Город богов - Юлиана Суренова

— Не волнуйся, — писец возник неизвестно откуда, словно из-под земли. В его глазах впервые замерцало что-то наподобие интереса. — В этих монетах не меньше золота, чем в любом другом древнем червонце, — его губы растянулись в бледном подобии улыбки. — Но если ты хочешь поменять незнакомые деньги — добро пожаловать, менялы будут только рады выполнить такую работу. Только не обессудь, если новое золото будет хуже и беднее.

Атен вздохнул. Он не хотел ни о чем говорить, боясь еще больше выдать себя.

— Я позову рабов, они перенесут твой товар, — спустя несколько мгновений напряженного молчания проговорил он, обращаясь к горожанину.

— Не надо, — мягко, но решительно остановил его купец. — Я пришлю своих слуг.

— Как хочешь, — караванщик пожал плечами. Все происходившее казалось ему еще более странным и пугающим, чем нынешним утром. — Если так, оставляю вас. Мне нужно успеть еще многое сделать, — он зашагал прочь, но купец остановил его:

— Постой. Нам следует обсудить еще пару вопросов. К какому дню мы должны закупить все необходимое и что ты решил по поводу мяса?

— Сколько мне нужно будет добавить за вяленое и копченое? — собственно, цена не имела для него сейчас никакого значения, когда более всего на свете ему хотелось поскорее отделаться от отмеченного смертью золота, понимая, что бессмысленно убеждать себя, будто деньги — они деньги и есть, и главное как ты их заработал, а не где они были отчеканены.

— Пять золотых, — купец явно завышал цену и даже не скрывал этого. Но караванщик не стал торговаться.

— Хорошо, — он высыпал на ладонь нинтовские золотники, отсчитал и протянул купцу столь поспешно, словно они жгли ему руку. — Сколько дней вам нужно на то, чтобы все закупить?

— Ну… — тот взглянул на писца. Было видно, что поведение караванщика казалось ему все более и более странным. — Три. Но к чему такая спешка…

— Вот, — он добавил еще один золотой. — Но сделай все в срок.

Купцов молча принял деньги. Он растеряно смотрел вслед поспешно удалявшемуся караванщику, не в силах объяснить его поведение иначе как…

— М-да-а, — протянул он. — А я-то думал, что все рассказы Абры не более чем выдумка… Не к добру это…

— К добру, ко злу — не нам решать, — голос писца был низок и тих, как посвист змеи. — Пошли. Нас ждут.

— Я знаю всех горожан, тебя же вижу впервые. Где, снежные духи, Абра прятал тебя все это время?

— Чем меньше ты знаешь, тем лучше, — прошептал тот, а затем, спустя мгновение, добавил: — для тебя, — и Силин мог поклясться, что в его голосе в одно и то же время звучали и издевка, и угроза.

Одно мгновение, и писец, скользнув тенью-невидимкой в сторону священного холма, исчез быстрее, чем купец успел его окликнуть.

Силим же, шепча себе под нос молитвы, однако без веры в то, что они ему помогут, скорее бездумно повторяя слова, чем делая это осмысленно, добрался до крайнего дома, поднялся по крутым ступенькам и, с трудом сдвинув тяжелую каменную дверь, ввалился внутрь.

В комнате, не просто большой, но огромной, казавшейся благодаря царившему в ней полумраку вовсе бесконечной, возле горевшего посреди этой тьмы очага на стуле с высокой остроконечной спинкой сидел жрец.

— Ну что?

— Они знают, — последовал ответ, заставивший спрашивавшего нахмуриться.

— Ты не ошибаешься? — хотя служитель не хотел признаться в этом даже самому себе, он боялся оказаться правым в своих предположениях куда сильнее, чем ошибиться.

— Вот, — купец протянул к нему ладонь, на которой поблескивали в ярко-красных лучах огня золотые монеты. — Я сделал так, как ты велел — заплатил ему данными Хранителем червонцами. Не знаю уж, что за знак на них изображен. Но я уверен: караванщик узнал символ…

— И что же?

— Он испугался. Испугался больше, чем вестников Госпожи Кигаль и слуг Губителя вместе взятых. Как чужак ни пытался, он не смог скрыть того, что эти монеты ему противны. Он стремился поскорее от них отделаться, словно они — само зло… Он знает, Абра — знает… Что бы это ни было…

— Я столько лет боялся… Боялся и ждал, понимая, что, рано или поздно, это случится, — без сил откинувшись на спинку стула, проговорил тот.

— Но если это так важно… — купец нахмурился. — Нельзя сбрасывать со счетов и возможность ошибки. Может быть, он просто лишился ума с радости от заключения столь выгодной сделки… Еще бы, та монета, которой я собирался расплатиться, должна была быть вдвое, а то и втрое дешевле их золотого. А древнее золото, наоборот, дороге, и намного… Лишь безумец может так поспешно и расточительно разбрасываться полновесным золотом… Вот только… Что-то здесь не вяжется… Что-то не так… Но кто они такие? Всего-навсего караванщики.

— Именно, — мрачно бросил жрец. — Караванщики, которые бродят по свету, собирая повсюду всякое барахло, надеясь, что где-нибудь когда-нибудь им удастся найти покупателя. Чтобы продать вещь, им нужно рассмотреть ее, оценить. И они не боятся заглядывать внутрь, читать, узнавая по знакам настоящее значение и стоимость…

— Ты думаешь, им в руки попало то, что ищет наш хозяин? — осторожно спросил старший купец, боязливо озираясь по сторонам.

— Не знаю, — сидевший склонил голову на грудь, — но вполне возможно… Симин, он отказался ждать дня забоя скота?

— Да.

— Это еще раз подтверждает: они знают о жертвоприношении.

— И, сдается мне, куда больше, чем я, — пробурчал купец. Его сжигало любопытство, которое заставило даже позабыть об осторожности: — Абра, а ты… Ты знаешь, что это за рукописи? — купец медлил, чувствуя непреодолимый страх перед тем, что ждало его впереди.

— Нет, — жрец ответил слишком поспешно и резко, чтобы его слова были правдой. Все, чего он хотел — положить конец этому разговору. Его голос заставил брата вздрогнуть, втянуть голову в плечи. — Какое нам дело? Главное, что они нужны хозяину.

— Но зачем?…Брат, ты, конечно, меня прости, но… У меня очень нехорошее предчувствие. Словно мы сейчас продаем не чьи-то чужие, а свои собственные души Губителю…

— При чем здесь вообще Он? Наш хозяин заключил договор не с Ним, а с госпожой Кигаль.

— Владычица смерти Его супруга…

— Ну, это было давно. Вспомни легенды: Она была влюблена, Он жаждал власти… Их союз был сделкой, заключенный на краткий срок. А когда время истекло, Они стали непримиримыми врагами. И случилось это еще во времена Гамеша.

— Но…

— Хватит об этом, — жрец недовольно поморщился, — заботься о богатстве семьи, спасением же душ позволь заняться мне.

— Как скажешь, брат, — вздохнул купец. — И что мы теперь будем делать?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});