Николай Александрович Невский - Лидия Громковская

На русском языке ни одной работы по Мияко в те годы напечатано не было.

* * *

Тот период, когда Невский жил в Осака, был для Японии временем нарастания революционного движения. Центром демократического движения был Токио, но революционная буря задевала и другие крупные промышленные города, например Осака.

Н. А. Невский, иностранный профессор, человек по складу характера склонный к углубленным занятиям наукой, не имел непосредственного отношения к событиям, которые потрясали Японию. Но как он оценивал эти события, нам помогают выяснить немногие сохранившиеся свидетельства людей, общавшихся с Невским в те годы. В книге известного японского ученого Исида Эйитиро «Мать Момотаро. Опыт исторического исследования одной культуры»5, на титуле которой написано: «Моему учителю Николаю Невскому», есть ценные для биографов Невского сведения.

«Имя Николая Невского, которому посвящена эта книга, начинает постепенно забываться в японских научных кругах, поэтому я бы хотел прежде всего представить его здесь, призвав на помощь мои личные воспоминания из далекого прошлого. Тому минуло уже тридцать лет.

В течение двух лет после Кантоского землетрясения в 1923 году я жил в Киото. Дни были полны тревог и разочарований, этот древний город не оставил у меня

5 Исида Эйитиро. Момотаро-но хаха. Ару бунка ситэки кэнкю. Токио, 1971 (на яп. яз.).

каких-нибудь ярких воспоминаний. Только одно было подобно отдохновенному оазису — занятия русским языком на филологическом факультете Киотоского университета, которые происходили по четвергам в послеполуденные часы. Эти занятия проводились в атмосфере дружелюбия и обаяния. Причиной тому были человеческие качества и научный потенциал нашего преподавателя, молодого профессора из Осакского института иностранных языков Николая Невского. Многочисленные беседы с ним по-японски, на языке, который он усвоил в совершенстве, были для меня наполнены освежающим ароматом».

Ученики Н. А. Невского овладевали основами фонетики и грамматики, читали Гоголя и Чехова. Исида Эйитиро пишет о том, что появление у него интереса к филологии, к фонетике было, «безусловно, заслугой Невского». Учился Исида Эйитиро на экономическом факультете, и занятия русским языком у него были фа' культативными.

«Я не очень-то хорошо разбирался в существе дела, — пишет японский ученый, — но постепенно мне стало ясно, что Невский не только филолог, что его интересы распространяются и на японскую этнографию и он обладает широчайшей научной эрудицией. У него имелись дружеские связи во всех слоях научных кругов Японии. От него, иностранца, я впервые услышал имена Янагита, Оригути, от него узнал о существовании работ Фрэзера, которые тогда входили в списки книг, запрещенных ко ввозу в Японию. И, если вдуматься, мой сегодняшний интерес к этнографии и антропологии был разбужен уже в те годы этим иностранным ученым».

Исида Эйитиро был участником студенческого революционного движения, но, не зная, какую идейную позицию занимает Н. А. Невский, покинувший родину еще до Октябрьской революции, даже в самых интимных беседах с преподавателем избегал этой темы. Однако вскоре между Обществом по изучению социологии, в которое входил Исида Эйитиро, и политической полицией отношения очень осложнились. «Дошло даже до обысков на квартирах членов общества и арестов». Исида Эйитиро был привлечен к суду по обвинению в «непочтительном отношении к императорской особе». Поводом к обвинению послужила запись в дневнике студента: «Нелепо в день рождения императора кланяться его портрету». Об этом инциденте писали в газетах, по мнению Исида Эйитиро, Невский должен был о нем узнать из печати.

В связи с этими событиями Исида Эйитиро почти год не посещал занятия русским языком. И вот он вновь отправился к Невскому в Институт иностранных языков на улице Уваки-мати. Но шел он с нелегким сердцем: «Я думал, не был ли он „белым", и как воспримет меня…». Встреча с Невским в просторной преподавательской мгновенно развеяла все сомнения Исида. В том, как приветствовал его Невский, Исида Эйитиро ощутил «тепло, идущее от сердца». Беседуя со студентом, Невский вспоминал о том, как и Петербургский университет был объектом пристального внимания полиции: «Когда мы учились в Университете, то чуть ли не под конвоем полиции посещали занятия…».

* * *

Летом 1927 года Н. А. Невский предпринял поездку на о-в Тайвань, тогдашнюю японскую колонию Формоза, к полудиким племенам цоу, аборигенам острова. Что влекло его туда? Стремление зафиксировать фольклор и язык вымирающего, уходящего со сцены под натиском цивилизации племени? А может быть, он ставил себе и более широкие задачи: связать воедино в своих иссследованиях всю цепь тихоокеанской островной гряды, начиная с Хоккайдо вплоть до максимально доступных ему южных островов? Ведь еще в 1916 году Н. А. Невский писал, что конечной целью своей работы полагал бы «найти исходные пункты зарождения мифов, иначе — мифологические центры внутри страны, и таким образом определить ход территориального развития мифов». Это, возможно, позволило бы ему сделать научные обобщения: «Найденные центры, рассматриваемые в связи с историей сношений Японии с иностранными государствами, помогут, может быть, найти вообще места зарождения данных мифов и тем самым прольют некоторый свет на происхождение самой японской нации, или по крайней мере — осветят древнюю историю народа».

Обращает на себя внимание и четкая последовательность в эволюции научных интересов Н. А, Невского в

японский период жизни: Хоккайдо, Рюкюский архипелаг, Тайвань. Как раз тот путь, которым, как предполагал Л. Я. Штернберг, шли долгие странствия аборигенов Японских островов айнов, их столкновения с другими расами и культурами. Можно ли считать это простым совпадением? В письме к Штернбергу от 4 июля 1927 года он сообщал: «14-го числа собираюсь поехать на Формозу, где думаю посетить племя цоу». Экспедиция, как обычно, снаряжалась им самим. Но на этот раз Невский ехал не один, а вместе со своим другом и коллегой по осакскому Институту иностранных языков проф. Асаи Эрин.

Путешественникам понадобилось меньше недели, чтобы попасть из XX века в эпоху первобытной дикости. «Сев на пароход в г. Кобэ, на четвертый день мы благополучно прибыли в гавань Килун, а оттуда в столицу Тайвана, Тайхоку. Переночевав здесь одну ночь [и заручившись разрешением генерал-губернатора, без [Которого невозможно попасть в зону, обитаемую туземцами, мы вечером сели на поезд и двинулись в путь»6. Но совместное путешествие скоро закончилось. Асаи, целью которого было обследование племени сэдэк, сошел с поезда на полустанке после станции Тайтю, и Невский продолжал путь в одиночестве.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});