За столом с Пушкиным. Чем угощали великого поэта. Любимые блюда, воспетые в стихах, высмеянные в письмах и эпиграммах. Русская кухня первой половины XIX века - Елена Владимировна Первушина

все хотим говорить по-французски и не думаем трудиться над обрабатыванием собственного языка: мудрено ли, что не умеем изъяснять им некоторых тонкостей в разговоре?»

Вполне патриотичное высказывание. Но вместе с тем Карамзин призывал не бояться заимствования слов из европейских языков, говоря, что это только обогатит, а не уничтожит русский язык. Это он и подразумевал под «обрабатыванием собственного языка».

В обществе «Беседа», по крайней мере, самые радикальные ее участники, видели именно в заимствованиях корень зла. «Всякое иностранное слово есть помешательство процветать собственному, и потому, чем больше число их, тем больше от них вреда языку», – полагал адмирал Александр Семенович Шишков, главный противник Карамзина.

На защиту историка встал Жуковский, «Беседа» не промолчала. Один из членов ее, драматург Шаховской, написал в 1815 г. комедию «Урок кокеткам, или Липецкие воды», в которой вывел поэта Фиалкина, явную карикатуру на Жуковского.

Друзья Жуковского и Карамзина решили создать свое литературное общество, которое могло бы выступить против «Беседы». В их число входили и Василий Львович Пушкин – любимый дядя поэта, и сам поэт. Вслед за ним и Александр примкнул к новому обществу, где давали друг другу прозвища, взятые из баллад Жуковского (а их у того было немало). Василий Львович, избранный старостой, носил гордое имя «Вот!» (полностью – «Вот я вас!»), а Пушкин-младший получил прозвище – Сверчок (в балладе Жуковского «Светлана» есть такая строчка «Скрипнул жалобно сверчок, вестник полуночи»). И для борьбы с «Беседой» они выбрали самое действенное оружие – смех. В качестве примера достаточно вспомнить довольно известную эпиграмму Пушкина, написанную им в 1815 г еще в стенах Лицея:

Угрюмых тройка есть певцов —

Шихматов, Шаховской, Шишков,

Уму есть тройка супостатов —

Шишков наш, Шаховской, Шихматов,

Но кто глупей из тройки злой?

Шишков, Шихматов, Шаховской!

С Шишковым и Шаховским вы уже знакомы, а князь Сергей Александрович Ширинский-Шахматов, также один из старейших членов «Беседы», автор поэм «Пожарский», на которую написал эпиграмму Жуковский, и «Петр Великий», которую Константин Батюшков, в свою очередь, «наградил» такой эпиграммой:

Какое хочешь имя дай

Твоей поэме полудикой:

Петр длинный, Петр большой,

но только Петр Великой —

Ее не называй.

А саму «Беседу любителей русского слова» «арзамасцы» перекрестили в «Беседу губителей русского слова» (и тоже не без участия Пушкина-младшего).

Но литературные споры, шутки и затеи «арзамасцев» (а их было много, и некоторые – весьма остроумные, хотя другие могли показаться и грубоватыми) нас сейчас не интересуют. Сосредоточимся на названии. А название этому весьма почтенному обществу дали в честь… греха чревоугодия. Точнее в честь особой породы очень крупных и очень вкусных арзамасских гусей, которыми любили лакомиться в Петербурге и в Москве, на Рождество и в другие праздники, просто по воскресеньям и даже в будни.

Н.И. Михайлова, автор биографии одного из славных «арзамасцев», дяди Александра Сергеевича – Василия Львовича Пушкина, рассказывает о знаменитых гусях: «Их пешком гнали из Арзамаса в обе столицы. А чтобы лапы не стирались, обували в маленькие лапти или же обмакивали лапы в деготь, а потом ставили на песок, песчинки прилипали, вот и шли они в дальний путь в сапожках украшать собой рождественское застолье. И арзамасское застолье украшал зажаренный гусь. Пожирание дымящегося гуся стало торжественным ритуалом. Ежели почему-либо гуся за ужином не было, то “желудки их превосходительств были наполнены тоскою по отчизне”».

Но, как правило, ужин, заключавший каждое заседание «Арзамаса», «был освящен присутствием гуся», и собравшиеся принимали «с восхищением своего жареного соотечественника». Провинившийся «арзамасец» за ужином лишался «своего участка гуся». Вновь принятого в «Арзамас», «президент благословляет… лапкою гуся, нарочно очищенного для сего, и дарит его сею лапкою». Возрожденный «арзамасец», «поднявши голову, с гордостью гуся… проходит три раза взад и вперед по горнице, а члены между тем восклицают торжественно: экой гусь!» «Арзамасцы» называли себя гусями, а почетных членов – почетными гусями. Славу «Арзамаса» умножали такие «почетные гуси», как Н.М. Карамзин, Ю.А. Нелединский-Мелецкий, Михаил Александрович Салтыков (его, в будущем тестя А.А. Дельвига, А.С. Пушкин назовет почтенным, умнейшим «арзамасцем»), граф Иван Антонович Каподистрия, который в 1816–1822 гг. возглавлял Коллегию иностранных дел.

Нет, конечно же, не зря величественный гусь красовался на печати «Арзамаса». И если гуси спасли Рим, то почему бы арзамасским гусям, приходившим в Первопрестольную Москву – Третий Рим, не спасти от литературных староверов русскую литературу? И еще: гусь – это эмблема, символическое значение которой раскрыто в книге «Эмблемы и символы», изданной впервые в 1705 г. по указу Петра I и много раз переиздававшейся. «Гусь, пасущийся травою» означает: «Умру, либо получу желаемое». Так, арзамасский гусь символически выражал намерение «арзамасцев» «либо умереть, либо победить беседчиков».

А вот и классический рецепт для тех,