Лила Изуба: Голодные призраки - Филип Гэр

пылью и ржавчиной. И где-то на самой грани обоняния — гарью.

Улисс улыбнулся и прикинул, не стоит ли поджечь Библиотеку ещё раз. Идея снова встряхнуть эту помойку показалась ему вдохновляющей.

— Не стоит, — произнес рядом знакомый голос.

Улисс поморщился, как будто втянул ноздрями уксус. Он опустил пистолет, и вновь повернулся туда, где ещё пару секунд назад никого не было.

Разумеется, там стоял Пилат Изуба. Его жуткая улыбка вновь протянулась от одного уха к другому.

Впрочем, подумал Улисс, она не исчезнет никогда. Но вслух спросил иное:

— Ты умеешь читать мысли?

— Естественно, — попытался состроить серьезную мину Пилат. — Я же властелин Библиотеки, ты забыл? Я всесилен.

Но его оскал тут же стал ещё шире, чем был до этого.

— Шучу. Никто не умеет читать мысли. Просто у тебя на морде все написано. Сжечь всю эту гнусность на хер, вместе со мной, книгами и призраками. Извини, енот, ничего не выйдет. Я даже сам в свое время пробовал. Ничего не получилось, только зря истратил свою единственную зажигалку.

Улисс подумал. На языке вертелся только один вопрос, казавшийся ему важным. Но спросил он совсем о другом:

— А те книги, которые сгорели в пожаре, они навсегда…?

Пилат понял вопрос правильно.

— Ха! Нет. Историю нельзя уничтожить. Погибло лишь её материальное воплощение. И оно появится вновь. Но ты хотел спросить о другом, енот. Ты хотел спросить, какова теперь твоя цена за выход, когда ты вновь стал живым. Верно?

Улисс лишь кивнул.

— С тебя не за что брать плату, Улисс. Ты пришел сюда не для себя. Ты пришел сюда за ним.

Внезапно оказалось, что рядом с Пилатом стоит Вешатель. Одной рукой он сжимал шкирку худого серого волка. В другой держал свою веревку. Её свисающий конец двигался, словно змея, из стороны в сторону, будто выискивая жертву. Готовясь обвить чью-то шею и сдавить, удерживая конвульсии предсмертной муки.

Джон, которого когда-то звали вовсе не Джоном, лишенными век глазами взирал на Улисса. В них не отражалось ничего. Ни капли разума или эмоций.

Он мог двумя пальцами сломать волку шею и оторвать ему голову так, как когда-то, очень и очень давно, будучи ребенком, срывал в поле цветы.

Но теперь его единственной целью стало только одно — ловить и вешать. Всех, кто приходил в Библиотеку и нарушал её правила. Сотни и сотни существ, день за днем, час за часом. Во всех подпространствах Библиотеки.

Некоторые из них забирались очень глубоко. Джон не ходил за ними. Внизу, там, где книги начинали кривиться переплетами от жара, таились другие твари. Их активности вполне хватало, чтобы искатели истины не выходили обратно.

Джону доставало работы и здесь, повыше. Он физически ощущал вторжение чужаков. Острой болью в нем отдавались их попытки унести с собой книги.

Вешая нарушителей, он испытывал удовлетворение от хорошо проделанной работы.

Ободранный не создавал его бездушным. Когда Пилат Изуба встретил у выхода из Библиотеки Джона, которого тогда звали вовсе не Джоном, с набитым книгами рюкзаком, он проявил во всей красе свое чувство юмора.

За это Джон его ненавидел. Как ненавидел Тень, который сожрал его язык.

Пилат прекрасно знал о ненависти к нему Джона. Он находил её забавной и неблагодарной. Поэтому он ею наслаждался.

Вешатель оставался одним из немногих обитателей Библиотеки, кто все ещё являлся немножко живым. Несмотря на изуродованное тело и наполовину удаленный мозг, утыканный электродами и перемычками. Несмотря на пересаженные глаза, когда-то принадлежавшие его жене, погибшей в Библиотеке — куда они, давным-давно, пришли за книгами, в надежде разбогатеть.

Жену, правда, он не помнил. Здесь эксперимент Пилата провалился.

— Отдай ему волка, Джон, — велел Пилат.

Джон бросил свою жертву под ноги Улиссу, так, как отбрасывают от себя грязную ветошь.

Клацнули о пол зубы. От удара волк очнулся и глухо застонал. Изо рта потекла слюна. Руки судорожно задергались. Глаза открылись и попытались проморгаться, сверкая белками.

Улисс опустился рядом, помогая волку сесть. Тот, почуяв живого и теплого, вцепился в него, страшась, что тот исчезнет.

— Кто он и откуда здесь? — спросил Улисс.

— Он из Эйоланда. Его принесли в жертву, как плату за выход.

— И ты принял её?

Пилат шагнул вперед и тоже опустился рядом с ними на корточки, оставив позади себя безмолвного и недвижимого Джона.

— Разумеется, принял. Я же божество. Такие, как я, Улисс, обязаны брать жертвы. Божество, Улисс, это тот, кто питается жертвами других.

— Ты снова смеешься надо мной?

— Конечно. А что мне ещё остаётся? Поверь, существовать мертвым без чувства юмора и сохранить при этом разум не выйдет. В любом случае, енот, я не монстр. Чтобы ни думал ты, или другие. Или вот Джон, например. Волка везде ждала смерть, если бы я его не забрал. Но ему нет причины умирать, ни здесь, ни в Эйоланде.

— Хочешь сказать, ты спас его?

— Нет, разумеется. Его спасешь ты. Я не могу сам вывести его из Библиотеки. А ты можешь. И ты вернулся сюда именно за ним.

— И куда мы попадем отсюда?

Пилат лишь ухмыльнулся.

Как-то слишком уж гнусно ухмыльнулся, подумал Улисс. Слишком гнусно даже для себя, Пилата Изуба.

***

Лила помедлила, прежде чем подняться по лестнице, ведущей к кабинету триумвирата. Затем и вовсе замерла на месте.

Пахло кровью.

Бетонный пол сиял вымытой чистотой и отдавал дезинфектантом. В прежние времена Лила прошла бы мимо подобного пятачка, даже не останавливаясь. Даже не обратив внимания.

Но не сейчас. Сейчас она чуяла кровь на полу. А принюхавшись внимательнее, ощутила терпкий тигриный запах, смешанный с ароматом оружейной смазки и пороха. Здесь стреляли. И в кого-то попали. И это были тигры из спецподразделения.

Кровь отдавала псиной. А легкий кислый запах с оттенком падали говорил о присутствии здесь самки леопарда. Принюхавшись тщательнее, она распознала знакомый ей запах Тои Багенге.

Обострившееся обоняние удивило Лилу.

Погоняв туда-сюда в носу запах крови, она все же поднялась по лестнице и направилась к двери.

Коротко постучав и услышав приглашение войти, она толкнула дверь и оказалась в кабинете триумвирата.

Освобожденный от бумаг, он выглядел на удивление просторно. Пустые столы Правого и Левого смотрелись так, будто за ними сидели их хозяева. Неважно, что Левого себе Тоя так и не назначила. Его абстрактное присутствие ощущалось буквально физически.

Стены и даже часть потолка покрывали рисунки. Сплошь и заходя друг на друга. На данный момент преобладала расчлененка, с Алексом Багенге в главной роли, покромсанным разнообразно и со вкусом.

А она по нему скучает, усмехнулась про себя