединившийся к ним Роджер объяснял спутникам Джинджер, в чем дело.

– Так и сказала: «Она похожа на Джинджер», а я, как дурак, отвечаю: «Эту тоже зовут Джинджер».

Его слова должны были подкрепить версию совершенно случайной встречи.

Роджер пошел за кофе для всей компании. Когда он вернулся, подружки успели припомнить школу, где Керри жила три года, бассейн, куда их водили по воскресеньям, крохотный старый город, магазинчик у школы, где продавали сладости… Сыграть на воспоминаниях детства проще всего, уверяла Тара. Избыток деталей всегда подозрителен. Достаточно вспомнить общую атмосферу, две-три бессмысленные подробности, которые собеседник чаще всего забыл… Картина выходит – не подкопаешься.

Потом они заговорили о жизни после их якобы случившегося расставания. Тут уже не могло быть общих воспоминаний, и Керри почувствовала себя свободнее. Надо было только остерегаться деталей, которые слишком легко проверить, или уж подчищать все до мелочей. Все как в обычном прикрытии.

– А сейчас что ты делаешь? – спросила Джинджер.

– Это долгая история, – ответила Керри, снова принимая удрученный вид, к которому уже привык Роджер. – У тебя ведь работа?

– Да, я должна вернуться в офис. Вот что, пойдем-ка со мной, там и поговорим. Ты ведь тоже работаешь в «Одной планете»?

– С сегодняшнего утра…

– Ну вот, обо всем и расскажешь.

Они вывши под ручку как две закадычные подружки. Роджер нежно смотрел им вслед, счастливый тем, что приложил руку к началу выздоровления Керри.

По дороге на третий этаж Керри успела затронуть почти все темы: свое горе, жизнь до случившейся трагедии. Джинджер рассказала о своем муже и дочери, которой исполнилось десять лет. Разговор о работе Джинджер поддерживала неохотно и глубоко вздыхала.

– Представь себе, я в этом сумасшедшем доме уже пятнадцать лет.

– Работы много?

– Мне она опротивела, но тут есть свои плюсы.

– Чем же ты занимаешься?

«Задавай только те вопросы, из которых понятно, что ты ничего не знаешь», – говорила Тара.

– Трудно объяснить. Скажем так, я просто шарнир.

– Между чем и чем?

– Между руководством и служащими.

– Руководством?

– Да, шефами, но они не любят, когда их так называют. Большинство стояло у истоков движения. Сборище гениев, но один безумней другого. Сегодня они просто буржуи. Самим на все наплевать, но хотят, чтобы другие вкалывали. Вот я и кручусь между теми и этими.

– Да, поди разберись. Не понимаю, как тут у вас все устроено. Здесь есть президент, самый главный, тот, кто принимает решения?

– У нас были драки не на жизнь, а на смерть, как и во всех подобных движениях. Где-то около пары лет назад все успокоилось. Одержимые ушли восвояси. Трое наших, из тех, кто поспокойнее, взяли все в свои руки.

Джинджер даже слишком быстро подобралась к сути дела. Керри решила не развивать тему дальше и держаться прежнего курса.

– Мне надо вернуться к работе, – сказала она.

– А что ты делаешь?

Керри объяснила.

– Понятно. Ты замещаешь одного инвалида, который занимался рассылкой. Бедняга, похоже, ему стало совсем плохо. Тебе нравится?

– Это немного… Ну, скажем… примитивно.

– А чему ты училась?

Керри пожала плечами:

– Я архивист.

– Не может быть! Это что, специальность такая?

– И даже довольно сложная. Я шесть лет училась в колледже и защитила магистерскую диссертацию.

– О разборке архивов?

– Архивы – это не только пыльные полки. Это коллективная память, самая суть общественных институтов, печать времени на всех нас.

– Скажи-ка, тебя это, похоже, увлекает! Отчего же ты не работаешь по специальности?

– До смерти мужа я этим и занималась. А потом словно что-то оборвалось. Меня выгнали.

«Никаких подробностей о недавнем прошлом», – предупреждала Тара. Такое прикрытие всегда ненадежно. Профи называли его «одноразовым», годным в лучшем случае на несколько часов или дней. Любая проверка быстро вскроет обман. К счастью, операцию планировалось завершить в такие сжатые сроки, что вряд ли у кого-то найдется время всерьез заняться ее прошлым. Риск, конечно, есть всегда, но важно не допустить возможности слишком быстро проверить события недавнего прошлого.

Джинджер бросила взгляд на свой заваленный бумагами стол. Вдоль стен ее комнаты тянулись стеллажи, заставленные картонными папками. Некоторые из них лопались от документов. Другие, почти пустые, не выдерживали напора соседей. Она задумалась на секунду и сказала:

– Возможно, что ты пригодишься нам совсем в другом месте. Мне надо поговорить с тобой о наших собственных архивах.

– Кто за них отвечает?

– Никто, конечно. Работы всегда по уши.

Зазвонил телефон, и Джинджер увязла в долгом обсуждении заседания, которое следовало перенести. Положив трубку, она напрочь забыла об архивах.

– Слушай, я больше не могу с тобой болтать, – сказала она. – У меня дел по горло. Иди работай, увидимся завтра в обед. Постараюсь как-нибудь на днях организовать ужин дома.

Керри заколебалась, взвешивая за и против. Несмотря на риск, следовало действовать без промедления.

– Ты это серьезно говорила?

– О чем?

– Архивы. Ты знаешь, мне правда приятно работать с тобой. Это намного лучше, чем торчать на складе. Недели за две я бы все привела в порядок.

Джинджер внимательно посмотрела на Керри. Обе молчали.

– В Де-Муане… – начала Джинджер, с сомнением глядя на Керри. – Позволь-ка…

Керри чувствовала, как по подмышкам течет пот, но, как всегда, отлично ориентировалась в критических ситуациях. Впервые после возвращения к своему ремеслу она ощутила это особое напряжение, которое не забывается. Керри подумала о Поле.

– Ну да… Ты ведь была подружкой Джерри Ноба?

Всего лишь за неделю команда Тары совершила чудо: вычислила Джинджер по документам «Одной планеты», удостоверилась, что она по-прежнему секретарь совета организации, установила ее анкету, нашла школу, где она училась, послала туда человека для сбора сведений. Короче, сделала все для разработки одноразового прикрытия… Они отлично разобрались с проблемой, а Керри вошла в роль за рекордный срок, но никто и никогда ничего не говорил ей о Джерри Нобе. Джинджер смотрела на нее с загадочным видом. Что ж, орел или решка.

– Да, – призналась Керри, поднимая лицо. – Я и вправду дружила с Джерри Нобом.

Джинджер вскочила со стула и вскрикнула. Она обошла стол и расцеловала Керри в обе щеки.

– Что ж ты сразу не сказала? Теперь я тебя узнала! Ты знаешь, это, конечно, глупо, но я все время чуть-чуть сомневалась. Конечно, мы когда-то играли вместе, но я не могла тебя вспомнить. И вот, пожалуйста!

Керри встала, и Джинджер довела ее до двери в коридор, ласково поглаживая по спине.

– Как смешно, все эти воспоминания, – сказала она. – Сейчас все встало на свои места. Завтра увидимся, и я тебе еще много чего расскажу…

Керри уже стояла в дверях, когда Джинджер остановила ее и тихонько сказала:

– Джерри Ноб. Знаешь, я тоже на следующий год…

Она приложила палец к губам и прыснула как девчонка.

Часть третья

Глава 1

Пустыня Колорадо. Соединенные Штаты

Хэрроу вернулся поздно вечером. Он выглядел очень усталым и почти сразу лег спать, успев только спросить Жюльетту, умеет ли она держаться в седле. Жюльетта сказала, что да, умеет. По правде говоря, ее опыт верховой езды сводился к нескольким урокам, взятым в возрасте двенадцати лет в военном манеже. Ее отец, всегда склонный к строгости в вопросах воспитания, по своей воле записал ее туда, рекомендовав инструктору не спускать ей ни малейшего промаха. Когда же мать обнаружила, что Жюльетта входит во вкус занятий, она повела дело так, что Жюльетта распрощалась с манежем. И все же она надеялась усидеть на лошади с широким и мягким американским седлом.

Рано утром лошади были готовы. Жюльетта понятия не имела о цели их путешествия и считала, что не должна задавать вопросов. Она полагала, что стала членом команды и теперь должна привыкать к дисциплине, главным условием которой было молчание и подчинение.

В сухой ложбине под домом стояли оседланные лошади, которых держал один из индейцев. Небольшие тюки за седлами и сумки говорили о том, что путь может занять несколько дней. За одним из изгибов седла Хэрроу виднелся резной приклад карабина.

Перво-наперво они поднялись по ущелью до хаотического нагромождения скал, сорвавшихся с одного из обрывов. Между камнями едва виднелась пыльная тропинка. Казалось, что лошади ее уже знают и уверенно двигаются вперед безо всякого принуждения со стороны всадников. Хэрроу ехал на жеребце с могучей шеей. Жюльетте досталась спокойная и добродушная кобыла. Когда солнце начало подниматься над горизонтом они добрались до края гребня. Жеребец шел широким шагом так что Жюльетте приходилось время от времени переходить на рысь, чтобы не слишком отставать. Хэрроу, похоже, не возражал, что они едут на приличном расстоянии друг от друга что исключало всякую возможность разговора. Ничто не отвлекало их от расстилающегося вокруг пейзажа.