Секретная миссия Пиковой дамы - Елена Логунова

— А какие цветы? Подснежники, наверное?

— Не-а, не подснежники! Здоровенные такие, похожи на развернутые фунтики. Сами белые, а из серединки такое желтенькое торчит, вроде куриной лапы.

— Каллы, что ли?

— Фу, что ты такое говоришь! — Вадик даже немного обиделся. — Это очень красивые цветочки! Сейчас, погоди… Ага, вот тут Наташка мне подсказывает, что это орхидеи!

— С ума сойти, орхидеи! — я мечтательно зажмурилась. — Мне еще ни разу в жизни не дарили орхидеи! Неужто у меня завелся тайный поклонник? Вадька, от кого этот букет?

— А черт его знает! Принес рассыльный из магазина «Флоринда», на карточке написано твое имя и больше ничего. Мы с Наташкой, конечно, посыльного этого немножко попытали, но он ничего не знает. Ему что куда велено, то он туда и везет — хоть орхидеи на телевидение, хоть дубовый веник в баню, хоть еловый венок на кладбище! Извини, конечно, — Вадик смущенно кашлянул. — В общем, мы эти твои охри… архи… цветы, в общем! Мы их взяли, в получении расписались, а что дальше с букетом делать — не знаем. Ты их заберешь или как? Может, у тебя на них какие-нибудь виды?

— В смысле?

— В смысле, может, ты планируешь с ними куда-нибудь пойти? — Вадик отчего-то опять понизил голос.

— В гости, что ли?

— Ну, я бы так это не называл…

— Вадька, не темни! — я рассердилась. — Что там за чертовщина с этими цветами? Почему я должна их кому-то нести, они мне и самой сгодятся!

— Ой, лучше не надо! — жалобно попросил Вадик. — Ты нам пока еще живой нужна!

На это я даже не нашлась, что сказать.

— Лен, ты чего замолчала? — встревожился коллега. — Ты там живая? Ленка, не молчи, не пугай нас!

— Вадя, ты сказал, это орхидеи, да? — медленно проговорила я. — Довольно крупные цветы… Вадя, а сколько их?

— В том-то и дело, что две!!!

Я опять немного помолчала, переваривая услышанное. Хорошо, что я не суеверна, но как-то неприятно еще при жизни получить цветы себе на могилку! Вот интересно, кто это меня хоронит?

— Вадька, успокойся, это чья-то дурная шутка, — наконец решила я. — Или в цветочном магазине обсчитались, положили две орхидеи вместо трех. Или посыльный по пути один цветок потерял, привез остатки. Все, забудьте! Я жива и здорова, орхидеи расставьте в вазы поштучно, тогда они будут выглядеть вполне жизнеутверждающе.

Я положила трубку, минутку постояла в задумчивости, пожала плечами и пошла искать Ирку.

Подруга нашлась в комнате со стеклянными стенами, которую Ирка с Моржиком пышно именуют зимним садом, а я называю «склянкой». Скругленный угол придает помещению, которое в высоту больше, чем в ширину, сходство со стеклянной банкой. В «склянке» полно разнообразных декоративноцветущих растений, Ирка с мужем очень о них заботятся, поливают по схеме, окучивают, обрезают, подвязывают и посыпают всякими патентованными средствами.

— Ира, у тебя тут есть орхидеи? — оглядываясь, спросила я.

— Справа от тебя, — сквозь зубы процедила подруга.

В зубах у нее была небольшая резиновая трубочка, известная мне, молодой матери, под названием газоотводной. Через этот микрошланг Ирка скупо плевала какой-то зеленой жижей на большой колючий кактус. Честно говоря, я бы на него тоже давным-давно наплевала! Абсолютно неудельное растение, по-моему, страшненькое и бесполезное, ни полюбоваться им, ни съесть его! Разве что текилу попробовать сделать?

— Ирка, с трубочкой в зубах и в этом зеленом халате ты похожа на ядовитую жабу, — желчно заметила я.

Подруга обернулась и внимательно посмотрела на меня:

— Что с тобой? Палец прищемила или язык обожгла?

— Прости, — мне стало стыдно за то, что я позволила своему раздражению выплеснуться на хорошего человека. — Мне только что сказали кое-что неприятное. Так, говоришь, у тебя здесь растут орхидеи? Где? Вот эти розовенькие в крапинку, да? И впрямь очень милые…

Я развернулась в дверях и побрела обратно в кухню.

— Ты чего хотела-то? — крикнула мне вдогонку Ирка.

— Пока ничего, — не оборачиваясь, вздохнула я. — Лелей орхидеи, положишь на мою могилку.

Ирке мое погребальное настроение не понравилось, она бросила свои кактусы, похромала на кухню и заботливо приготовила для меня сытный завтрак. Горячая яичница с ветчиной и чай с булкой положительно сказались на моем настроении и самочувствии, и со знакомой директрисой ЗАГСа по телефону я разговаривала уже вполне нормальным голосом, без трагических ноток. Директриса записала ФИО интересующей меня особы и пообещала поискать ее в компьютерном архиве.

— Как ты думаешь, может быть, мне натянуть поверх гипса черный чулок? — дождавшись, пока я закончу разговор, спросила Ирка.

Она уже оделась для поездки на кладбище и теперь стояла в прихожей, критично разглядывая себя в зеркало.

— Не слишком ли легкомысленно смотрится эта белая нога? — Ирка ждала совета.

— Ну и что, что белая? Это же у тебя не кружевной чулочек, это гипс!

— Может, мне его черной ленточкой перевязать? — неуверенно предложила подруга.

— Ага, и еловыми веточками обвить! — съязвила я. — Не говори глупостей, при чем тут твой гипс, какая кому разница, какого он цвета!

— Придумала! — не слушая меня, победно воскликнула подруга. — Я на него шапку надену!

— Что ты на него наденешь?! — мне показалось, что я ослышалась.

— Шапку, а что? У меня есть чудесная фетровая шляпа… То есть она была чудесной, пока я случайно не постирала ее в машине с центрифугой, а после этого она потеряла форму и стала похожей на мягкий черный горшок. На голову это теперь надевать нельзя, бомжи засмеют, но на ногу налезет самым милым образом, как раз весь мой гипс и закроет! И голеностопу тепленько будет, и траур соблюден!

Не слушая моих протестов, Ирка отыскала в шкафу нечто, очень похожее на мятое шерстяное ведро, и дополнила свой наряд — длинное черное пальто, меховая шапочка с вуалеткой и один сапог на левой ноге — этим оригинальным аксессуаром. Я пропустила ее в дверях, помогла спуститься по заснеженным ступеням крыльца во двор и дальше за ворота, к «шестерке», закрыла все двери и вернулась в машину.

А когда мы приехали на кладбище, выяснилось, что Ирка могла и не наряжаться соответственно печальному случаю: все равно ее траурного облачения никто не мог увидеть. И не потому, что на заснеженном погосте находились одни усопшие, живые там тоже были, но присоединиться к группе провожающих в последний путь Нику у Ирки не было никаких шансов. Пробираться к могилке, отрытой в промерзшей земле натужно кряхтящим экскаватором «Петушок», нужно было по узкой тропинке, похожей на снежный окоп, причем идущий под уклон.

— Дежавю, — пробормотала огорченная Ирка, взглянув на этот бобслейный спуск из окошка. — Смотрю — и вспоминаю свой исторический полет с заснеженной вершины! Как ты думаешь, я тут пройду?

— На своих трех, считая костыли, точно не пройдешь. Разве что опять на заднице съедешь, — рассудила я. — Но лично мне кажется дурным тоном раскатывать по кладбищу на пятой точке. Представляешь, что подумают о тебе участники церемонии, если ты в этих своих траурных одеждах слетишь к могилке с горушки, как подбитая ворона?

— Ужас, — вздохнула Ирка.

Она почесала ногу под гипсом и снова тоскливо посмотрела на узкий лаз в сугробе:

— Вот интересно, а как же туда добрался Никуша? Неужто съехал в своей домовине, как на салазках?

— Думаю, Никушу в гробу пронесли на руках, — сказала я, выбираясь из машины. — Для этого понадобилось человек шесть, не меньше.

— Погоди! Так, может, ты попросишь этих носильщиков перенести и меня? — воззвала Ирка, видя, что я собираюсь удалиться по тропе.

— Не-а, ты нетранспортабельна: у тебя гроба нет, — отмахнулась я, едва не поскользнувшись на накатанном чужими ногами пути.

Иркин печальный вздох пронесся над черно-белым погостом, как порыв ветра. Даже не оглянувшись, я протопала по тропе к яме, у которой сгрудились люди — человек двадцать, не больше. Кто есть кто, я не знала, потому как не была близко знакома с Никой. Собственно, из всех присутствующих я знала только самого Никушу!

Он лежал в красивом лакированном гробу с медными ручками, как живой, никаких следов повреждений, полученных в катастрофе, не было видно.

Снегопад прекратился, но было очень холодно, набравший силу норд-ост завывал, как сотня наемных плакальщиц, так что даже не знаю, отчего больше слезились глаза присутствовавших — от горя или от ветра. Шубку мою продувало насквозь, а спрятаться в открытом поле было негде — распахнутая могила была не в счет. Ее быстро занял Ника. К счастью, церемония прощания не затянулась, и уже минут через тридцать, так и не перемолвившись ни с кем ни единым словом, я вернулась в машину, клацая зубами.

— Ну, что там? — обиженным голосом несправедливо наказанного ребенка спросила Ирка.