Лунные грезы - Кэтрин Николсон

Незнакомка послушно спустилась со сцены. Теперь Бейер смотрел на нее другими глазами. Только сейчас он заметил разворот ее плеч, стройную шею и широкий рот, из которого вырывались изумительные по красоте звуки.

– Сколько вам лет?

Девушка нахмурилась:

– Какое это имеет значение?

Дирижер пронзил ее негодующим взглядом:

– Я не привык задавать праздные вопросы.

Она ничуть не испугалась, очевидно, посчитав его ответ совершенно разумным и логичным.

– Мне восемнадцать.

Бейер глубоко вздохнул, довольный и в то же время почти испуганный. Такой голос в восемнадцать?! Что же будет в двадцать? Двадцать пять? Этот голос способен разбивать сердца и вершить судьбы.

– Средний регистр не слишком хорош. Он не собирается расшаркиваться перед ней – не то настроение.

Лицо девушки омрачилось.

– Знаю. Чувствую. Я сама не всегда им довольна. Но обещаю, что сделаю все возможное!

Она, казалось, просияла внутренним светом.

– Надеюсь.

Откровенно говоря, это пустяки, а может быть, и преимущество. Сумеречный голос – такое невозможно забыть. Переливающееся синее марево, дрожащая дымка, граница между тьмой нижнего регистра и ослепительным сверканием верхнего.

– Вы согласитесь давать мне уроки?

Бейер испуганно встрепенулся. Он даже не запомнил ее лица. Какая она – красавица, хорошенькая, дурнушка? Он понятия не имел. В его возрасте любая девушка привлекательна. Да и разве это важно? Голос, голос, вот что главное!

– Нет.

Девушка вскинула подбородок, по-видимому, пытаясь найти способ заставить его согласиться. Она так просто не сдастся. Это тоже неплохо. Путь наверх невыносимо труден.

– Я не учитель. Учить можно медицине, механике, математике. Я артист. И в любом случае вы еще не готовы…

– Что вы хотите этим сказать? Средний регистр?

– Нет-нет, – нетерпеливо отмахнулся старик. – Это не имеет значения. Все установится само собой по мере того, как окрепнет голос. Дело в вас самой.

– Не понимаю, – вызывающе выпалила девушка. – Могу я петь или нет?

– Можете, конечно, можете. Но опера – это не только пение. Это еще и чувство. Вы пели арию, как богиня, бессмертное существо, оказавшееся случайно на земле. Но Коломбина еще и Недда – сицилийская крестьянка. Она замужем за одним мужчиной, любит другого и чересчур слаба, чтобы сделать выбор. Эта слабость и стоила ей жизни. Вы же слишком чисты, слишком невинны. Слишком молоды.

Она попыталась что-то сказать, но Бейер повелительно поднял руку:

– И не убеждайте меня. Я знаю, что это такое – быть молодым. Вы так тонко чувствуете, уверены, что этого достаточно. Заблуждение – вы просто обязаны уметь передать эти чувства другим, а для этого необходимы строгая дисциплина, работа и опыт. А самое главное – мужество. И хотя в этот момент вы считаете себя храброй, на самом деле испуганы и так ужасно боитесь провалиться, что преувеличиваете трагедийность роли и тем самым уничтожаете очарование Недды. Вы должны петь ее легко и трогательно. Представьте себе взмывшего высоко в небо жаворонка. Вот чего надо добиться – естественности, простоты и нежности. И если вам удастся это, то споете партию Недды в девяносто пять куда лучше, чем в двадцать. Потому что к тому времени ваше сердце будет разбито бесчисленное множество раз.

Он не сводил глаз с ее выразительного мятежного лица.

– Знаете, есть удивительное выражение, которое всегда восхищало меня своей лаконичностью: «Помни о смерти». Каково его значение? Что все бренно, поскольку смерть неминуема, или, наоборот, веселитесь сейчас, пока жизнь прекрасна? Кто знает? Но это вы должны иметь в виду, когда поете Недду. Ведь в конце она умирает, как и ее любовь.

– Но мне не нравится конец! – воскликнула девушка.

– Разумеется. Вы молоды и хотите, чтобы Недда с любовником сбежали и жили долго и счастливо. Это естественно. Но будь это так, кто пришел бы слушать «Паяцев»? Это была бы уже не трагедия, а фарс, очаровательная легкая комедийка. Водевиль.

– Почему она не оставила все и не ушла к любовнику? Ей ничто не мешало.

– Ничто… кроме привычки, страха и слабости. Все те вещи, которым не подвержены юные.

– Чего она боялась? Сильвио любил ее.

Бейер пожал плечами:

– Счастья. Будущего. Гибели любви.

– Однако она все равно погибла.

– Да, ради любви. В попытке спасти жизнь возлюбленного.

– Но это не помогло, ведь и его убивают!

– Конечно. Любовь либо умирает сама, либо уничтожает. Вы или отдаете какую-то часть души любимому, или теряете его и любовь.

Корри в глубокой задумчивости долго молчала и наконец резко бросила:

– На ее месте я убежала бы. Вместе с Сильвио.

– Знаю, – улыбнулся Бейер. – Поэтому вы недостаточно взрослая, чтобы петь Недду. Коломбину – возможно, но только не Недду.

Снова молчание.

– В таком случае что мне петь?

Она к тому же еще и практична. Он говорил с ней куда откровеннее, чем с любой прославленной звездой, однако не сумел запугать.

– Ничего. Вы вообще не будете петь.

Бейер с неожиданной энергией вскочил на сцену и подошел к фортепиано.

– Вот что вам надо делать.

Он сыграл несколько нот в среднем регистре, повторяя каждую с нарастающей громкостью.

– Ежедневно упражняйтесь, контролируя дыхание. И когда вы станете делать это в совершенстве… могут уйти годы, а могут всего лишь месяцы, – снова придете ко мне.

Девушка сосредоточенно хмурилась, пытаясь запомнить последовательность упражнений. И Бейер внезапно ощутил, что сильно устал. Наверное, было бы лучше, если бы она навсегда забыла о музыке.

– И никогда не пойте во весь голос. Наращивайте мощь постепенно, оттачивайте каждый самый тихий звук. Ну а потом посмотрим.

– Это все?

– Все? – улыбнулся Бейер. – Да это, вероятно, самое трудное, что вам придется совершить! Научиться этому так же нелегко, как сделать первый вдох при рождении. Возможно, вам никогда не достичь успеха. Но зато, пока практикуетесь, кто знает, вдруг вас посетит самое главное для настоящего артиста – истинная и несчастная любовь.

– Хм-м-м, – протянула Корри, лукаво сверкнув глазами. – Вряд ли вы подскажете мне, где ее обрести?

– Она придет сама, рано или поздно. Жизнь щедра на неприятные сюрпризы. А сейчас…

Бейер потрясенно сообразил, что даже не потрудился узнать ее имя.

– Боюсь, сегодня у меня уже не осталось времени на обучение.

Мысль о дневной репетиции была странно успокаивающей. Что ни говори, а ему придется работать с опытными музыкантами, пусть и не всегда совершенными. Его просто ужасали столь безграничные способности девушки.