Госпожа президент - Анне Хольт

Он категорически возражал против смешения политики и религии. Почитание Аллаха как единственного бога и признание пророка Мухаммеда его посланником — доктрина духовная. Политика же, а стало быть, и бизнес имеют дело не с духом, а с реальностями. По мнению Абдаллы, разделять политику и религию необходимо не только ради политики. Намного важнее оградить чистое и возвышенное в вере от цинизма и жестокости, присущих необходимым политическим процессам.

В деловой жизни он верил только себе самому.

Когда в сентябре 2001-го «Аль-Каида» нанесла тяжелый удар по США, он негодовал так же, как большая часть шестимиллиардного населения земного шара.

С его точки зрения, это была гнусность.

Абдалла ар-Рахман считал себя воином. И презрение, какое он питал к США, по силе ничуть не уступало ненависти террористов к этой стране. Да и убийства он полагал вполне приемлемым средством воздействия и порой к ним прибегал, но целенаправленно и лишь в случаях крайней необходимости.

Бить вслепую не годится, ни к чему хорошему это не приводит. Он сам знал кое-кого из погибших на Манхэттене. Трое из них числились в его платежных ведомостях. Хотя, разумеется, не подозревали об этом. Большинство его американских компаний принадлежали холдингам, которые в свою очередь объединялись в мультинациональные конгломераты, что эффективно маскировало подлинные имущественные отношения. Привычными окольными путями Абдалла позаботился, чтобы семьи погибших не понесли экономического ущерба. Все они были американцы и вряд ли догадывались, что щедрые чеки, присланные работодателями убитых, пришли от соотечественника Усамы бен Ладена.

Бить вслепую не только плохо, но и невероятно глупо.

Уму непостижимо, как интеллигентный, образованный человек мог обратиться к нелепому террору.

Абдалла хорошо знал лидера «Аль-Каиды». Они примерно одного возраста, оба родились в Эр-Рияде и в юности подобно множеству других отпрысков богатых семей принадлежали к окружению несчетных принцев Саудовского дома. Абдалла симпатизировал Усаме. Тот был дружелюбен, мягок, внимателен и далеко не так хвастлив, как другие юнцы, которые купались в золоте и редко давали себе труд хоть немного задуматься о том, что источник фамильных состояний — огромные пустынные пространства Саудовской Аравии. Усама прекрасно учился, обладал живым и острым умом, и нередко оба они засиживались вечерами в каком-нибудь ресторанчике за негромкой беседой о философии и политике, религии и истории.

После смерти брата беззаботная жизнь младшего сына для Абдаллы закончилась, и он потерял контакт с Усамой. Может, оно и к лучшему. Будущий лидер террористов активно участвовал в процессе политико-религиозного пробуждения конца 1970-х годов, который резко усилился, когда Советский Союз вторгся в Афганистан.

Каждый из них пошел своим путем, и с тех пор они не встречались.

Абдалла встал со скамьи. Вскинул руки к небу, вытянул их до боли в мышцах. Прохладный вечерний воздух действовал благотворно.

Медленно он зашагал к восточному крылу.

Атака «Аль-Каиды» на США — акт лютой ненависти, думал он, как всегда удивляясь, что друг его детства так плохо разбирается в обстоятельствах западного мира.

Абдалла знал, как ненависть сковывает и отупляет. После смерти брата, когда лечился в Швейцарии, он понял, что никогда не позволит себе взращивать ненависть. Уже тогда, в шестнадцать лет, пришел к выводу, что важнейшее оружие воина — холодный ум, несовместимый с ненавистью.

Вдобавок ненависть рождает ненависть.

Уничтожение трех зданий, четырех самолетов и гибель почти трех тысяч людей вызвали ответную ненависть и такой жуткий страх, что народ на ура принял все неслыханные санкции собственных властей. В надежде, что повторной атаки не допустят, американцы согласились нарушить свой основной закон, думал Абдалла. Примирились с прослушкой телефонных разговоров и внезапными арестами, обысками и слежкой такого масштаба, какой два с лишним столетия считался немыслимым.

Американцы сомкнули ряды, думал Абдалла, как все народы во все времена смыкали ряды перед лицом внешнего врага.

Он открыл большую резную дверь офиса. Зажженная лампа на письменном столе бросала золотистый отсвет на множество ковров на полу. Тихонько гудел компьютер. А легкий аромат корицы побудил его открыть шкафчик у окна. Горячий чайник стоял на серебряной подставке; перед уходом слуга непременно готовил чай, зная, что вечером Абдалла предпочитает заниматься делами в одиночестве. Он налил себе стакан.

На сей раз им ряды не сомкнуть.

При мысли об этом он слегка улыбнулся, выпил полстакана чаю и сел за компьютер. Всего несколько секунд — и он открыл внутренние сайты «Кёнел-Карз». Там он прочитал, что руководство компании с глубоким прискорбием извещает, что президент компании Том Патрик О'Рейли скончался в результате трагического несчастного случая. Руководство выражало искренние соболезнования семье покойного и заверяло, что широкомасштабная международная деятельность компании будет продолжена и что 2005 год уже сейчас обещает стать рекордным по всем показателям.

Подтверждение получено. Абдалла откинулся на спинку кресла.

Больше он никогда не думал о своем однокашнике Томе О'Рейли.

22

Мужчина, только что получивший в больнице личные вещи умершей матери, запер за собой дверь и прошел в свою гостиную. С минуту постоял в растерянности, глядя на безликий мешок с одеждой и рюкзаком матери. Он все еще держал его в руке и толком не знал, что делать.

Врач разговаривал с ним без спешки. Все случилось очень быстро, утешал он, мать едва ли успела понять, что дело плохо, сразу потеряла сознание. Нашел ее другой такой же турист, сообщил он, но по дороге в больницу старушка скончалась. Врач улыбался тепло и открыто и сказал, что и сам был бы рад умереть вот так — бодрым восьмидесятилетним стариком, в здравом уме, майским днем.

Восемьдесят лет и пять дней, подумал сын и утер ладонью глаза. Грех жаловаться.

Он положил мешок на обеденный стол. Надо разобрать вещи, а то как-то нехорошо, хоть ему это и претит, ведь он словно бы нарушает главное правило детских лет: не рыться в чужих вещах.

Сверху лежал рюкзак. Он осторожно открыл его. Вынул жестяную коробку для съестного. Когда-то на крышке была картинка: Гейрангер-фьорд под ярким солнцем, а посреди фьорда роскошный прогулочный пароход. Теперь от пейзажа остались только полустертые грязно-синие пятна да сероватое небо. Несколько лет назад он подарил матери новую коробку из ярко-красной пластмассы. Но мать незамедлительно поменяла ее на взбивалку: мол, нет никакого смысла выбрасывать вполне пригодную вещь.

Он улыбнулся при мысли о том, как мать мрачнела всякий раз, когда он пытался подсунуть ей что-нибудь новенькое, и высыпал на стол оставшееся содержимое старого серого рюкзака. Термос, обертка от шоколада. Затертая карта Нурмарки. Компас, который понятия не имел, где север, красная стрелка вертелась во все стороны, точно пьяная от окружающего ее спирта.

Под рюкзаком лежала материна куртка. Он вытащил ее, поднес к лицу. От запаха старой женщины и леса опять навернулись слезы. Он встряхнул куртку, смахнул с рукава листья и веточки.

Из кармана что-то выпало.

Аккуратно свернув куртку, он положил ее рядом с содержимым рюкзака. Нагнулся, поднял с пола упавшую вещицу.

Бумажник?

Небольшой кожаный предмет. Но весьма увесистый. Он открыл его и невольно рассмеялся.

Неуместный смех, он закашлялся, шмыгнул носом и широко открыл глаза, чтобы не заплакать.

Смех, однако, не унимался, даже дыхание перехватило.

Его строптивая восьмидесятилетняя мать умерла с удостоверением Secret Service в кармане.

Футляр открывался как книжка. Справа золотистый металлический жетон — орел, раскинувший крылья над щитом со звездой посередине. Ему вспомнилась шерифская бляха, которую отец подарил ему, восьмилетнему мальчугану, на Рождество. И тут он разом посерьезнел.

Слева в прозрачном кармашке лежало удостоверение. Принадлежало оно некому Джеффри Уильяму Хантеру. Симпатичный малый, судя по фотографии. Густые короткие волосы, большие серьезные глаза.

Мужчина средних лет, только что потерявший последнего из родителей, был таксистом. Смена его давно уже началась, но автомобиль праздно стоял возле дома. С работы он отпрашиваться не стал. Не все ли равно — сидеть одному дома и горевать или ездить по городу. Правда, сейчас он засомневался. Внимательно присмотрелся к красивому золотистому жетону. Но, как ни вертел его, не мог понять, откуда он взялся у матери. Наверно, она нашла эту штуку в лесу. Кто-то ее обронил.

В городе сейчас полно таких агентов. Он сам их видел, возле крепости Акерсхус, днем накануне праздника.