Источник - Айн

Снайт кончиками пальцев приподнял с рисунка оберточную бумагу — словно вуаль с лица невесты. Потом он сделал шаг назад и стал следить за лицом Хэллера. Тот наклонился и замер в этой позе, внимательно, напряженно, долго не произнося ни слова.

— Послушайте, мистер Снайт, — произнес он наконец. — Понимаете, мне кажется… — Он замолчал.

Снайт терпеливо ждал. Он был доволен, чувствуя приближение чего-то, чему не следовало мешать.

— Вот, — внезапно громко сказал Хэллер и хлопнул кулаком по рисунку. Снайт поморщился. — Ближе к желаемому никто не подходил!

— Я не сомневался, что вам понравится, мистер Хэллер, — сказал Снайт.

— Мне не нравится, — сказал Хэллер. Снайт, моргая, ждал, что будет дальше.

— Это так близко, — с сожалением проговорил Хэллер, — но это совсем не то. Не знаю, в чем дело, но совсем не то. Прошу вас, извините меня, если выражаюсь непонятно, но мне либо нравится все с самого начала, либо не нравится совсем. Я знаю, например, что этот вход меня никогда не устроит. Это очень красивый вход, но он будет совершенно незаметен, потому что такой вход встречается очень часто.

— Да, мистер Хэллер, но позвольте мне высказать несколько соображений. Конечно, хочется быть современным, но при этом хочется, чтобы у жилого дома сохранился вид жилого дома. Понимаете, сочетание величия и уюта. Такой строгий дом, как этот, требует некоторых смягчающих штрихов, абсолютно корректных с архитектурной точки зрения.

— Несомненно, — сказал Хэллер. — Только мне этого не понять. Я ведь ни разу в жизни не бывал абсолютно корректен.

— Разрешите объяснить вам весь замысел. Тогда вы сами поймете…

— Знаю, — устало сказал Хэллер. — Знаю. Не сомневаюсь, что вы правы. Но только… — в его голосе прозвучало некоторое оживление, и было видно, как он жаждет подобного внутреннего оживления, — только если бы в нем было некое единство… некая главная идея, которая здесь вроде бы и есть, и в то же время ее нет. Если бы дом казался живым… а он таким не кажется… Тут чего-то не хватает и чего-то слишком много… Если бы он был как-то четче, определеннее и — как это называется? — целостней…

Рорк развернулся. Он оказался по другую сторону стола. Схватив рисунок, он стремительно выбросил вперед руку с карандашом, и тот зашелестел по бумаге, прочерчивая черные жирные линии поверх неприкосновенной акварели. Под этими линиями исчезли ионические колонны, исчезли фронтон, портик, шпиль, ставни, кирпичи. Выросли два каменных крыла, выплеснулись широкие окна, балкон разлетелся вдребезги, а над морем взмыла терраса.

Все это делалось, пока остальные соображали, что, собственно, происходит. Затем Снайт рванулся вперед, но Хэллер схватил его за руку и остановил. Рука Рорка продолжала сносить стены, расчленять, строить заново — яростными, размашистыми штрихами.

На долю секунды Рорк откинул голову и посмотрел через стол на Хэллера. Надобность представляться друг другу исчезла — взгляд, которым они обменялись, был равносилен рукопожатию. Рорк продолжал работать, а когда он отбросил карандаш, дом, в том виде, в каком он его спроектировал, предстал перед ними в паутине черных штрихов, как будто уже построенный. Все заняло не более пяти минут.

Снайт попытался вставить слово. Поскольку Хэллер молчал, Снайт решил наброситься на Рорка и закричал:

— Ты уволен! Черт тебя побери, убирайся отсюда! Ты уволен!

— Мы оба уволены, — сказал Остин Хэллер, подмигивая Рорку. — Пойдемте отсюда. Вы обедали? Сходим куда-нибудь. Я хочу с вами поговорить.

Рорк подошел к своему шкафчику и достал пальто и шляпу. Вся чертежная стала свидетелем беспрецедентного события, и работа прекратилась — все ждали, что будет дальше. Остин Хэллер взял рисунок, сложил его вчетверо, сгибая драгоценный ватман, и засунул в карман.

— Но, м-мистер Хэллер… — запинаясь, пролепетал Снайт, — позвольте, я все объясню… Если это то, что вам надо, то все прекрасно… мы переделаем рисунок… позвольте объяснить…

— В другой раз, — сказал Хэллер. — После. — Подойдя к дверям, он добавил: — Чек я вам пришлю.

И Хэллер исчез. Вместе с ним исчез и Рорк. Звук захлопнувшейся за ними двери напоминал последнюю точку в очередной статье Хэллера.

Рорк не сказал ни слова.

В мягко освещенной кабинке ресторана — в таком дорогом ресторане Рорк еще ни разу не бывал — посреди блеска хрусталя и серебра Хэллер говорил:

— …потому что это именно тот дом, который я хочу, потому что о таком доме я всегда мечтал. Можете вы его построить для .меня, составить всю документацию, проконтролировать строительство?

— Да, — сказал Рорк.

— Сколько это займет времени, если мы начнем немедленно?

— Около восьми месяцев.

— И у меня к концу осени будет свой дом?

— Да.

— В точности такой, как на рисунке?

— В точности.

— Послушайте, я представления не имею, какой контракт надо заключать с архитектором, а вы это, должно быть, знаете, так что составьте и разрешите сегодня же вечером моему адвокату взглянуть на него. Вы согласны?

— Да.

Хэллер внимательно посмотрел на человека, сидящего напротив. Он увидел руку, лежащую на столе. Хэллер сосредоточился на этой руке. Он видел длинные пальцы, острые суставы, набухшие вены.

У него возникло ощущение, что он не нанимает этого человека, а препоручает себя его воле.

— Сколько вам лет, незнакомец? — спросил Хэллер.

— Двадцать шесть. Вам нужны рекомендации?

— Нет. Все нужные мне рекомендации у меня в кармане. Как ваше имя?

— Говард Рорк.

Хэллер достал чековую книжку, разложил ее на столе и полез за авторучкой. Он начал писать со словами:

— Я выписываю на ваш счет пятьсот долларов. Снимите себе мастерскую и прочее, что вам необходимо, и приступайте.

Он оторвал чек и передал его Рорку, держа кончиками выпрямленных пальцев, опершись на локоть и делая вращательные движения ладонью. Он хитро прищурился и смотрел на Рорка с загадочным выражением. Но его жест напоминал приветствие.

Чек был выписан на имя «Говарда Рорка, архитектора».

XI

Говард Рорк открыл собственное бюро.

Оно занимало одну большую комнату на верхнем этаже старого здания. Широкое окно выходило на соседние крыши. Подойдя к подоконнику, Рорк мог видеть далекую ленту Гудзона*. Маленькие стрелки кораблей двигались под кончиками его пальцев, когда он прижимал их к стеклу. У него был письменный стол, два стула и огромная чертежная доска. На стеклянной входной двери висела табличка «Говард Рорк. Архитектор». Он долго стоял в холле и смотрел на эти слова. Потом он вошел и захлопнул за собой дверь. Он снял с доски рейсшину, затем кинул ее обратно, словно бросая якорь.

Джон Эрик Снайт был против. Когда Рорк зашел к нему в бюро забрать свой инструмент, Снайт появился в приемной, тепло пожал ему руку и сказал:

— Рорк! Ну, и как дела? Заходи, заходи давай, я хочу потолковать с тобой.

Усадив Рорка напротив своего письменного стола, Снайт громко продолжил:

— Слушай, дружок, надеюсь, у тебя хватит ума не держать на меня зла за то, что я там вчера наговорил. Ты же понимаешь,

я немного вышел из себя. И вовсе не из-за того, что ты сделал, а из-за того, что тебе непременно надо было все сделать на беловом рисунке, на том самом… ну ладно, ничего. Так ты зла не держишь?

— Нет, — сказал Рорк. — Нисколько.

— Разумеется, ты не уволен. Ты ведь не принял мои слова всерьез? Можешь сию же минуту приступать к работе.

— А зачем, мистер Снайт?

— Как это зачем? А, ты думаешь о доме Хэллера? Но неужели ты воспринял Хэллера всерьез? Ты же видел его и понимаешь, что этот безумец может менять свое мнение шестьдесят раз в минуту. Он же не даст тебе этот заказ. Понимаешь, не так-то это просто. Так вообще не делается.

— Мы вчера подписали контракт.

— Так подписали? Прекрасно! В общем, понимаешь, Рорк, я скажу тебе, как мы поступим: ты принесешь этот заказ нам, а я позволю тебе поставить свое имя рядом с моим. Джон Эрик Снайт и Говард Рорк. А гонорар поделим пополам. Разумеется, в дополнение к твоему жалованию, кстати, ты получаешь повышение. А далее у нас будут те же условия на любой заказ, который добудешь ты. И… Боже мой, чего ты смеешься?

— Извините, мистер Снайт, больше не буду.

— Мне кажется, ты не понял, — изумленно произнес Снайт. — Так пойми же. Это твой страховой полис. Пока тебе еще рано открывать собственное дело. Заказы не будут сыпаться тебе на голову, в этот раз все вышло чисто случайно. И что ты тогда будешь делать? А если согласишься на мой вариант, у тебя будет надежная работа, и ты будешь постепенно набираться опыта для независимой частной практики, если ты к этому стремишься. Через четыре-пять лет ты встанешь на ноги, созреешь для самостоятельного дела. Так поступают все. Понимаешь?