Цена моей нелюбви. Я тебя верну (СИ) - Вера Шторм

А ещё его запах… Такой родной и чужой одновременно…

Но в то же время гордость не позволяет спокойно реагировать на его действия. Поэтому я отстраняюсь, решая не давать ему шансов думать что-то лишнее. Лёд между нами никуда не делся. И не денется, даже если я и моя жизнь будут зависеть от этого человека.

— Зачем Давиду так со мной поступать, Альпарслан? Он же мой брат… — тихо говорю я, садясь в самом углу небольшого дивана.

— Из-за наследства твоего отца.

До меня не сразу доходит, о чем вообще говорит Чакырбейли. Но, вспомнив огромную любовь своего брата к деньгам, я истерично смеюсь. Сквозь слезы.

Верю. Вот честно. Верю, что Давид способен на такое. Хотя никогда в голову не приходило ничего подобного. Я ведь думала, что выкрутасы прессы — дело рук Альпарслана, желающего ещё сильнее оттолкнуть меня. Чтобы я просто сбежала без оглядки и никому не сказала о его измене. Но оказалось… мой брат не менее виноват, чем муж. И если у второго хотя бы были мысли меня защитить, то первый конкретно хотел избавиться.

— Не сдалось мне наследство отца! — раздраженно выпаливаю я.

— Я знаю.

— Никогда об этом даже не думала.

— Знаю, — кивает он. Рука Альпарслана внезапно оказывается на моем лице. Гладит щеку подушечкой большого пальца. — Но он думает иначе. Да и родители тебя любят. Точнее, любили. До того, как он все вывернул в свою пользу, а тебя в дерьме по горло утопил.

Я пропускаю жесточайшие слова Альпа о нелюбви родителей и рвано выдыхаю.

— То есть и отец уже знал правду, но не изменил мнение?

— Он узнал, когда я с ним поговорил. А потом Давид… — Чакырбейли качает головой. — Давид снова все перевернул с ног на голову. Снова журналисты вмешались, всякую ерунду писать начали. О многом ты не знаешь, Дарина. А когда я попытался объясниться, твой отец и меня выгнал. Без понятия, что Давид наговорил ему про меня. Но тесть меня видеть категорически отказался. Предположения есть, но я не уверен. Давид умеет убеждать…

Не знаю, какие предположения были у Альпа, но если судить по тому, что мой братишка испытывает бесконечную и безумную любовь к деньгам, то да, наверное, он сказал папе, что Альп специально пытается обелить меня. А все для чего?! Чтобы папа разделил наследство, и Альп получил то, что принадлежит мне? Бред, конечно. Не укладывается в голове. А ведь Чакырбейли — не нищий парнишка.

— Дари, — мягко произносит Альп, заглядывая мне в глаза. — Ты же не будешь спорить со мной насчёт жилья? Тебе нужно переехать оттуда. Завтра…

— Переехать надо, не отрицаю. Оставаться там не собираюсь. Ибо видеть Руслана нет желания. Но… Не к тебе уж точно.

— Мы не дети, Дарина, — настаивает он. — Пусть отношения у нас не самые лучшие… Но жить будем в одном доме. Потому что я как на иголках весь день. В голову ничего не лезет, не могу сконцентрироваться на работе… То и дело думаю о вас и том, что что-то может пойти не так. Хочу возвращаться домой и видеть, что с вами все хорошо. А остальное как-нибудь переживу. Даже твои убийственные и ненавидящие взгляды. Да и сына хочется видеть часто, а не только по ночам.

— Ты предлагаешь мне вернуться в тот дом, куда я обещала больше не возвращаться? То есть к твоим родителям?

— Нет, конечно. Туда никогда не вернёмся. Да и вообще, не хочу видеть то, что напоминает о прошлом. Никто не полезет к нам, никто не посмеет что-то указывать. Мои родители тебя любят, но и им больше нет места в нашей жизни. Страницы старой книги давно для меня закрылись. Сейчас я просто пытаюсь избавиться от проблем. Пусть полтора года назад я считал это трусостью и думал, что поступаю как баба, сбежав от проблем… сейчас я предпочитаю уехать, забрав жену и сына. И плевать я хотел на то, что случится с компанией отца или с кем-то ещё…

— Слишком поздно ты очухался, Альпарслан Чакырбейли! — Я нервно смеюсь, наблюдая, как он поджимает губы. — Я так понимаю, теперь ничьей жизни не угрожает опасность?

Альпарслан то ли игнорирует мои слова, то ли просто избегает вопроса.

Когда-то я столько всего хотела выплюнуть в лицо этого человека, однако сейчас все будто вылетело из головы. Исчезло, испарилось. Стерлось!

— Завтра успеешь собрать вещи? — невозмутимо продолжает он.

— Соберу, но насчёт переезда в твой дом… Однозначно — нет.

Он вздыхает, шумно сглатывая.

— Хорошо, настаивать не стану. Но я уверен, что ты примешь правильное решение. В первую очередь мы должны думать о безопасности Каана.

Ну вот. Он нащупал мое слабое место, теперь будет давить именно на него.

— Ты… — Я уже собираюсь сказать что-то грубое, но Альп мягко перебивает:

— Нет, Дари, это не манипуляция или что-то вроде того, — говорит он со смешком. — Я действительно хочу, чтобы вы были у меня перед глазами. Ну и побольше времени провести с сыном хочется. С тобой, конечно, тоже. Пусть я не полностью заслужил… Совершил ошибку. Не смог уберечь тебя. Потерял… — Он на секунду прикрывает глаза. — Но сделаю все, чтобы вернуть не только твое доверие. Не только те чувства, что ты ко мне испытывала. Но и тебя саму. Сына.

Хочется сказать, что никуда те чувства не делись. Пусть они не такие сильные, какими были, но все же они есть. Но я молчу, решая просто выслушать до конца его речь.

— Я не сказал тебе о главном, — тем не менее говорит Альпарслан. Но теперь я отчётливо вижу, что продолжать он не хочет. Его кадык дёргается, а правая рука, которая лежит на спинке дивана, сжимается в кулак. — Твой отец болен, Дарина, — бьёт он словами. — И его болезнь неизлечима.

Не знаю почему, но внутри ничего не происходит. То ли оттого, что я не до конца понимаю, о чем говорит Альп, то ли тупо не хочу понимать.

— В смысле?

— Врачи поставили диагноз… Жить ему осталось совсем немного. И я хочу, чтобы он не думал о тебе плохо. Давид вбил ему в голову всякую ерунду.

— Нет, постой… — Я мотаю я головой. — Ты уверен? То есть…

Вот сейчас, кажется, я начинаю понимать. Судя по тому, как все внутри сжимается, а сердце ускоряет темп.

Я уже хочу сказать что-то вроде «А мне все равно. Они давно наплевали на меня, и я поступлю точно так же», но внутри что-то неприятно щелкает. Нет, я — не они. И мне не наплевать.