След Бремера - Валерий Муллагалеев

золото пригодится в этом мире… Ты вообще-то не забивай голову религиозными размышлениями о вечности. В твоем возрасте надо жить и зарабатывать. Чего ты хочешь в баализме?

– Сделать мир лучше, – сказал Яма. Сейчас не пришлось лгать или выворачиваться. Он ответил как есть на самом деле.

– Мир и так хорош, ты его, пожалуйста, не изменяй, пока я жив. Но твои стремления пришлись по адресу – у баализма схожая цель: сделать людей счастливыми.

– Счастливыми… – словно эхо повторил Яма.

– Именно. Всех и каждого. Кто такой успешный баалист? Богатый человек, сильный и влиятельный, красивый и творящий красоту вокруг себя, наслаждающийся всеми проявлениями жизни, веселый и жизнерадостный. Никогда еще человечество не было столь близко к такому. Во времена Кха мы были рабами, во времена Тири-Эж – несамостоятельными детьми. Теперь люди становятся самодостаточными, свободными, счастливыми.

Фламин отпил еще вина. Яма не пил, но чувствовал себя захмелевшим.

– А вы счастливы? – спросил он.

– Обычно на такой вопрос отвечают: "А ты?" И после этого наступает философское молчание, оба сидят угрюмые, осознавая тщетность бытия и относительность жизни. Но вообще-то я счастлив.

– Отчего же?

Дамиан нахмурился. Яма понял, что перегнул палку с количеством личных вопросов.

– Хотя бы потому, что у меня есть деньги. Ты вот, например, несчастлив, потому что у тебя их нет.

– Не согласен. Деньги нужны мне всего лишь как средство для моих целей.

Фламин расхохотался громко и внезапно, как будто залаял цепной пес.

– Разве всем остальным людям деньги нужны для чего-то другого?! Ты действительно воображаешь, что только у тебя во всем мире есть цели! Ну ты и эгоист, у меня аж мороз по коже от такой свирепой бесчеловечности. Будь я помоложе, а ты постарше, мы бы обязательно сделали совместный бизнес!

Яма решил, что разговор давно ушел от первоначальной цели, а теперь и вовсе зашел в тупик. Поднимаясь из невероятно удобного кресла, он сказал:

– Я благодарен вам за увлекательную беседу, господин Дамиан. Извините, но мне пора идти.

– Правду про тебя говорили, ты не похож на местных обывателей. Некоторых ты пугаешь, но лично я узнаю в тебе родственную душу. – Фламин взял перо и принялся что-то писать, жестом показывая Яме подождать. Через минуту Дамиан поставил штамп, вырвал листок и протянул его Яме. – Возьми расписку. Подойди в кассу на первом этаже, тебе выдадут десять серебряных марок. И одну марку золотую – на счастье. Ради Золотого баала. Основную сумму сможешь получить в филиале моего банка, когда доберешься до Бовангры.

Яма ознакомился с документом.

– Вы очень щедры.

– Наверное, пьян. Если станешь понтификом Луарции – все мне верни десятикратно! А если я не доживу – сделай мне золотой гроб.

– Договорились, – сказал Яма.

Глава 17. Дорога

– Вот ружье, из которого вчера стреляли, – сказал Ноланд, указывая на искореженный кусок металла. Дуло согнуто пополам, полированный приклад разбит в щепки. Дорожная пыль в том месте покрылась коричневыми пятнами, впитав кровь неизвестного стрелка.

Вереск осматривал перевернутую посреди дороги повозку. Большинство кувшинов разбилось, оливковое масло растеклось по рулонам наарских шелков и брускам сандалового дерева, от испорченных товаров поднимался горьковатый запах грецкого ореха.

– Роскошный везли товар, а выбрали Старый тракт. Возможно, контрабанда, – сказал Вереск. – В этих местах такое встречается.

– Такое?! – воскликнул Ноланд, жестикулируя над кровавыми обрывками одежды, оставшимися от торговцев.

– Нет, подобное крушение я вижу впервые. Как будто лошади взбесились и в галопе каким-то образом перевернули повозку, а дикие звери растерзали экипаж.

Ноланд осмотрелся. Стройная когда-то аллея кудрявых деревьев вдоль дороги, давно оставшаяся без ухода, теперь разрослась в небольшие рощи. За ними зеленая равнина перемежалась холмами. Стрекотали кузнечики и пели птицы. Торговая повозка лежала на боку поперек дороги. Свой фургон они остановили поодаль, лошади настороженно принюхивались и недовольно фыркали.

– Да уж, разбойники точно забрали бы такие изыски, – сказал Ноланд и потер лоб, приподняв пробковый шлем. – Как думаете, почему звери не испугались выстрела?

– Ты же видел то, что осталось от ружья. Боюсь, это все-таки не звери.

– Чудовище Кха? – в шутку сказал Ноланд, чувствуя себя неуютно. Пальцы поглаживали рукоять револьвера.

– Именно, – сказал Вереск. – Посмотри.

Отмахиваясь от мух, Ноланд прошел дальше и склонился над землей. Сзади от повозки трава истоптана, на юг уходит широкая тропа с неровными краями. Там, где земля помягче, отпечатались продолговатые следы с ярко выраженными когтями. Между левой и правой лапой поместился бы лежащий поперек человек. Каждый след не меньше метра длиной, а между ними как будто проволокли бревно – так продавил землю хвост неведомого чудовища. От следов веяло духом прошлой эпохи, как будто Ноланд открыл старинный бестиарий и шагнул в эстамп, изображающий признаки одного из чудовищ Кха.

– Разве такое возможно? Мы ведь отправились на юг, а не в Эпоху рока! – воскликнул Ноланд.

– Дикие заповедники, – вздохнул Вереск. Голос был спокойный, но лицо побледнело. – Видимо, проснулся какой-то потомок древних чудовищ и забрел на дорогу.

– Похоже, что он просто перевернул повозку и всех сожрал. Феномен! Так мирно выглядят заповедные земли без городов и железных дорог… а оказывается, темное наследие все еще живо. Поехали подальше от этого места. Я предпочитаю видеть исчадия алхимиков только в книжках о былых временах.

При помощи лошадей они оттащили