Ильин день - Людмила Александровна Старостина

фронтовики, вчерашние школьники, заводили переписку не только с родителями и девушками-одноклассницами, но и с учителями, к которым, возможно, еще вчера не испытывали никаких особенно теплых чувств.

У Саши Натчука, за которым прежде никогда не замечали стремления «дружить» со школьными преподавателями, вдруг возникло желание написать письмо с фронта своему классному руководителю Василию Павловичу Орлову. Пожилой учитель был очень рад весточке от ученика, ответил ему теплым дружеским письмом. Между ними завязалась переписка. Оказалось, что Василию Павловичу пишет не только Саша, но и другие его ученики. В архиве моего отца сохранилось письмо Василия Павловича, написанное им Саше на фронт. В письме учитель постарался ободрить девятнадцатилетнего фронтовика, писал, что гордится им так же, как и другими своими учениками, воюющими сейчас с жестоким врагом. Далее мудрый педагог напомнил юноше забавный эпизод, который также дал повод похвалить вчерашнего мальчика, вызвать у него теплые воспоминания о недавних годах дворового детства.

Отец рассказал мне подробно, что произошло в тот день, который запомнился учителю. Саша Натчук и Саша Артамонов были закадычными друзьями, жили недалеко друг от друга, разумеется, каждый из них прекрасно знал мать своего приятеля. Как-то Саша Артамонов нахватал двоек и перестал ходить в школу, прогуливал день за днем. Василий Павлович как классный руководитель решил, что надо пойти к матери Артамонова и выяснить, в чем дело. Преподаватель якобы не знал, где живет нерадивый ученик (хотя адреса всех учеников указаны в классном журнале) и попросил Сашу Натчука проводить его до дома друга. Натчук сказал, что не знает, где живет Артамонов. Учитель предложил: «Ну что ж, пойдем вместе, поищем, может быть, найдем». Была зима, на улице был «трескучий мороз» (так написал Василий Павлович в письме Саше на фронт). Натчук был в тоненьком пальтишке и плохоньких ботиночках. Они два часа ходили вокруг дома Артамонова, оба замерзли, но Саша Натчук не выдал друга. Василий Павлович написал Саше в письме, что уважает его за верность настоящей дружбе. В завершение письма учитель сообщал последние новости о школьных друзьях: «Сережа Виноградов – в госпитале. Ваши одноклассницы меня не забывают – навещают иногда».

Глава 40. МИЛЬДА И ШОР

В те годы в каждой семье, в каждой квартире происходили истории, о которых можно писать повести, по большей части, к сожалению, трагические. Соседями Смолиных по коммунальной квартире была семейная пара – Мильда Якубовна и Исай Моисеевич Шор.

Мильда – латышка, в 30-е годы каким-то образом попавшая в Москву. Исай Моисеевич – еврей, приехавший из маленького украинского городка, бухгалтер, скромный, тихий, очень доброжелательный человек. У них рос сын-школьник. Мильда была общительная, обаятельная, энергичная женщина. Она работала в каком-то учреждении, видимо, как бы сейчас сказали, «клерком». Ей всегда нужно было хорошо выглядеть, и ей это вполне удавалось, несмотря на самые скромные финансовые возможности. Многим казалось, что Мильда необыкновенно хорошо одевается. В действительности дело обстояло так: у нее была одна-единственная красивая светлая блузка с кружевным воротничком. Каждый день, придя с работы, она стирала свою блузку в тазике, наутро аккуратно гладила ее, надевала и опять отправлялась на работу безукоризненно свежая и нарядная. Кроме того, у нее были две брошечки, которые она сделала себе сама: на маленькие кусочки картона натянула лоскутки ткани и на ткани мелким бисером вышила нехитрые узоры. Бисер блестел и мерцал, особенно при вечернем освещении. Эти «украшения» Мильда надевала в тех случаях, когда хотела выглядеть особенно нарядно.

Своего мужа Мильда очень любила и часто в шутку называла его не по имени, а по фамилии – Шор, уменьшительно-ласкательный вариант – Шорка. Вслед за ней и все соседи и по квартире, и по двору называли его не иначе как Шор, многие даже и не знали, что Шор – его фамилия, а не имя. Впрочем, это совершенно не мешало добрососедским отношениям между жителями окрестных домов.

Между семьями Смолиных и Шоров сложились очень теплые, почти родственные отношения. Мильда дружила с дочками Смолиных, Тоней и Анечкой, для Анечки она была примером для подражания, кем-то вроде старшей подруги. Для Екатерины Алексеевны она также была добрым другом. Вечерами Шоры любили зайти к Смолиным, поговорить, пошутить, обсудить какие-то дела и события. Поскольку комнаты у Ивана Васильевича и Екатерины Алексеевны были маленькие, все «посадочные» места, как правило, были заняты (кроме своей семьи часто приходили старшие дочери, зятья и внуки), Мильда с Шором садились на валики дивана и таким образом, на валиках, просиживали иногда целые вечера. При этом никто не был в обиде, наоборот, все были рады общению и с удовольствием заходили к Смолиным «на огонек» при каждом удобном случае.

Шор по каким-то причинам не подлежал призыву в армию. Вместо армии в 1942 году его взяли на службу в милицию, на должность постового милиционера. Его пост находился на площади рядом с Преображенским рынком. Вблизи большого рынка всегда бывает многолюдно. Во время войны, как, впрочем, и в течение многих лет после войны, Преображенский рынок был своеобразным центром для жителей близлежащих районов – Преображенского, Богородского, Черкизова. На рынке торговали не только продуктами, там продавали вещи, одежду, обувь, хозяйственные товары. На территории рынка находились разнообразные мастерские – металлоремонт, ремонт обуви, всевозможные мелочные лавочки. Народу всегда было полно.

Поскольку Шор был практически местным жителем, его многие знали. И когда он стоял на своем посту в милицейской форме, с ним многие здоровались, пытались заговорить, обсудить с ним какие-то новости. Наверное, кое-кто задавался вопросом: почему это он стоит здесь, когда другие воюют? Люди слушали военные сводки, с трепетом ждали весточек от своих родных с фронта, кто-то уже получил «похоронки». Служба в милиции не шла ни в какое сравнение с тяготами и опасностями фронтовой жизни. Шору бы радоваться, что ему так повезло, он в Москве, он со своей семьей, на войну его никто не посылает. Но он не выдержал, он не хотел, чтобы люди думали о нем плохо. Пришел как-то раз к своей Мильде и сказал, что уходит на фронт, записался добровольцем. И ушел. Спустя несколько месяцев Мильда получила извещение о том, что ее любимый смешной Шорка погиб. Она не плакала на людях, переживала свое горе молча. Почти перестала разговаривать с соседями и вся как будто почернела. Так первое перо с черного крыла смерти влетело в квартиру, где жили простые и добрые люди, никому не желавшие зла.

Трагедия Мильды началась, но не кончилась гибелью мужа. После окончания войны, когда было объявлено, что