Последняя битва. Штурм Берлина глазами очевидцев - Райан Корнелиус

И все же всего лишь за одну неделю командования «Вислой» Хейнрици, идя в свойственной ему манере напролом, преодолел десятки, казалось бы, непреодолимых трудностей. Как и под Москвой, он уговаривал и стимулировал свои войска, ругал и хвалил их, пытаясь поднять их боевой дух, чтобы выиграть время и спасти их жизни.

Какие бы чувства он ни испытывал, перед своими офицерами и солдатами он представал неустрашимым и несокрушимым легендарным Хейнрици. И, не изменяя своему характеру, он продолжал бороться с «безумием и неправильными решениями» высшего командования.

В данный момент его ярость была направлена на Гитлера и шефа ОКХ Гудериана. 23 марта 9-я армия генерала Буссе дважды шла в наступление в отчаянном усилии пробиться к отрезанным защитникам Кюстрина, к городу, который русские окружили в тот день, когда Хейнрици принимал командование у Гиммлера. Хейнрици был согласен с тактикой Буссе. Он чувствовал, что это единственный шанс освободить город, пока русские не успели укрепить свои позиции. Однако русские были гораздо сильнее; обе атаки окончились катастрофой.

Когда Хейнрици доложил Гудериану о губительных последствиях, тот резко сказал: «Должна быть еще одна атака». Этого хотел Гитлер, а значит, и Гудериан. «Это безумие, — упрямо заявил Хейнрици. — Я предлагаю отдать танковым частям в Кюстрине приказ пробиваться из окружения. Это единственный разумный выход». Гудериан рассердился и выкрикнул: «Необходимо предпринять наступление!» 27 марта Буссе снова попытался пробиться в Кюстрин. Атака была столь яростной, что некоторые из его танковых частей действительно пробились к городу. Однако русские обрушили на немцев ураганный артиллерийский огонь. «Это кровавая бойня, — бушевал в своем штабе Хейнрици. — 9-я армия понесла невообразимые и совершенно неоправданные потери».

И даже сейчас, день спустя после третьей атаки, его гнев не утих. Ожидая звонка Гудериана, он метался по своему кабинету, бормоча снова и снова единственное слово: «Провал!» Несмотря на последствия лично для себя, Хейнрици намеревался обвинить Гудериана в гибели под Кюстрином восьми тысяч человек — почти целой дивизии.

Наконец зазвонил телефон, и Кинцель поднял трубку.

— Это Цоссен, — сказал он Хейнрици.

Хейнрици не ожидал, что услышит спокойный голос генерал-лейтенанта Ганса Кребса, начальника штаба ОКХ.

— Я хотел поговорить с Гудерианом, — выдавил он. Кребс снова заговорил, и, по мере того как Хейнрици слушал, его лицо становилось все более суровым. Штабные офицеры следили за генералом, не понимая, что происходит.

— Когда? — спросил Хейнрици и снова стал слушать, затем резко сказал: — Благодарю вас, — и повесил трубку. Повернувшись к Кинцелю и Айсману, Хейнрици тихо сказал: — Гудериан больше не начальник штаба ОКХ. Сегодня днем Гитлер освободил его от командования. — К удивлению штабных офицеров, Хейнрици добавил:

— Кребс говорит, что Гудериан болен, но на самом деле он не знает, что произошло.

— Гнев Хейнрици полностью рассеялся. Он сделал еще только одно замечание. — Это не похоже на Гудериана, — задумчиво сказал генерал. — Он даже не попрощался.

* * *

Только поздним вечером штабные офицеры Хейнрици смогли по обрывкам сведений воссоздать полную картину. Увольнение Гудериана последовало за одной из самых диких сцен, которые когда-либо случались в имперской канцелярии. Дневное совещание началось довольно спокойно, хотя и ощущалась едва сдерживаемая враждебность. Гудериан подготовил для фюрера меморандум, объясняющий, почему наступление на Кюстрин провалилось. Гитлеру не понравился не только тон Гудериана, но и то, что Гудериан оправдывал 9-ю армию в целом и генерала Буссе в частности. Фюрер использовал Буссе как козла отпущения и приказал тому явиться на совещание с исчерпывающим докладом.

Как обычно, на совещании присутствовали высшие военные советники Гитлера. Кроме Гудериана и Буссе, там находились Кейтель, начальник штаба Гитлера; начальник оперативного отдела Йодль; адъютант фюрера Бургдорф; несколько старших штабных офицеров и адъютантов. Несколько минут Гитлер слушал отчет генерала о текущей ситуации, затем предложил отчитаться Буссе. Тот начал с предыстории наступления и состава задействованных войск. Гитлер раздраженно выкрикнул: «Почему провалилось наступление? — И тут же сам ответил на свой вопрос: — Из-за некомпетентности! Из-за халатности!» И он осыпал оскорблениями Буссе, Гудериана и все высшее командование. Они все были «некомпетентны». «Наступление на Кюстрин, — бушевал Гитлер, — начали без должной артиллерийской подготовки! — Затем он повернулся к Гудериану: — Если у Буссе, как вы заявляете, не хватало боеприпасов, почему вы не дали ему больше?»

После короткой паузы Гудериан тихо сказал: «Я уже объяснял вам…» Взмахнув рукой, Гитлер прервал его: «Объяснения! Отговорки! Только это я от вас и слышу! Ладно! Тогда скажите мне, кто подвел нас в Кюстрине — войска или Буссе?»

Гудериан вдруг побагровел и взревел: «Чепуха! Это чепуха! Буссе не виноват! Я вам это уже говорил! Он выполнял приказы! Буссе использовал все боеприпасы, которые были в его распоряжении! Все, что он имел! — Гудериан задыхался от гнева.

— Как можно винить войска! Взгляните на потери! Взгляните на потери! Войска выполнили свой долг! Их самопожертвование это доказывает!» Гитлер тоже завопил: «Они проиграли! Они проиграли!» Гудериан рявкнул во весь голос: «Я должен просить вас… Я должен просить вас не обвинять больше ни Буссе, ни его войска!»

Гудериан и Гитлер уже не могли вести разумное обсуждение, но и остановиться не могли. Они так яростно орали друг на друга, что офицеры и адъютанты замерли в ужасе. Обрушившись на генеральный штаб, Гитлер обозвал их всех «бесхребетными», «идиотами» и «тупоголовыми». Он кричал, что они постоянно его «вводят в заблуждение», «дезинформируют» и «обманывают». Гудериан потребовал объяснить, почему фюрер использовал слова «вводят в заблуждение» и «дезинформируют». Разве генерал Гелен в докладе разведки «дезинформировал» фюрера о численности войск русских? «Нет!» — взревел Гудериан. «Гелен — дурак!» — возразил Гитлер. «А как же окруженные в Балтийских странах [169] и Курляндии восемнадцать дивизий? Кто ввел вас в заблуждение относительно них? — рявкнул Гудериан. — И когда вы собираетесь эвакуировать Курляндскую армию?»

Стычка была такой яростной, что впоследствии никто не мог в точности вспомнить, как она развивалась.[26]

Даже Буссе, невольный виновник спора, не смог потом в деталях передать Хейнрици, что же случилось на совещании. «Мы были практически парализованы, — сказал он. — Мы не могли поверить в происходящее».

Йодль очнулся первым и схватил вопящего Гудериана за руку. «Пожалуйста! Пожалуйста, — взмолился он, — успокойтесь». Йодль оттащил Гудериана, а Кейтель и Бургдорф что-то зашептали Гитлеру, обессиленно свалившемуся в кресло. Адъютант Гудериана майор Фрайтаг фон Лорингхофен, уверенный, что шефа арестуют, если немедленно не вывести его из кабинета, в ужасе выбежал, позвонил Кребсу, начальнику штаба, в Цоссен, и рассказал ему, что происходит. Фон Лорингхофен умолял Кребса позвонить Гудериану под тем предлогом, что поступили срочные новости с фронта, и задержать его разговором до тех пор, пока генерал не успокоится. Гудериана с трудом убедили покинуть комнату. Кребс, непревзойденный мастер в искусстве манипулирования информацией в соответствии с ситуацией, без труда завладел полным вниманием Гудериана более чем на пятнадцать минут, а к тому времени шеф ОКХ уже контролировал свои эмоции.

К этому времени успокоился и фюрер. Когда Гудериан вернулся, Гитлер проводил совещание так, как будто ничего не случилось. Увидев входящего Гудериана, Гитлер приказал всем, кроме Кейтеля и шефа ОКХ, выйти из кабинета. Затем он холодно произнес: «Генерал-полковник Гудериан, ваше здоровье требует, чтобы вы немедленно взяли шестинедельный отпуск». — «Хорошо», — бесстрастно согласился Гудериан. Однако Гитлер еще не закончил. «Пожалуйста, добейтесь полного выздоровления», — приказал он. Совещание продолжалось еще несколько часов, и в конце его Гитлер заявил почти заботливым тоном: «Пожалуйста, сделайте все возможное, чтобы выздороветь. Через шесть недель сложится критическая ситуация, и вы будете мне очень нужны». «Куда вы думаете поехать?» — поинтересовался Кейтель. Их неожиданная забота вызвала подозрения у Гудериана. Он благоразумно решил не раскрывать своих планов и, извинившись, покинул имперскую канцелярию.

Ушел Гудериан. Ушел изобретатель техники танкового боя, последний из выдающихся гитлеровских генералов; с ним из германской Ставки ушли последние остатки здравомыслия.

Уже назавтра, в четверг 29 марта, в шесть часов утра у Хейнрици появилась убедительная причина пожалеть о потере Гудериана. Ему только что вручили пришедшую по телетайпу депешу, в которой его информировали о том, что Гитлер назначил шефом ОКХ Кребса. Сладкоречивого Кребса, фанатичного сторонника Гитлера, все дружно и пылко не любили. Новость о его назначении, последовавшем сразу за отставкой Гудериана, погрузила штаб «Вислы» в уныние. Начальник оперативного отдела полковник Айсман впоследствии оценил преобладающее среди штабных офицеров настроение: «Этот человек с вечной дружеской улыбкой почему-то напоминал мне молодого оленя… мы все поняли, чего ожидать. Кребсу стоило произнести несколько уверенных фраз, и перспективы начинали казаться радужными. От него Гитлер получил гораздо больше поддержки, чем от Гудериана».