Лила Изуба: Голодные призраки - Филип Гэр

не делать этого. А просил уничтожить артефакт сразу после того, как Тень меня убьет. Потому что управлять временем и пространством опасно.

Вот только убив меня и уничтожив артефакт, Тень и себя обрекал на гибель, очутившись в самом центре врага.

Он оказался трусом. И жаждал власти. Все, как и предполагал Флэт.

Разумеется, ничего подобного артефакт не позволял сделать. Он был лишь экспериментальной бомбой для уничтожения пространства. Его создали, но не успели опробовать. А Флэт его потом нашел. И взял с собой сюда.

Тень провел свой обряд. Он подвесил меня за ноги, и заживо содрал шкуру. Потом облил напалмом и поджег. И привел в действие артефакт.

Бомба оказалась очень мощной. Она не только стерла с лица планеты целиком весь мегаполис, вместе с его жителями-суи, с их армией и заводами. Она образовала колодец сквозь большинство миров. Тот быстро заполнился разным мусором, осколками и хламом.

— Из них сформировалась она, — Ободранный обвел руками зал. — Библиотека.

И мы тоже оказались здесь. Я в роли охранника. Тень — в роли падальщика, пожирающего трупы живых.

Такова история Тени, маленькая рысь.

Однако ваша сегодняшняя история в Библиотеке тоже заканчивается. Насколько я знаю, где-то здесь должна быть дверь для выхода в квартал Абрафо. Но где же она? Хм… А, ну конечно! Мы ведь совсем забыли про плату, детка. Тебе необходимо заплатить. И твоей платой за истории Гладкого Флэта, Тени и Алекса Багенге станет вот этот симпатичный волк. В качестве бонуса я оставлю тебе ещё историю Млата Саеда. Волк того стоит, поверь. Саймон, можешь не собирать вещи, не утруждай себя.

— Нет! — закричала Лила. — Нет! Не смей!

Она бросилась к Пилату. Взметнулись когти, готовые распороть ему горло.

Библиотекарь легко поймал её за запястье и вывернул. Он продолжал улыбаться, снисходительно и жутко, как всегда улыбался своим разрезанным ртом.

— Отпусти её! — Саймон все же смог подняться с пола и, шатаясь от слабости, шагнул к ним.

Пилат в картинном удивлении вскинул брови.

— Ищешь свою дружбу, волк? — он покачал головой, продолжая удерживать Лилу, стонавшую от боли. — Ты ищешь её не здесь.

— Да откуда тебе знать?

Саймон попытался вцепиться зубами в руку Пилата. Тот легонько — так показалось Лиле со стороны — ударил его локтем свободной руки под нижнюю челюсть.

Волк упал и больше не двигался.

— Ты убил его! Убил, ублюдок!

Лила продолжала извиваться, но Пилат держал её слишком крепко.

— Джон! — позвал Пилат.

Из сумрака стеллажей к ним шагнул Вешатель. Монстр на побегушках у чудовища. Безмолвный и вывернутый наизнанку.

Пилат кивнул Джону на волка.

Вешатель взял Саймона за шею, как мертвого щенка, легко и непринужденно. Лапы волка бессильно волоклись по полу. Вешатель исчез вместе со своей ношей, так же бесшумно и безмолвно, как возник несколькими секундами раньше.

Пилат отпустил рысь, и та упала.

— Ублюдок! Сволочь! — Лила корчилась на полу. — Он ведь не должен был платить тебе за выход, он ведь ничего не прочитал и ничего не сделал!

— Ты не поняла, детка, — мягко ответил ей Пилат. — Ты сама принесла его в жертву, как оплату за выход. Ты оплатила нужную дверь его жизнью. Оглянись.

Продолжая вздрагивать, рысь мутным от раздирающей её душевной боли взором прошлась мимо Тени, который заканчивал доедать Тьера. И уперлась взглядом в тяжелую дверь, возникшую, казалось, из ниоткуда.

— Значит, я могу идти? — прошептала она. С отвратительным для самой себя облегчением.

— Нет, — покачал головой Пилат. — К сожалению, не можешь.

Он шагнул вперед и рывком содрал с неё рюкзак. Лила отчаянно вцепилась в его лямки, но Пилат стряхнул её обратно на пол, как котенка.

Хоть и мертвые, но его когти вспороли тряпку, словно гнилую. Содержимое рюкзака рассыпалось по полу.

Пилат отбросил рюкзак в сторону, и поднял с грязного бетона книгу. Картинно дунув на переплет, якобы счищая с него пыль, он поплевал на ладонь и протер его.

— «Шим Изуба: Бункер», — прочитал он.

Подняв брови, он взглянул на неё с отеческой улыбкой, как смотрят на нашкодившего детеныша.

Который нашкодил настолько сильно, что наказание теперь неизбежно.

— Ну надо же, а?

— Прости, Пилат…

— Конечно, я прощу, ты не переживай, — успокоил её Пилат. — Тебе ведь есть, чем мне ещё заплатить, правда?

— Конечно, Ободранный, — устало ответила она. — Мне есть, чем заплатить. Но знай, я больше никогда сюда не спущусь.

Ободранный неторопливо и довольно потянулся. Его шкура лопнула сразу в нескольких местах и лохмотьями осела на пол. Хвост вытянулся костяными сегментами, превратившись в длинную белую плеть с жалом на конце.

— Спустишься, — ласково ответил он ей. — Ты вернешься сюда не раз, поверь мне. Я точно это знаю.

Его улыбка растянулась, и шкура на черепе слезла, не силах удержаться на остатках мертвой плоти.

На Лилу Изуба глядел жуткий оскаленный череп. Совсем не похожий на рысий.

Пасть Пилата распахнулась, обнажив многорядье зубов.

Он шагнул к ней.

Лила закрыла глаза.

Будет больно, подумала она. Очень больно.

Она оказалась права. Это было очень больно.

***

Он взял пульсирующий том в руки. Огромный, тяжелый, тот переливался волнами красного, словно свежая кровь. На титульном листе в буквальном смысле горел, разгоняя сумрак, желтый крест. Язычки пламени вырывались наружу, но бессильно опадали, соприкоснувшись с пространством Библиотеки.

Библия. Книга вечности и цикла всех миров. История, повторяющаяся вновь и вновь.

Пилат погладил её, чувствуя исходящий от неё жар.

Она была гораздо, гораздо больше той книги, на которой молились в её родном мире.

Потому что была настоящей.

На самом деле Пилат абсолютно точно знал: ведай распятый философ то, что сотворят с его учением, он бы залез на крест обратно и больше бы не воскрес.

Он нес свет и творил чудеса. Но из него сделали тьму, под именем света. И написали совсем другую историю. Искусственную, чужую, и совсем его не достойную.

Пилат вновь погладил книгу. Он знал её от буквы до буквы. От первого вздоха философа при его рождении, и до последнего при его истинной смерти.

Библия всегда напоминала ему о Флэте.

Пилат Изуба, несколько вечностей назад, был его единственным другом. Больше чем братом и единомышленником. Самым близким ему существом.

Их дружба помогала Флэту жить, в его ненависти ко всему сущему. И помогала ему любить свое творение — расу тери. Это было ещё до Войны, и до того, как в его сердце проникла Ниана Камо.

Однажды, перед самом началом войны, Флэт позвал к себе юного Пилата для серьёзного, как он сказал, разговора.

— Я расскажу тебе историю,