Что скрывает Эдем - Кара Грант

больше кухонного стола! Обещаю, я откатаю настройки назад, как только ты меня спустишь. Только умоляю, перестань! – отчаянно верещала я, когда дракон забрался на одну из сфер и, разложив крылья, с комфортом на ней устроился.

У меня вроде как был адреналиновый передых. Так что, немного успокоившись, добавила большей информативности своим визгам. Чтобы каждый обитатель Пантеона уж точно понял причину предпринятых господином Ферреном дисциплинарных мер.

Надо сказать, гениальную идею прокачки моего питомца подсказала ему Элли. Вернее, ее достижения на почве обучения Курсивчика огненным забавам, в которых он к тому моменту, когда Шон починил робота, более чем преуспел. Кстати, наш аватар оказался работой самого Торнтона Клая. А учитывая нездоровый перфекционизм последнего, что в нашем случае выражалось постулатом «либо работает все, либо ничего», то господин Феррен был вынужден не ремонтировать само устройство, а материализовать собственное.

– Придется создать матрицу, которая перехватит контроль над всеми процессами, – мрачно сообщил Шон, когда мы сидели в мандариновой роще. – Лиза, у тебя есть при себе эфириус? – Та кивнула. – Хорошо. Тогда проблем не возникнет. Но запомни: как только ты окажешься дома, вытащи его и уничтожь. Только наверняка, а не так, как в прошлый раз. Пускай во время техосмотра специалисты гадают, что именно спровоцировало программный сбой.

Элли уже минут десять как благополучно покинула мой рабочий кабинет, а я все еще отдувалась на потеху веселящейся толпе.

– Даниэль! Ну ты-то хоть его образумь! Скажи, что это вышло случайно!

– Я-то сказать могу, но мне никто не поверит, – отозвался он, а дракон снова пришел в движение.

– А-а-а! Только не мертвая петля! – заверещала я, крепче вцепившись в лиловые шейные наросты. В принципе, ребята побеспокоились о моей безопасности и наколдовали удобное седло и даже поводья. Но кому были нужны последние, когда в твоего милого покладистого зверя вселился дух первого писателя Либрума, который любил покуражиться и знал в этом толк! – Курсивчик, нет! Курсивчик, не смей! Стоп! – заорала я.

И внезапно дракон замер.

Надо же… Неужели мне удалось перехватить контроль над фантазией Шона? Точнее, вернуть контроль над своей, но модифицированной.

– Курсивчик, сидеть! Курсивчик, сидеть! Умница… – с облегчением пробормотала я, когда мой зверь снова устроился на одной из капсул. – Хороший Курсивчик, хороший…

Я немного перевела дух и поняла, что мне надоело визжать. Более того, ощущение власти над фантазийным зверем дало возможность посмотреть на ситуацию под иным углом. И тут я подумала: «А почему это мне одной надо отдуваться?» Следующая мысль, мелькнувшая в голове, стала поистине дьявольской: «И почему я должна защищаться, когда могу… нападать?»

Это был очень важный момент, который отложился в подкорке и дал со временем о себе знать. А пока мои губы сами собой растянулись в предвкушающей улыбке, и я громко и четко отдала приказ:

– Курсивчик, фокусируйся на Шоне Феррене! – Голова дракона медленно повернулась, как дуло пистолета. – Пламя! – выкрикнула я, и с удовольствием проследила за тем, как оранжево-красная огненная волна ринулась на любителя пенитенциарных мероприятий.

Шон рефлекторно отскочил в сторону, Даниэль, который стоял рядом, рухнул на пол.

Остальные коллеги либо пригнулись, либо последовали их примеру.

– Это чтобы вам жизнь медом не казалась! – с видом королевы амазонок заявила я. – Что, не нравится, когда дают отпор, а, господин Феррен? Даниэль, милый, а вот и тебе привет, предатель! – весело обратилась к нему я и жестко добавила: – Курсивчик, фокус на Даниэля. Пламя!

– Детка, ты в курсе, что твой фантазийный огонь безвредный! – издевательски бросил Шон, и я не удержалась от не менее едкого ответа:

– В отличие от фантазийных зубов! Курсивчик, фокус на Шона Феррена… Ткни его мордой!

Дракон резко подскочил с насиженного места и, расправив крылья, тараном понесся на моего задиристого кавалера. Но Шон, увернувшись, сумел каким-то образом ухватиться за поводья и, перепрыгнув через ограждение, забрался в седло позади меня.

– Ты же не думала, Карина, что я откажу себе в удовольствии прокатиться? – прошептал он мне на ухо, ближе притянув к себе и окончательно завладев поводьями.

– Вообще-то именно на это я и рассчитывала.

– Врунишка, – усмехнулся Шон и, поцеловав меня в щеку, отдал команду: – Взмывай!

Курсивчик взмахнул крыльями и, уверенно рассекая воздух, направился вверх и вдоль галереи. Когда мы уже отлетели, я увидела две вещи: спину Даниэля, одиноко удалявшегося к себе, и полный обжигающей ненависти взгляд Ирены Масс.

Эту ночь мы провели у Шона. Дистанция… Она по-прежнему ощущалась между нами. Шон не любил засыпать в крепких объятиях, лаская и обнимая друг друга. Но перестал отворачиваться, когда я к нему прижималась, и даже стал позволять сворачиваться калачиком и класть ему голову на грудь. Иногда его рука, будто бы невзначай, падала мне на бедро, и это было показательно, слова могут обманывать, реакция тела – никогда. С улыбкой на лице и под стук его сердца я проваливалась в объятия Морфея, ощущая себя в безопасности. Ведь рядом был человек, которому я доверяла.

История с Элли заставила Даниэля немного приободриться. Перед глазами так и стояла его поникшая спина, когда он уходил в свою капсулу, чтобы не видеть нас с Шоном. Счастье других волей-неволей навевает мысли о несчастье собственном, и мне было жаль, что я ненароком напомнила приятелю об утрате. Однако скоро мне удалось помочь ему выбраться из депрессии и наладить жизнь. Пускай и с риском для собственной.

Это случилось на следующей неделе. Во время моей презентации. Я доделала шатер воспоминаний и готовилась его презентовать миру.

– Ты очень быстро работаешь, Кара, – довольно сказала Кристина, когда мы обсуждали с ней детали предстоящего мероприятия за чашечкой кофе. – Особенно для новичка. Обычно на реализацию одного проекта отводится месяца три, а ты выдаешь их каждые тридцать дней. Похвальное рвение. Если так пойдет и дальше, скоро получишь самостоятельность.

– Спасибо, Кристина, мне очень приятно, – просияла я, а куратор тепло улыбнулась.

– Господин Штольцберг вчера мне сообщил, что, если презентация пройдет успешно, ты можешь подняться на этаж выше, хотя формально будешь оставаться членом нашей группы.

Я нахмурилась.

– И что это означает?

– Карьерный рост, дорогая, карьерный рост. Тебе по-прежнему будут поручать соцзаказы в рамках нашего направления, раз уж у тебя так хорошо все пошло, но могут предлагать и побочные проекты. Но ты уже будешь сама разбираться с заказчиками.

– Ой, Кристина, спасибо! Я так рада! Словами не передать.

– Знаю. Но расслабляться рано, все будет зависеть от презентации.

Я очень надеялась, что она пройдет отлично. Шатер воспоминаний не был таким же масштабным проектом, как зеркальное пространство, но сама технология, по словам Шона, могла иметь интересные вариации. Воодушевленная, я прохаживалась по галерее творцов, разглядывая лица писателей, будто тем самым наведывалась в гости к добрым друзьям.

– Удивительное место, – мягко сказала я, когда Шон снова застал меня за этим занятием. – Оно меня так и манит. Понимаю, почему ты приходишь сюда подумать.

Мой собеседник промолчал.

– Знаешь, я мечтаю, чтобы и мой портрет однажды появился на этих стенах. Это все равно что дотянуться до звезд. Сделаю все ради этого.

Шон меня обнял и притянул к себе.

– Мечтай не о том, чтобы оказаться в их числе, Мандариновая девочка, а чтобы совершить что-то выдающееся, – тихо сказал он, заглянув мне прямо в глаза.

– А разве это не одно и то же? – удивилась я, а Шон пожал плечами.

– Время покажет. Собирайся, тебя уже все ждут. – С этими словами он меня нежно поцеловал в макушку, и мы, переплетя пальцы, направились к лифту.

Поднялись на крышу Пантеона, где собрались чуть ли не все его обитатели. Как мне показалось, писателей было больше, чем во время демонстрации зеркального пространства. В Древнем Риме бытовала поговорка: «Хлеба и зрелищ». В случае первого фантазийные мандаринки не могли конкурировать с нормальной едой, но что до второго… шоу с моим участием проходили отменно.

Вот и сейчас я сидела в своем роскошном белоснежном шатре на мягком меховом коврике. Мечтательно улыбалась и напевала мелодию из музыкальной шкатулки, которую обожала в детстве. Я была в особом благостном, сентиментальном настроении, и формула материализации